— Хорошо, Володя, я твоему слову верю. Иди теперь умойся, приведи себя в порядок. Сейчас будет горн.
Относительно умывания — разумный совет: Володя Смирнов прошел мимо Костиной двери красный, распаренный, вытирая обеими ладонями слезы со щек и подбородка.
Почти тотчас же после ухода Володи прозвучал горн — к обеду.
После обеда на скамейку рядом с Костей подсел начальник лагеря:
— Ведь вы до вечера остаетесь? Знаете, мы хотели вас просить... Теперь у нас будет тихий час, потом полдник, а потом мы соберем ребят — старших, конечно, и вы с ними немножко побеседуете. Хорошо?
— О чем?! — испуганно спросил Костя.
— Ну, как же, вы фронтовик, поделитесь своими воспоминаниями... Ребятам будет очень интересно. Так пожалуйста. Часов в шесть. Вы до этого и погулять и отдохнуть успеете.
Дежурные, убрав посуду, стали разносить конфеты, выдавая каждому по одной. Оставшиеся в коробках были пересчитаны. Потребовался нож — звеньевая стала резать конфеты на мелкие доли.
Костя тоже получил свою порцию — целую конфету, полконфеты и четверть конфеты. Светлана сидела за стог лом напротив, перед ней тоже лежала маленькая шоколадная пирамидка.
— Это ты устроила? — грозно спросил ее Костя, шепотом, чтобы не услышали девочки, вытиравшие клеенку через несколько столов от них.
Остальные ребята уже разошлись по спальням, наступал тихий час.
— Нет, не я, — ответила Светлана. — Ведь это ваши конфеты.
— Я не про конфеты! Я про беседу с, фронтовиком.
— Ах, беседа? Ну что ж такого! Побеседуете. Мальчики интересуются. Они сами просили старшего вожатого и начальника лагеря.
— На моей гибели карьеру себе хочешь сделать?
— А вы не портите мне карьеру!
Костя гневно положил в рот целую конфету, потом половину, потом четвертушку.
— Честное слово, Светлана, я совершенно не знаю, о чем я с ними буду разговаривать!
Светлана начала с верхней части шоколадной пирамидки.
Съев маленькие кусочки, она потихоньку откусывала от целой конфеты.
— А вы не бойтесь. Я вам помогу.
В лагере постепенно наступала тишина. В одноэтажном корпусе — там, должно быть, самые маленькие — осторожно прикрылась стеклянная дверь.
Дежурные девочки пробежали взад и вперед из кухни под навес столовой, убирая кружки из-под ком пота.
— Костя, хотите погулять? — сказала Светлана. — У нас лес очень красивый, Или, может быть, вам лучше тоже отдохнуть?
— Что ты, что ты! Я не устал нисколько! Лучше пойдем погуляем. А тебе можно уйти?
— Да. Сегодня ребят укладывает наш педагог, у меня два часа свободных.
— Светлана Александровна, вашу кружку можно взять?
— Да, да, пожалуйста.
Девочки расставили табуретки по местам, сняли фартуки и убежали в свой корпус.
Светлана и Костя вышли за ворота лагеря.
— Вот сюда пойдемте, это моя любимая дорога. Красивый лес, правда? Такой мшистый, таинственный...
— Очень красивый.
Костя вдруг расхохотался.
— Костя, вы что?
— «Светлана Александровна»! Ой, не могу! — Он сел на пень, обмахиваясь фуражкой. — Светланка! Столько времени терпел!.. Нет, не могу! — Он продолжал хохотать. — Послушай, «Светлана Александровна», из тебя выйдет чудесный педагог, но скажи, как тебя, такую малышку, вожатой сделали?
Светлана молча сошла с дороги. Цветов здесь никаких не было. Она срывала одинокие тощие травинки и якобы делала из них букет. Букет не получился, просто несколько маленьких колосков, вроде кукольного веника.
Обиделась?..
Костя подошел к ней:
— Нет, Светлана, кроме шуток, — скажи, каким образом тебе удалось так быстро сделать карьеру?
Он заглянул ей в лицо. Оно было такое огорченное, что Костя сразу перестал смеяться.
— Светик, ты что? Обиделась на меня?
«Светик мой» — так назвал ее Алеша Бочкарев тогда, в поезде. Как ласково он сказал, с каким участием! Алеша теперь далеко. Окончил институт и уехал на работу еще в прошлом году. Кончал институт вместе с Надей, а уехали потом совсем в разные стороны.
Вот Алеша по-настоящему добрый, а Косте лишь бы только посмеяться... А еще показалось утром, что он невеселый... Был, был невеселый! И все хотелось спросить... Это он уже потом, здесь, в лагере, развеселился.
— Светланка, не буду больше! — Костя взял ее за руки. — Честное пионерское даю! Светлана Александровна!
— Перестаньте! — строго сказала Светлана. — Сюда идут!
Нет, никто не шел — просто показалось. Светлана высвободила руки.
И вдруг она перестала обижаться. Было даже приятно думать, что Костя развеселился именно здесь.
Приехал серьезный и явно чем-то озабоченный... Даже какая-то складочка около губ — вроде будущей морщинки.
— Ладно, смейтесь, — сказала она. — Я сама до сих пор привыкнуть не могу к этой Александровне!
Они пошли просто так, без дороги, и серо-зеленый мох мягко пружинил под ногами.
— Чем этот мальчуган провинился, которому ты голову намыливала? — спросил Костя.
— Костя, он ругается. И не так, как другие ребята иногда: дураком или еще как-нибудь... Он нехорошими словами!
— Кажется, очень раскаивался? Светланка, ты уж меня прости, я немножко подсматривал за ним в коридоре — хотел подслушать, как ты с ним разговариваешь, только не удалось.
— Очень неудачно разговаривала.
— Неудачно? Мне кажется, наоборот, что ты так выдержанно...
— Нет, я сделала ужасную бестактность. Я спросила его: «Ведь ты никогда не слышал, чтобы люди, которых ты уважаешь, говорили такие слова? Разве твой папа так говорит?» А он мне ответил: «Папа говорит». Костя, значит не всегда можно мальчику поставить отца в пример. А ведь он не плохой человек, Володин отец, и работник хороший. Он приходил в завком, я его видела. Костя, вот вы на меня сейчас сочувственно смотрите... но... мне кажется, даже хорошие мужчины не очень склонны осуждать такое... Вот погодите, будут у вас свои ребята, тогда вы поймете!
Костя усмехнулся:
— Ты говоришь с таким видом, будто тебе по крайней мере сорок пять лет и у тебя не меньше полудюжины детей!
— У меня их больше двух дюжин, Костя! У меня двадцать девять энергичных мальчишек, которых я еще не очень хорошо умею воспитывать!
Когда Светлана и Костя уходили в лес, Косте хотелось расспросить поподробнее, чего, собственно, от него ждут во время предстоящей беседы.
