сидел Кермач.
— Стой!..
Сзади щелкнул пистолетный выстрел, потом еще один.
— По нему, по нему бей!..
Из стоявшей чуть в стороне милицейской машины водитель видел, что из подъезда выбежал какой-то человек. За ним вывалился, держась за грудь, кто-то из вошедших туда ребят.
— Стой! — закричал он и выстрелил в воздух.
Убегавший не остановился. Водитель выхватил из гнезда автомат, выскочил из машины.
— По нему, по нему бей! — указывал ему державшийся за грудь милиционер.
Водитель щелкнул предохранителем, передернул затворную раму, припал на капот. Поймал на мушку прыгавшую задницу убегавшего… И повел на себя указательный палец. Автомат простучал коротко, всего в несколько патронов. Фигура подпрыгнула и, еще в воздухе взмахнув руками, рухнула на землю.
…Кермач со своего места все это видел. Он не размышлял, как поступить. Пока Костян бежал, Кермач его ждал, держа ногу на педали газа. Но едва тот упал, отпустил сцепление и вывернул руль в сторону улицы Народного ополчения. Костяну так или иначе уже не поможешь. Самому бы спастись.
Нет, брат, пора и в самом деле отойти в сторонку, думал он, вливаясь в поток машин, тянущихся к проспекту Жукова. Что-то слишком много стрельбы и крови вокруг за последние дни. Слишком много, слишком!
…Державшийся за грудь милиционер и водитель желто-синего «уазика» к упавшему киллеру подбежали одновременно. Костян лежал, широко раскинув руки и уткнувшись лицом в вытоптанную землю. Было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что он мертв.
— Ты-то сам как? — спросил водитель, поставив предохранитель на место и закидывая автомат на плечо.
На аккуратно выезжавший со двора автомобиль они внимания не обратили.
— Ничего, пуля в бронежилет попала, — милиционер морщился от боли. — Но больно, едрит твою… Идем, посмотрим, этот пидар и по Славке выстрелил… И сообщи в отделение…
— Ага…
Рядом шумела улица. Вверху шелестела листва. Откуда-то сышался детский гомон. На газоне лежал труп. Не такая уж редкая картина для нынешней Москвы.
…'Тефалевый' чайник громко щелкнул. И почти в унисон с этим звуком из комнаты донесся громкий звон бьющейся посуды.
— Ну что там опять? — метнулась в дверь хозяйка, решив, что пацаны снова, в который уже раз, угодили в окно с улицы мячом или камнем.
Ворвавшись в комнату, она ошеломленно замерла на пороге. Тщательно лелеемый сервант, ее гордость, являл собой кошмарное зрелище. Стеклянные полки разбиты, а посуда — хрусталь, богемское стекло, прекрасный китайский фарфоровый чайный «музыкальный» сервиз, другая посуда, собираемая десятилетиями — все это, вдребезги переколотое, теперь с негромким звяканием стекало на текинский ковер. Блестящие, под золото, петли держали лишь осколки разбитой стеклянной створки.
— Что это?.. — одинокая женщина привыкла разговаривать сама с собой.
Она не сразу обратила внимание на две маленькие дырочки — одну в оконном стекле, а другую в задней стенке серванта.
Сюда угодила одна из автоматных пуль, выпущенных водителем-милиционером. Пуля разбила верхнюю стеклянную полку и та, обрушившись крошащейся массой, расколотила остальные. Специально так попасть невозможно.
…Молоденькая воспитательница, трепавшаяся ни о чем со своей товаркой из соседней группы, недовольно обернулась на громкий детский плач.
— Как они мне надоели… — обронила она подруге через плечо.
— Ну зачем ты так… — неловко отозвалась та. — Дети ведь…
К воспитательнице бежал мальчонка и, громко плача, тряс ручкой.
— Ну что тебе? — наклонилась ему навстречу девушка.
— Бо-бо, — показывал ручонку ребенок.
