Разговор в письмах

Удастся обойтись без приступа — прекрасно. Не удастся — не брать в голову. С той же переменной эффективностью могут подействовать и хорошая прогулка, физические упражнения или водные процедуры — варьируйте, выбирайте по опыту. Помните, что задача ваша — не борьба с приступами, а общая внутренняя гармонизация. Работайте по-крупному!

Как преодолеть страх смерти. Он пройдет сам, когда вы себя наладите и вернетесь к активной жизни. Если же, вопреки всему, вас не оставят черные мысли и мыслишки, что никогда и ни у кого не исключено, то и этого бояться ни в коей мере не следует. Напротив, если уж они приходят, эти мысли, то надо не гнать их — бесполезное занятие! — а как раз наоборот: встречать с открытым забралом и додумывать до корней.

«Двум не бывать, одной не миновать» — да, но это еще не все… Настоящее размышление (порукой тому и опыт вам пишущего) приведет вас к самым глубоким основаниям оптимизма и к твердому убеждению, что с физической смертью жизнь человеческая не кончается.

Нет небытия,
есть забвение.
Обвиняю себя в черной неблагодарности
моей единственной Утешительнице,
дарящей мне свет без тени,
моей последней Учительнице,
ждущей моего понимания…
Нет, не тебя я боюсь, а только пути к тебе,
Возлюбленная Неизвестность!

Нет небытия,
есть неведение.
Страх мой лжет,
страх клевещет,
изображая тебя в безобразном облике искаженной
жизни.
Но я знаю, что это не ты — твой лик неизъяснимо прекрасен,
а этот мерзкий скелет — это и есть мой страх.
Знаю:
тобой не кончусь, напротив,
начнусь с неведомого начала,
и оно там,
за гранью
оптического обмана — моей ограниченности собой.

Нет небытия,
есть равнодушие.
Если уж говорить о смерти,
то она есть небытие в другой жизни,
в другой боли — до боли знакомой,
в другом сердце. Вот в этом сердце,
вот здесь, вот она, эта смерть —
мое равнодушие,
и в такой смерти я живу постоянно,
и такой казнью казню себя сам…
Иногда кажется — осталось совсем чуть-чуть,
что-то тонкое, прозрачное
прорвется, откроется,
и я выйду из плена
и снова сделаюсь всем и всеми, но
звериная тяжесть
не дает мне свободы…
Возлюбленная Новорожденность,
научи меня быть достойным тебя, научи быть достойным!

Нет небытия,
есть безумие.
Я ведь знаю,
почему перед тобой трепещу:
это просто стыд,
душа моя не готова,
тупая, ленивая,
не успела постигнуть и малой крупицы твоей науки.
Душегубной ревностью к самому себе
мучает меня мое жалкое полузнание.
Как прекрасно
я бы соединился с тобой,
Возлюбленная,
если бы знал о тебе
все или ничего…
Не торопи же,
не торопи, я приду,
дай мне время…

Дорогой Н. Д.! Вы, наверное, лучше меня знаете, как выглядит финал земной жизни, и мне ли объяснять вам, что настоящий оптимизм — это бесстрашная трезвость, открытые глаза, а не политика страуса. Я же, со своей стороны, убежден, что ОК, включающий и AT, и гармонизацию жизненной философии, вернет вам здоровье и работоспособность и что вы чудесными своими руками еще спасете не одну жизнь.

Разрешите на этом пожелать вам если не спокойной, то доброй и бодрой ночи.

Дорогой В. Л.!

(…) Ваш труд не пропал даром. Я снова в строю армии медиков. (…)

Ваш Н. Д.

Еще кое-что о правиле из исключения. Солнце взойдет — солнце зайдет. Родимся — умрем. Непреложность жизненных стадий, от зачатия до смерти, выглядит слишком очевидной.

Загипнотизированные беспощадным законом, который, в сущности, говорит лишь о том, что ДО СИХ ПОР ИНАЧЕ НЕ БЫЛО (а может быть, подвирает, скрывает что-то? А вдруг не было, да будет? ну вдруг?!), мы почти не замечаем другой стороны медали. Тонкую вязь колебаний, живую сопротивляющуюся ткань, обвивающую железный каркас, — эти непрестанные попытки Природы от себя уклониться, эти временные,