Хвостек еще раз бросил взгляд на окрестность, плюнул с башни, словно бы на весь мир, и тоже начал спускаться.
В избе Брунгильда прохаживалась большими шагами взад и вперед.
— Дети не могут, не должны оставаться здесь… — говорила она. Хвостек как раз в это время входил в избу.
— Отчего б им и не остаться? — спросил он. — Хочется разве тебе, чтобы попали они в руки проклятой черни, убили чтоб их? Нет, они здесь более безопасны, чем за стенами замка!
Сыновья припали к материнским ногам, прося позволения остаться.
Рассердившись, княгиня топнула ногой.
— Нет, — сказала она, — нет! Еще сегодня спрашивала я ворожей, глядела на небо, все предвещает близость опасности… Никто не хотел верить, что кметы сегодня зажгут огни, а вот же зажгли их… Оправдается и все остальное… Я больше знаю… мы погибнем! Пусть же они остаются живы, чтобы было кому отомстить кметам…
Хвостек бесился, княгиня выходила из себя, они чуть было не подрались; князь, впрочем, отступил первый, опустил голову и проворчал сквозь зубы:
— Будь, что будет!
Княгиня велела сыновьям снаряжаться в дорогу. Мухе приказано было готовить лодку. Молодым людям пришлось сменить княжескую одежду на простую сермягу, а меч спрятать под нею. Оба горько плакали… Но решимость матери была непреклонна; волей-неволей приходилось повиноваться.
Хвостек молча прижал сыновей к груди.
— Пусть хоть до завтра побудут… — проговорил он.
— Нет, нет… ни одной минуты; завтра нас окружат со всех сторон…
Парни молчали. Недовольный Хвостек, глядя на них, ворчал себе что-то под нос.
Княгиня вышла и сейчас же вернулась с обвязанною каким-то тряпьем головою, в плаще из простого сукна, небрежно накинутом на плечи.
— Я провожу вас до того берега, — сказала она, — пока не сядете на коней, я буду с вами…
Она обоих поцеловала.
Хвостек молчал. В открытое окно повсюду виднелись огни.
— Видите, — проговорила Брунгильда, — это означает войну… Быть может, завтра она начнется… Замок будет обороняться… Возьмут его и дом — останется еще башня… Один, два, три месяца можно прожить в ней… Спешите к деду и возвращайтесь с помощью… скорее…
Она перевела дух.
— А если бы и нас, и башни уже не было… отмстите за смерть отца с матерью… не жалейте этого жалкого, змеиного племени!
Хвостек настаивал на своем.
— Они никогда столба не разрушат, — проговорил он. — Являйтесь с саксонцами, осаду мы выдержим…
Сыновья еще раз припали к ногам родителей и, следуя приказанию княгини, вышли из избы… Сейчас же у самой башни стояла лодка. Муха с другим сильным мужчиной сидели в ней. Брунгильда первая заняла место, за ней вскочили и сыновья. Хвостек стоял на берегу… Лодка отчалила…
Поздно вернулась княгиня… Глаза ее были заплаканы; расставаясь с детьми, она долго рыдала… Хвостек уже спал. Она же неподвижно просидела до самого утра. На следующий день, после первой обычной смены, часовой, стоявший на башне, доложил, что кругом царит тишина, ничего особенного не видно, не слышно…
Хвостек торжествовал.
— Не посмеют, — твердил он, — не посмеют…
И следующая ночь прошла спокойно. Часовой по-прежнему ничего не заметил. Вечер настал, тишина продолжалась. Княгиню пугало это затишье пред бурею; Хвостек повторял: не посмеют.
Вдруг часовой протрубил раз, другой, третий. Все поднялись на ноги. Слуги повыбежали из сараев… Работники собрались на двор… Смерды засуетились… У опушки леса вдали что-то чернело; огромная, бесформенная масса, медленно колыхаясь, направлялась к замку…
— Кметы прямо на нас идут! — кричали испуганные смерды.
