котором в деревне не говорили ничего дурного. Елене хотелось узнать, что подвигнуло его на столь дерзкий шаг. Этот вопрос занимал девушку до такой степени, что она пошла к капитану корабля и попросила разрешения повидать юношу и расспросить его, пока назначенное наказание не успели исполнить. Капитан отказал, он боялся, что какое-нибудь непредвиденное обстоятельство во время разговора нанесет правнучке дожа еще большую душевную травму.
Елена провела странную ночь. Девушку охватили противоречивые чувства — опустошенность, волнение, радость, тревога и любопытство. Елена обладала страстным темпераментом, и для ее романтической натуры это событие вдруг стало необычайно важным. Хотя обычно знать не присутствовала при публичных наказаниях простолюдинов, Елена решила сделать все возможное, чтобы быть завтра на площади. Конечно, девушка находила саму идею бичевания омерзительной, но другой возможности увидеть человека, угрожавшего ее спокойствию, у нее не было. Больше ничего не имело значения.
Джованни не мог спать. И не потому, что боялся предстоящего наказания. В глазах односельчан, которые пришли на суд, юноша видел стыд, а мысль о том, какое горе и унижение он доставил отцу, была просто невыносима. А еще он думал о Елене. Сможет ли он когда-нибудь встретить ее и сказать, что его несправедливо обвинили? Как сделать так, чтобы она не считала его разбойником или похотливым мужланом? Как объяснить, что он совершил этот проступок только из любви к ней? Ему хотелось только одного — видеть ее лицо, глаза, проникнуть в ее душу.
На следующий день, около полудня, вся деревня собралась на площади. Только несколько венецианцев пришли посмотреть на наказание, остальные заканчивали починку корабля. Эта ночь была последней, которую они собирались провести в деревне, перед тем как отправиться в дальний путь. Елена, пустив в ход все свое красноречие, добилась разрешения присутствовать на площади. Когда девушка заняла место среди знати, примерно в пятнадцати метрах от дерева, к которому вскоре должны были привязать ее обидчика и выпороть, у нее ком стоял в горле.
Два солдата привели Джованни со связанными за спиной руками. Он прошел мимо венецианцев и, хотя не осмелился отыскать взглядом Елену, почувствовал ее присутствие. Елену же привела в замешательство внешность Джованни. Она представляла его более грубым; меж тем стройное тело и привлекательное лицо юноши, а также его юность казались несовместимыми с преступлениями, в которых его обвиняли.
Узника освободили от пут, заставили встать лицом к дереву и привязали к стволу. После этого на юноше разорвали рубаху, чтобы обнажить спину. Капитан корабля зачитал обвинение и провозгласил приговор: двадцать ударов бичом. Затем повернулся к солдату с грубой кожаной плетью в руках и кивнул.
С первым же ударом Елена едва сдержалась, чтобы не закричать во весь голос, требуя прекратить наказание. Плеть опустилась еще раз, впиваясь в плоть Джованни, но, несмотря на нестерпимую боль, он не издал ни звука. Наказание было несправедливым, однако каким-то странным образом оно вдохнуло в него силы. С каждым ударом, рассекающим кожу, душа юноши крепла, а сердце Елены смягчалось.
Когда наказание закончилось, Джованни отвязали и заставили повернуться лицом к толпе и знатным венецианцам. Юноша едва стоял на ногах, с обеих сторон его поддерживали солдаты, и все же он впервые попытался встретиться с Еленой взглядом. У Джованни не хватало сил держать голову прямо, глаза застилали слезы. Какой-то миг он старался удержать взгляд на размытом силуэте молодой женщины, затем потерял сознание.
Глава 14
Джованни очнулся в доме деревенской старухи-знахарки, которая лечила травами. Его истерзанная спина была покрыта мазью из глины и календулы, у изножья кровати дежурил страж. Джованни понял, что уже ночь. Он попросил попить, старуха дала ему отвар из трав, который должен был облегчить боль и помочь юноше заснуть. Спустя некоторое время, уже на рассвете, страж ушел. Джованни услышал, как снаружи суетятся люди, и понял, что венецианцы навсегда покидают деревню. Юноша подумал о Елене, которая отправляется в дорогу, и, хотя печаль охватила его сердце, он не испытывал тревоги. Он был уверен, что снова встретится с девушкой, и одной этой мысли было достаточно, чтобы смягчить страдание.