На крохотной ладошке наливался красным ожог.
— Чем это ты?..
Малыш не мог объяснить, что он играл в песочнице, а рядом вдруг что-то взвизгнуло, впившись в землю. Он схватил упавший кусочек металла — и заорал от боли, настолько тот был горяч.
МОСКВА. ГЕНЕРАЛЬНАЯ ПРОКУРАТУРА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Ингибаров старался говорить четко и предельно откровенно. Его собеседник, следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Данилин, слушал, не перебивая, лишь время от времени делая пометки в своем блокноте.
— Должен сразу сказать: я не знаю, как осуществляется обмен информацией между различными «силовыми» ведомствами в других странах и в какой степени этот обмен эффективен. Впрочем, думаю, что и у них там далеко не всегда все так четко и красиво, как показывают в фильмах… Ну да ладно, это их проблемы. И проблемы кинематографистов. А то, что у нас в этом вопросе слишком много проблем, не секрет ни для кого.
Итак, что касается нашего вопроса. Как теперь выяснилось, параллельно велось несколько дел, над которыми работали, не подозревая об этой параллельности, несколько подразделений МВД и ФСБ. Допускаю, что, быть может, кто-то и догадывался, что дело, которое он лично ведет, выходит за рамки его ведомства, да вот только каждому хочется — что вполне, должен заметить, понятно и объяснимо, хотя и должно наказываться — раскрыть все самому, чтобы лаврами ни с кем не делиться. Повторяю: это понятно и объяснимо… Тем не менее в данном случае это стремление сослужило нам плохую службу. Потому что эти дела слишком долго оставались разрозненными. Вот лишь некоторые из них. На факт ограбления квартиры Арона Штихельмахера в местном отделении милиции, естественно, особого внимания не обратили — сейчас квартирных краж слишком много; к тому же хозяин о пропаже особо ценных вещей не сообщил, а затем и сам вскоре умер от инфаркта. Вернее, это в местном отделении думали, что он умер от инфаркта… Расстрелом лаборатории и поисками Карины Туманян занимались мы; потом, когда выяснилось, что смерть Штихельмахера и, как производное, наезд на врача Леваневича не случайны, они тоже были переданы нам… Не посыпая голову пеплом, признаю, что и мы поступили не лучшим образом, даже когда поняли, что дело куда сложнее, чем представлялось поначалу… Списком, захваченным в квартире главаря киллеров, занимались ребята из московского РУБОПа — честь им и хвала за то, что они вычислили «фатеру» и попытались ее захватить. Дачей Вахи Султанова занималось областное управление… Параллельно по линии ФСБ шло следствие по делу сотрудника МИДа Лосницкого…
Короче говоря, мы все рассматривали отдельные явления общего процесса. И только когда мы это поняли, когда попытались… как бы это точнее сказать… Когда попытались узнать у коллег, нет ли у них, часом, в разработке преступлений, близких к нашим, когда мы обменялись между собой информацией, стало ясно, что речь идет о грандиозном преступлении международного масштаба.
Суть дела вот в чем. Наш земляк, еврей по национальности, сделал открытие, которое должно было бы избавить человечество от одной из самых распространенных болезней — от сахарного диабета. Насколько это открытие эффективно, насколько широко оно может быть применимо, насколько безопасно для других органов человека, насколько оно вообще имеет право на существование — мы пока не знаем. Пусть в этом разбираются специалисты… Но если оно, это открытие или изобретение, и в самом деле способно помогать людям, страдающим этим заболеванием, государство, заполучившее его, становится монополистом и стрижет золотые купоны — да такие, что никаким Кувейтам и не снились… Помощница Штихельмахера, Карина Туманян, умница, но наивный человек, на одной вечеринке, подвыпив, похвасталась, что они с ее учителем и наставником занимаются проблемой облагодетельствования человечества. Большинство слушателей эту информацию либо проигнорировали, либо не сочли серьезной…