Хвостек и жена его испугались. Лица их побледнели, стали такими же мертвенными, как трупы несчастных князей, которых еще недавно волокли из той же светлицы на двор. Князь велел налить себе меда, выпил и кубок швырнул далеко от себя.
— Эй, люди, на насыпи! — крикнул он. — Мост поджечь!
В одно мгновение толпа княжеских слуг бросилась исполнять отданное приказание. Мост подожгли, пламя быстро его охватило, дым столбом поднялся к небу. Башня, замок и все строения осветились зловещим светом: казалось, и самое озеро загорелось… Наконец, огонь начал ослабевать, и вскоре все опять погрузилось в непроницаемый мрак. Подобная перемена нагнала на Хвостека еще больший страх.
Кто мог знать, что несет с собой эта страшная толпа?
Хвост долго стоял на одном месте… Наконец, по-видимому, жизнь снова в нем закипела, он крикнул на своих людей. Теперь только посыпались приказания одно за другим.
В эту минуту по двору что-то промелькнуло, направляясь к озеру… Маленький человечек сел в крошечную лодку, похожую на ореховую скорлупу… Вода расступилась, заколыхалась и лодка исчезла… Зносек с остриженною головою, с простреленным глазом, лежа почти недвижимо в своей скорлупе, руками рассекал воду, скользя по ее поверхности… Без шума, без плеска он подвигался вперед, точно влекомый какой-то посторонней силой. Добравшись до противоположного берега, он спрятал лодочку в камышах, выполз на сушу и мгновенно исчез.
Так прошла ночь. Зарумянилось небо на востоке, осветив землю, всю окутанную в туман, словно в саван… С насыпей ничего нельзя было различить… Но вот потянуло ветром, туман понемногу стал расползаться. Сторожившие на насыпи вдруг увидели перед собой живую стену голов, тут же с ней рядом другая, третья и так далее, без конца… Впереди всех Мышки и старшины…
Хвостек взошел на башню… Он считал, считал… не мог сосчитать даже и маленькой части этой многоглавой стены.
— Пусть стоят… разойдутся! — думалось ему.
Куда ни глядел князь, всюду знакомые лица: там стоят братья тех, которые пали по его приказанию, тут — сыновья утопленных в озере, дальше — те, что с Мышками были в гостях у него… Несметная, грозная толпа неподвижна, она только смотрит на столб, как бы желая уничтожить его глазами.
— Пускай наглядятся всласть! — проворчал князь и спустился с лестницы.
У подошвы башни пьяные смерды расставляли людей, стараясь их ободрить:
— Это грубая чернь, а не воины, все они трусы… Плуг бы им в руки вместо оружия…
Брунгильда вышла из светлицы, огляделась кругом и закрыла лицо руками. Хвостек старался смеяться, но бледность выдавала то, что он чувствовал.
Вокруг замка — удивительно! — ни крику, ни голоса человеческого не слышно! Между тем осаждающие, хотя незаметно, но подвигаются все ближе и ближе вперед… Одни несут на плечах небольшие лодки; другие связывают бревна и пускают их на воду… Князь велел готовить пращи и луки.
Солнце взошло, все радостно осветилось. Теперь только послышались голоса Мышков:
— Вот тебе твой последний день, поганый ты Хвост! Поклонись солнцу, простись с ним, больше уж его не увидишь!
Между тем князь словно и думать забыл об опасности. Сев на скамью, он осушал чарку за чаркою… На той стороне у берега, куда только глаз хватает, выстроился целый ряд лодок, точно выросших из воды; около них толпились люди… Вот и отчаливают… Лодка прикасается к лодке; один ряд следует за другим… Этот лес лодок все приближается… Немного уж остается до самых насыпей…
Бывшие на насыпях все поднялись… С обеих сторон раздался ужасный крик, от которого земля задрожала… Стая ворон, испугавшись, поднялась со столба и умчалась в пространство…
Посыпались стрелы. Засвистели в воздухе камни, причиняя вред и той, и другой стороне… Полетели на осаждающих целые стволы, давят они людей, сбрасывая их в воду, и при каждом удачном ударе на насыпи
