Своими щупальцами-проводами он входил в каждую квартиру, заводской цех и банковский офис.
Для всей этой системы он являлся командным устройством. Диспетчерским пунктом. Мозгом гигантской, раскинувшейся на огромном пространстве сети. Полновластным ее хозяином.
Он вдруг понял, что может отдавать ей приказы. Только не словами. А образами, создаваемыми в своей голове.
Он сосредоточился, напрягся, нарисовал в своем сознании ситуацию, которую хотел получить, и, задержав дыхание, послал эту мысленную картину в необходимую точку подвластной ему стальной паутины.
В ту же секунду, с верхушки высоковольтной опоры, сорвался голубоватый разряд и ударил в ближнюю березу. На высоте человеческого роста на белом стволе полыхнуло бледное пламя, береза надломилась и с хрустом рухнула в траву.
Все произошло именно так, как он хотел.
Он почувствовал, стоит ему пожелать, напрячь свой мозг и идущие по всем этим проводам потоки загадочной электрической энергии, выполнят любой мысленный приказ. Сорвутся с поверхности металлического проводника и ударят бешеным голубым разрядом в любое место. В дерево, в постройку, в автомобиль, превращая их в горящие факела.
По его воле, электромагнитные колебания могут закружиться в холодном огненном клубке, который ученые именуют шаровой молнией, и, превратить летящий пассажирский лайнер в гигантскую горящую птицу. Он был способен сжать поток бешеных электронов в огненную точку и прошить насквозь многометровый слой высококачественного бетона, защищающего атомный реактор.
Подвластная ему энергия могла и с человеком сделать все, что угодно. Отправить на несколько минут в бессознательное состояние, без особых последствий, или навсегда превратить в небольшую кучку серого пепла.
Он раскинул руки в стороны и ощутил, как они гудят под напором идущей через них энергии. Он вздохнул насыщенный озоном воздух и рассмеялся.
Так он стал
Не тем, кто, надев резиновые перчатки, ремонтирует провода и электрощиты.
А тем, кто властвует над Электричеством.
36. Пожар
Они сидели на половине Ненарокова и пили чай.
Сам Профессор, Полина Николаевна, Женя Ожерельев и Бебут.
Темнота за окнами была еще не полной. Но лампу под зеленым абажуром с эполетовыми кистями уже пришлось включить.
Не весело было за столом.
– Эх, потеряли завод! – вздохнул Роман Григорьевич. – Хозяева!
– Да, ты что-то Полина перемудрила. – осторожно произнес Ермолай. – Чем Таймырская нефтяная компания лучше «Севернефти»? И те и другие – чужаки…
– Ну, это еще не факт, что завод ТНК достанется… – взглянула в темное окно Теплинская.
– Ты ж сама документы показала… За невозврат кредита завод переходит в собственность Сбербанка, а тот передает его во временное управление Таймырской нефтяной кампании… Так? – спросил Бебут.
– Так. – кивнула Полина.
– Ну, ведь ясно же, что ТНК из своих рук его уже не выпустит. Сама его и купит. Разве не так? – попытался разъяснить не совсем понятную для него ситуацию майор.
– Нет, не так. – сказала Теплинская.
– А как?
– В том экземпляре договора, который находится в Сбербанке, днем перехода завода в собственность банка в случае невозврата кредита указан не вчерашний день, а послезавтрашний… Это, Татьяна постаралась… А завтра кредит банку будет возвращен. Деньги уже накоплены на одном из счетов. Так что, у банка никаких претензий к «Тепонику» по поводу невозврата кредита не будет. Завод, как принадлежал мне, так и будет принадлежать…
– А как же договор с ТНК? – поинтересовался удивленный Бебут.
– Это составленный Татьяной проект договора. ТНК он не подписывался.
– То есть это фикция? Подделка? – уточнил Ермолай.
– Да. – подтвердила Теплинская.
– Полина, ты в своем уме? – майор поднялся со стула и подошел к окну. – Твоя афера выяснится очень скоро… И тогда Крышковец с Дроздецким снова возьмутся за тебя… Без всякой жалости! И тогда уж тебе не вывернуться!
– Это еще неизвестно… – невнятно проговорил, жуя сыр, главный механик.
– Чего ж неизвестно? Когда Крышковец с Дроздецким узнают, что их просто обманули, как детей, думаешь, они вас в покое оставят? Смешно на это надеяться! – дернул свою бороду Ермолай.
– По-разному может получиться… На каждую мышку есть своя кошка. – заметил Женя, встал и направился из комнаты. – Пойду еще сыра принесу…
Бибам – бра-а-амс! Бибам – бра-а-амс! – мягко пропели из сумрачного угла напольные часы.
Под зеленым абажуром с эполетной бахромой повисло невеселое молчание.
Наконец, Роман Григорьевич произнес, обращаясь ко всем сразу:
– Неужели ничего нельзя сделать?
Бебут пожал плечами.
– Всегда что-нибудь можно сделать… – негромко заметил, возвращаясь из кухни Ожерельев.
И в это время они услышали, как кто-то идет по коридору. Шаги были тяжелые и спешные.
Находящиеся в комнате обернулись к дверному проему. В его белой раме стоял Семен Сергеевич Лапкин. Он тяжело дышал.
– Пожар! – с трудом переводя дыхание, сказал он. – Охотничий домик горит…
Все поднялись со своих мест.
Охотничий домик, действительно, горел.
Стекла второго этажа, где помещались жилые комнаты были разбиты и из них поднимался к вечернему небу угольно-черный дым. В угловом окне пытался выбраться наружу бордовый язык пламени, но его загоняли обратно напряженные струи, бьющие из пожарных брандсбойдов..
Кованые ворота были распахнуты.
Сверкающий красной эмалью тяжелый пожарный ЗИЛ, вывернув рубчатые колеса, стоял прямо на желтой клумбе. От его бортов тянулись в сторону здания длинные брезентовые рукава.
Вокруг здания суетились фигуры пожарных, напоминающие своими негнущимися костюмами и блестящими шлемами с защитными экранами из термически стойкого стекла водолазов, покинувших по тревоге свои водные глубины.
Дроздецкий и Крышковец стояли за оградой у черного внедорожника и, словно загипнотизированные, смотрели на Охотничий домик.
Бебут наблюдал за пожаром, стоя у открытой двери своей «Волги».
Полина, Роман Григорьевич, и Лапкин подошли ближе к решетчатой ограде дома, а Женя Ожерельев был где-то за пожарной машиной.
Ермолай почувствовал на руке слабый холодный укол. Это была дождевая капля. Он запрокинул лицо вверх. Там было почти черно. И все-таки, смутно различалось движение гигантских клубящихся масс.
В этот момент все озарилось ослепительным цинковым светом. А прямо над головой сорвался с неба и тысячетонной лавиной покатился на землю громовой раскат. Ермолаю даже показалось, что на долю секунды его колени подогнулись и он, защищаясь от летящего сверху могучего нечто, присел. Скорее всего, это движение произошли только в его сознании, но, ему стало неловко, и он инстинктивно огляделся по сторонам, не заметил ли кто его слабости.
И тут он увидел, как блестящий корпус внедорожника оплетают многочисленные и мелкие, словно листья древесного паразита – павилики, маленькие голубые язычки пламени. Они бежали по полированному металлу беззвучно и, как будто, не причиняя ему никакого вреда. Стоящие рядом с машиной Дроздецкий и Крышковец, увлеченные пожаром, их и не замечали.
