которых Пяст расхаживал взад и вперед, внимательно следя за работой. Доман, таким образом, встретил здесь слишком много свидетелей и принужден был искать менее людного места, откуда удобнее было бы проскользнуть на остров.
Наконец к вечеру Доман и его спутники нашли подходящее место. Тут, среди кустарников, оставили они своих лошадей. Рыбаки дали им лодку, и Доман в сопровождении пяти коренастых парней переехал на остров, заранее объяснив слугам, что предстояло им делать.
Лодка причалила к берегу сзади храма, где редко кто останавливался. Спрятав лодку в густых камышах и оставив людей дожидаться, Доман направился к Визуновой хижине.
Визун, как только заметил приближавшегося Домана, протянул к нему обе руки, потому что он крепко любил своего воспитанника и рад был видеть его у себя. Визун не сомневался, что Доман приехал на остров с единственной целью навестить Добека, который, хотя еще не вполне оправился, все же с помощью палки мог выходить из избы и сидеть перед хижиной.
Когда молодые люди остались наедине, Доман откровенно признался другу в своем намерении.
— Заведи, — сказал он, — со стариком разговор, и коль скоро услышишь ты крик или шум, то старайся все так устроить, чтобы старику невозможно было сейчас же за мною погнаться. Тем временем я успею отчалить от берега… Я дам за нее выкуп, какого только потребуют, но взять ее должен. Я купил ее ценою собственной крови!..
Вечерело. Доман направился в храм, где рассчитывал встретить Диву.
Дивы, однако, там не было.
Доман искал ее в храме, в садике, по всему острову, — спросить про нее он боялся, — Дивы и след простыл. Наконец после долгих поисков, он увидел ее на берегу озера. Сперва было Дива хотела бежать, чтоб не встретиться с Доманом с глазу на глаз, но он так ловко заступил ей дорогу, что красавице не пришлось от него увернуться.
Дива остановилась, желая тем показать, что вовсе его не боялась. Доман ближе к ней подошел. Как раз почти у того же места, в камышах, стояла и лодка.
— Я приехал сюда за Добеком, — начал весело кмет, — но он, бедняга, все еще болен. Нехорошо же вы за ним ухаживаете.
— За ним присматривают Визун, Нана и я, — ответила Дива. — Но его ударили ядовитым копьем, и потому он так медленно поправляется.
— Моя рана, хоть была и в груди, а зажила гораздо скорее!
Дива потупила взор и молчала. Доман подошел к ней еще ближе; она отшатнулась назад… На лице ее выражался ужас и предчувствие близкой опасности…
В нескольких шагах от себя Доман увидел голову одного из привезенных им слуг, который осторожно высматривал, кто приближается.
Как раз в ту минуту, когда Дива намеревалась спасаться бегством, Доман бросился к ней, поднял с земли и, не обращая внимания на то, что Дива звала на помощь, быстро понес ее в лодку.
Слуги его уже были готовы отчалить. Домам вошел в воду, держа на руках Диву, ломавшую руки, вскочил с нею в лодку и приказал как можно скорее грести…
Дива заливалась отчаянными слезами, но усилий не делала, чтобы вырваться из объятий Домана. Она упала на самое дно лодки и закрыла лицо руками.
Крик Дивы, видно, услышала Нана, потому что сейчас же пришла на берег. В то время лодка была уж далеко от острова. Старуха ничего не могла разглядеть, кроме лодки.
Прибежал и Визун. Хитрый старик без труда догадался, в чем дело. Вне себя от злости, он поднял вверх палку, угрожая ею удалявшимся… Но было уже поздно!
Доман ночью привез невесту на другой берег. Она плакала, молчала упорно, не смотрела на Домана, но противиться, не противилась. Все, что с нею случилось, сочла она за веление судьбы. Доман посадил ее на лошадь и поскакал с нею, но не к себе, а в Вишеву хижину, хотя не говорил ей об этом.
Из родительского дома он хотел взять свою будущую жену, чтобы никто не посмел сказать впоследствии, что он исключительно владел ею силою. Когда на следующий день Дива сквозь слезы увидела знакомый ей уголок родной земли, губы ее засмеялись, глаза повеселели. Кротким, тихим взглядом поблагодарила она Домана.
Утро было холодное, ясное. Они остановились у ворот. На дворе у колодца стояла Живя с другими женщинами. Людек виднелся в дверях, приготовляя охотничьи приборы. Когда появился Доман с женщиною, лицо которой было закрыто платком, все к нему бросились.
Дива, соскочив с лошади, забыла обо всем происшедшем и растроганная, но счастливая, здоровалась со своими родными. Обе сестры кинулись друг другу в объятия, брат расспрашивал о случившемся…
Доман между тем приблизился, в свою очередь.
— Людек, брат мой, — сказал он, — я привез тебе сестру, судьба предназначила ее мне… Она должна быть моею, но я хочу ее взять не иначе, как из твоих рук, из-под кровли отцовской… Вот благослови нас, а там сыграем и свадьбу!
Дива одновременно плакала и смеялась… Людек и младший его брат ударили с Доманом по рукам…
Вскоре прибыли сваты, назвали гостей, приехал красавец-жених, сыграли свадьбу, а гости семь дней ели, пили, прыгали, веселились…
И я там был, мед, пиво пил, — потому ведь каждое сказание должно же этим оканчиваться!
ПРИБАВЛЕНИЕ
Легендарные предания
Трудно, а иногда почти невозможно, рассказать первые годы жизни ребенка. Не менее трудно передать и о первых днях развития народа, потому что они не имеют наблюдателей, которые сумели бы сохранить воспоминания в поучение будущим поколениям. Подобно тому как дитя сейчас же после рождения растет, развивается с быстротой изумительной — и народ, обладающий еще непочатым запасом энергии, развивается так же быстро, готовясь к роли, заранее судьбой ему предначертанной.
Ничего нет труднее, как поднятие завесы, покрывающей первые годы жизни целого народа. Эти минуты очень мало оставляют следов и памятников. Аналогия, сравнение, некоторые незыблемые законы развития, общие всему человечеству, позволяют нам строить кое-какие соображения о первых днях жизни польского народа.
Из отдельных семейств созидаются роды, племена, гмины, наконец, целый народ, но сущность этой формации, перехода от части к грандиозному целому, не дается нам в руки, мы не можем проследить постепенность такого процесса. Эмбриология народа навсегда останется только вероятностью, гипотезой.
История славян вообще долгое время покрыта туманным покровом: никто их не знает, никто не говорит о них. Среди подобного исторического безмолвия лишь некоторые неясные указания дают нам возможность догадываться, что славяне существовали в прежние времена на тех же землях, на которых впоследствии являются в виде множества мелких племен одной крови, одного языка… Иногда причисляли их к другим, совершенно им чуждым национальностям, иногда игнорировали и самое их существование.
Геродотова Скифия — это ведь славяне в пеленках, но мы это чувствуем только, — веских доказательств у нас нет. Германия Тацита точно так же захватывает собою и славянские земли. Это имеет свое значение.
В то время, когда другие народы всеми силами добиваются славы, славяне желают мира, живут спокойно и у домашнего очага находят все, что составляет содержание их жизни.
Первое появление славян в истории вполне соответствует их доисторическому прошлому.
Вот первое свидетельство о бытии славян на земле. Первое это появление славян в исторической роли проникнуто чем-то мифическим.
Около 629 года записывает Феофилакт Симоката: 'Прошедшего дня королевская стража поймала трех
