вождь. Никто не осмелился отказать ему в повиновении. Он, впрочем, обладал такою силою, таким громадным влиянием, что в случае отказа сумел бы заставить молчать непокорного.
Тогдашнее вооружение полян едва достойно этого слова. Поляне не любили войны и хищниками никогда не были: они спокойно занимались хлебопашеством. Необходимость защиты принудила их подумать о вооружении, но оно было крайне бедно.
Железное оружие имели лишь весьма немногие, то же и относительно медного; по большей части каменные молоты и топоры, луки, пращи и палки составляли все их вооружение. Кусок древесной коры заменял собою железный панцирь, а щит, покрытый одной или двумя звериными шкурами, считался уже украшением, роскошью. Секиры и ножи, у кого они были, привязывались к кушаку или к седлу.
Слуги и челядь шли пешком; одни только старшины, кметы да старшие из дружинников были на лошадях. Всадники ради защиты на колпак свой надевали металлическое кольцо, а на плечи металлические круги.
Каждая семья предводительствовала своей дружиной, не отличавшейся особенным расположением к войне, тем менее к выполнению приказаний. Угрозами и страхом приходилось сдерживать их. Добек осматривал ополчение, собирал его, устраивал, а непокорных палкой заставлял молчать и повиноваться. Раз принявшись за дело, он до тех пор не ел, не пил, не спал, пока не приводил все в порядок. Добек любил воевать; он только тогда дышал свободно и бывал доволен собою, когда сидел на лошади, вооруженный копьем. Глаза его смеялись тогда, губы от восторга дрожали.
Вечером Добек во все концы разослал отборных, ловких людей с целью разведать, где находятся в данную минуту враги. Лишь добыв об этом точные сведения, он намеревался тронуться с места своими силами. Дожидаясь посланных, он несколько отступил от озера и расположился лагерем в лесу, чтобы дым и огонь костров не навел невзначай на него неприятеля.
XXIII
Посланные вернулись с известием, что немцы с каждым часом подступают все ближе. Их даже видели издали, сосчитать только было трудно. А немцы, действительно, шли вперед, уничтожая все на своем пути: людей забирали в плен, дома предавали огню, захватывая с собою все, что удобно было нести; после них оставались груды развалин и пепла.
Защиты нельзя было откладывать: каждый день стоил жизни громадному числу мирных кметов с семействами, не говоря уже об имуществе, расхищавшемся и гибнувшем от огня. К сожалению, дружину пугали страшные полчища вооруженных немцев, с которыми трудно было бороться. В виду всего этого, Добек решился напасть на врага ночью, когда тот расположится для отдыха.
Предводительствуемые Добеком кметы со своими дружинами тронулись в путь лесом. На второй день пути, в глухой чаще, встретилось им большое количество женщин, стариков, детей и больных, успевших укрыться здесь со всем своим скарбом от наступавшего неприятеля. От них-то узнали, что много народа захвачено в плен, и что во главе поморцев находятся Лешек и Пепелек, которые, опьяненные местью, безжалостно вешают каждого попавшегося им в руки кмета.
Плач бедных женщин, детские стоны, унылый вид стариков хотя и напугали дружину, но вместе с тем и возбудили в ней жажду возмездия.
Несчастные беглецы рассказали, что своими глазами видела много людей, с ног до головы покрытые железом, с каменными щитами в руках, от которых стрелы отскакивали, не причиняя им никакого вреда. За этими щитами немцы чувствовали себя, как за каменной стеной.
Добек обрадовался, узнав, что враги после каждого нападения на хижину кмета всегда напивались пьяными и потом засыпали крепчайшим сном… Случись напасть на них во время подобного состояния, расправа оказалась бы крайне нетрудной.
Один старик предложил провести их ближайшим путем к неприятелю. Добек с дружинами оставался в лесу до заката солнечного; двинулись с места лишь поздним вечером. Ночь была безлунная, небо покрылось тучами.
Долго шли по самому краю леса. Наконец вдали показались гаснувшие костры.