Следующий день юноша провел у знахарки. Вечером его пришел навестить отец, явно потрясенный случившимся. Он сел напротив и, не говоря ни слова, крепко сжал ладонь Джованни. В обеспокоенном взгляде отца сквозила тревога за сына, и тот подмигнул в ответ, показывая, что ему уже гораздо лучше.
— Ты нас сильно огорчил, — в конце концов произнес отец.
— Отец, простите меня, — выдавил Джованни.
Он долго искал слова, чтобы объяснить отцу, что любит Елену и просто хотел ее увидеть, но так и не нашел.
— Они уплыли, — сообщил отец после долгого молчания.
Затем встал и вышел, оставив сына на попечении старухи. Через три дня Джованни уже мог нормально двигаться, хотя из-за враждебных взглядов, которые бросали на него односельчане, ему было тяжело ходить по деревне. Поэтому большую часть времени он проводил в доме знахарки, которая по нескольку раз в день мазала его спину снадобьями. Благодаря ее заботе раны вскоре затянулись, но навсегда оставили глубокие шрамы.
Однажды утром к Джованни пришел местный священник. Он уезжал дней на десять — подменить захворавшего собрата — и, к своему огромному сожалению, не застал венецианцев.
— В кои-то веки здесь что-то произошло! — огорченно вздохнул он, когда вернулся.
Священник, который был всегда добр к Джованни, расспросил юношу о причинах его дерзкого поступка и предложил исповедаться. Молодой крестьянин не отличался особой набожностью, тем не менее, подобно другим жителям деревни, относился к религии как некоему ритуалу, своего рода традиции. По воскресеньям он ходил к мессе, принимал причастие, а по праздникам — исповедовался, хотя и не читал молитв и не выказывал особой любви к Пресвятой Деве. Джованни верил в Бога, как люди верят в жизнь. Как во что-то само собой разумеющееся, не требующее ни вопросов, ни долгих размышлений. Поэтому, при сложившихся обстоятельствах, исповедаться для Джованни было вполне естественно, тем более что его поступок принес неприятности для деревни, и юноша испытывал чувство вины. Но он так и не смог объяснить священнику, почему его сердце воспылало любовью к девушке, которую он даже толком не видел. Священник попенял юноше за слишком богатое воображение и сказал, что мечтать о новой встрече с Еленой — безумие; даже если это случится, такого жалкого крестьянина, как Джованни, ждет только презрение.
— Ты совершаешь грех гордыни, сын мой, думая, что она сможет полюбить тебя. Даже если бы вы оба искренне любили друг друга, все равно не смогли бы соединиться перед Богом и людьми, ведь принадлежите вы к разным сословиям.
Джованни прекрасно понимал слова священника и не мог не признать его правоту. Но где-то в глубине души тихий голос шептал ему совсем другое. Он полюбил Елену с первого взгляда и уже претерпел страдания из-за любви к ней… Несомненно, это означает, что когда-нибудь они соединятся. Или в его душе говорит гордыня, как утверждает священник? Сомнения терзали юношу, и внутренняя сила, которая помогла ему вынести наказание, начала постепенно иссякать.
После исповеди Джованни несколько раз прочитал в церкви «Отче наш». Затем, погрузившись в глубокую печаль, вернулся домой. По дороге он снова и снова прокручивал в голове события недавних дней. И правда, ведь он ничего не знает о чувствах Елены. Может, она тоже обвиняет его? А может, ей понравилось, что Джованни подвергли такому ужасному наказанию? Или, что еще хуже, Елене совершенно безразличен жалкий крестьянин, которого наказали словно пса, забравшегося в кладовую? Скорее всего, он обречен навсегда хранить любовь к Елене в своем сердце, не смея признаться в этом ни единой живой душе. Наверняка его ждет та же участь, что и остальных юношей деревни, — женитьба на крестьянке и тяжелая работа в поле всю оставшуюся жизнь. В конце концов, так устроен мир.