Нетерпеливо поскакал Добек вперед, желая по числу их составить хотя бы приблизительное понятие о количестве неприятеля, но костров было так много, что Добек устал считать; к тому же ему хотелось как можно скорее кинуться в битву.
Лагерь поморцев, если бы у них нашлось и немного вещей, похищенных у кметов, все-таки представлял лакомую добычу для дружины Добека. Поморцы были народом, каждый член которого одновременно совмещал в себе и воина, и торговца; в их стране можно было встретить все, что только производил тогдашний мир.
В Винеде они меняли свой мех и янтарь на железо, там же доставали мечи, сукна и другие товары, привозимые в Винеду купцами с юга, запада и востока. Хотя поморцы все еще говорили на славянском наречии, но сердца у них были немецкие. Ради добычи они готовы были служить каждому, жечь, убивать даже и братьев родных. Зверская дикость и жадность были единственными их двигателями.
Теперь они лежали у костров и отдыхали после целого ряда убийств, сожжения бесчисленного множества домов. Под защитой леса, озера и окружающих их болот они считали себя вполне безопасными. Часовых не было. У огня в небольших котлах варился ужин; мечи и щиты лежали беспорядочно сложенными на земле. Сняв кушаки, железные покровы и шишаки, поморцы отдыхали от кровавых трудов.
Лежа, они громко пели; песням их вторили ужасные крики и стоны.
Дикие воины жестоко обращались с женщинами и детьми, которых, поймав, уводили с собою. Вблизи видна была толпа людей, связанных по рукам и по ногам: несчастные казались истерзанными, голодными, никто не бросил им даже куска черствого хлеба. Женщины держали на руках мертвых своих детей… Живые и мертвецы — все было здесь перемешано… Ужасное зрелище!
Подкрадываясь ближе и ближе к отдыхающему врагу, люди Добека среди пленников узнавали своих; это бесило их, они закипели гневом. Немного поодаль виднелась ставка кашубов и немцев, вооружение которых было гораздо слабее. Саксонцы расположились совсем в стороне. Они окружали небольшой холм, на котором в шалаше отдыхали Лешек и Пепелек.
У полян было довольно времени для того, чтобы внимательно рассмотреть врагов. Те из них, что лежали у самого леса, криком своим заглушали шаги приближавшихся к ним полян. Теперь всего лишь небольшое пространство отделяло Добекову дружину от становища поморцев. Уяснив себе достаточно расположение последнего, Добек велел своим людям, прежде чем напасть на врагов, окружить их со всех сторон, чтобы таким образом не допускать никого спастись бегством.
Все устроилось согласно желанию вождя; с одной только стороны нельзя было окружить поморцев, иначе они преждевременно открыли бы угрожавшую им опасность.
По приказанию Добека одна из дружин должна была немедленно подобраться к пленным и разрезать им путы; предполагалось, что и они в состоянии будут оказать посильную помощь.
Когда все было как следует подготовлено, Добек с мечом в руке стал во главе своей собственной дружины и велел трубить в рог — условный сигнал, что время броситься на врагов.
Поморцы, хотя и услышали этот звук, но им показалось, что кто-нибудь из своих трубит; они не тронулись с места.
Вдруг из лесу выбежали поляне и кинулись на поморцев как раз в то время, когда последние еще не успели схватиться за оружие.
Ужасный крик огласил воздух, крик, одновременно вырвавшийся из тысячи грудей… Началась ужасная резня.
Освобожденные пленные, даже женщины, душили недавних мучителей… Только те из врагов, которые отдыхали по ту сторону луга, успели привстать и вооружиться; но среди царившей суматохи они толпою бросились бежать кто в лес, кто к озеру — хотя отовсюду появлялись кметы, нанося смертельные удары.
Однако к холму, где стояли князья со своей дружиной, не так-то легко оказалось пробраться. Немцы, заметив, что поморцы в опасности, бросились было к ним на помощь, но опоздали. Поморцы один за другим
