«О чем мы с ним в то утро говорили, как я ловил каждое слово этого восторженного апостола свободы, как он рассказывал обо всех своих надеждах, о своей любви к России, о ненависти к царю, — все это я не буду сейчас повторять. Во время нашей беседы я просил его написать несколько статей, и он мне это обещал. Я предложил ему за них приличное вознаграждение. Но он сказал серьезно: «Милостивый государь», — его высокая, гордая фигура поднялась с дивана, — «за деньги я не пишу». И этот человек был в это время беден, так беден!
«С этого времени мы с ним часто встречались. Я видел, как он в пылу захватывающего вдохновения громовым голосом на ломаном немецком языке произносил свои воспевающие свободу речи. Все его могучее тело при этом дрожало от пламенного гнева и лихорадочного возбуждения. Битком набитые собрания, состоявшие преимущественно из видных людей, как бы охваченные священным порывом, не смели даже дышать, захваченные этим великаном духа. В этом бледном, черном (?) человеке все дышало силой, энергией и решимостью. Потом я видел его снова, как он, дитя с детьми, ласкал белокурую четырехлетнюю дочку одного друга и играл с ней, как он при этом рассказывал о своих братьях и сестрах в России, о своей молодости. Слушатели были тронуты до слез. Как часто уходил он из трактира голодный, потому что роздал на улице свои последние деньги нищим или купил цветы своей любимице! И вот этого человека, столь великого и решительного в своей восторженности, столь мягкого в своей любви, они осмеливались называть «подлой натурой».
«Сейчас не время говорить о политической деятельности Бакунина. Его «Воззвание к славянам», которое он опубликовал незадолго до приезда в Лейпциг, известно. Все, что сочиняют о нем в последнее время официальные лакейские газеты, будто он стоял во главе большого заговора, проект организации и планы которого найдены в его бумагах, все это ложь и клевета(?). Одно только верно, что он, случайно вовлеченный в дрезденскую революцию, вскоре стал во главе ее и честно и стойко боролся там за свои идеалы. Какова будет его судьба-смерть ли, выдача ли России, или пожизненное тюремное заключение, — этого мы не знаем, и нам приходится больше бояться за него, чем на что-нибудь надеяться. Теперь его судьба каземат в Кенигштейне!»
(Б. Николаевский-»Бакунин эпохи его первой эмиграции в воспоминаниях немцев-современников». «Каторга и Ссылка» 1930, No 8/9, стр. 111-112).
Содержащиеся в последнем абзаце слова Кейля относительно заговора следует понимать так, что Кейль имел в виду заговор, направленный к возбуждению революции в Германии: такого плана у Бакунина действительно в бумагах найти не могли. Но поскольку речь шла о заговоре против Австрии, то, как мы знаем, таковой был Бакуниным задуман.
Следивший за каждым шагом Бакунина русский посол в Пруссии Мейендорф в письме к Нессельроде от 3/15 января 1849 г. уверяет, что Бакунин является советчиком саксонских демократов и подает им мудрые советы: так он якобы убедил их выступать внешне умеренно, дабы таким путем увлечь за собою массы, и эта именно тактика помогла мол им получить чисто республиканскую палату (Р. Mеуendоrff — «Politischer und privater Briefwechsel», том II, стр. 144). Враги явно преувеличивали значение Бакунина, но они его боялись и тщательно за ним следили.
В Лейпциге, как сообщает Бакунин в показаниях на австрийском допросе, он проживал без прописки в полиции, но с ведома какого-то члена правительства, имени которого он не называет, сначала в гостинице «Золотой петух» (хозяином которой был демократ «папаша Вернер», у которого Бакунин одно время находил приют), а позднее для укрытия от глаз полиции он жил у своего знакомого книготорговца Шрека; одно же время жил вместе с братьями Страка, которые вскоре сделались его ярыми приверженцами. С Густавом Страка Бакунин, как выясняется из его допроса в Саксонии, был знаком еще по Праге (поэтому показание Г. Страка, что он познакомился с Бакуниным 31 декабря 1848 г. в Лейпциге, приходится считать неверным); он встретил его в Лейпциге в гостинице «Золотой петух», а затем познакомился и с его братом (Чейхан, стр. 39 -40 и 80, а также «Прол. Рев.», цит. место, стр. 201 сл.). Возможно, что через них он проник в студенческие кружки в Лейпциге, состоявшие из славянской учащееся молодежи; в эти кружки начали захаживать и немецкие студенты. Здесь Бакунин, резко выступая против националистических предрассудков, горячо развивал идеи своего «Воззвания к славянам», доказывая своим слушателям общность революционных интересов демократов славянских и немецких. Постепенно вокруг него образовался кружок преданных ему юношей, проникнутых энтузиазмом и готовых по его указанию ринуться в самые рискованные предприятия. Из них братья Страка были особенно ему преданы.
170
О впечатлении, произведенном брошюрою Бакунина, см. в комментарии к No 520 в томе III, стр. 532 сл., а. также в этом томе выше (стр. 472 сл., ответ Палацкого на брошюру).
171
О Карле Сабине и Эмануиле Арнольде см. том III, стр. 546-547. Газета, которую тогда редактировал Сабина, называлась «Известиями Славянской Липы», и была гораздо радикальнее, чем само общество, от имени которого она издавалась. В ней и появился в январе 1849 г. перевод части брошюры Бакунина, причем все нападки на императора Фердинанда были выброшены. Но ответа Бакунина на «Вынужденное объяснение» Палацкого Савина уже не поместил.
Повидимому Бакунин просто воспользовался ответом Палацкого на «Воззвание к славянам» для того, чтобы завязать более тесные связи с обществом «Славянская Липа» и заставили говорить о себе более молодых и революционно настроенных его членов. По словам самого Бакунина он, посылая в конце января 1849 г. в Прагу Густава Страку, дал ему два поручения: пригласить к нему в Лейпциг для переговоров Э. Арнольда, а во-вторых поручил Страке вручить К. Сабине письмо для передачи «Славянской Липе», орган которой Сабина редактировал: его письмо, являясь дальнейшим развитием идеи, изложенной в кэтенской брошюре, содержало призыв к славянам объединиться с немецкими демократами и венгерскими повстанцами для совместной борьбы против реакции; оно должно было по расчетам Бакунина привлечь к нему симпатии левого крыла «Славянской Лапы». От самого Сабины Бакунин не получил ответа на свое предложение, а от Страки узнал, что Сабина письмо принял, но заявил, что при господствующем настроении невозможно передать его «Славянской Липе». На допросе Сабина пояснил, что Г. Страка действительно привез ему пакет, состоявший из 8 листков, с надписью «Комитету Славянской Липы» и подписью «Бакунин, член славянского конгресса». Существо рукописи сводилось к тому, что славянство под влиянием ученых доктринеров пошло по неправильному пути. Ссылаясь на свое «Воззвание к славянам», Бакунин предлагал идти по пути, указанному в этой брошюре, т. е. по пути солидарного выступления славян с немецкими демократами, польскими и венгерскими революционерами в целях разрушения австрийской монархии и создания на ее развалинах вольной славянской федерации. По словам Сабины он не решился дать этому обращению дальнейшего хода и сжег рукопись.
172
Э. Арнольд, который был радикалом еще до революции 1848 г. и за свои резкие статьи сидел даже в тюрьме, начал издавать с конца 1848 г. демократический популярный журнал «Obcanske Noviny» («Гражданские Известия»), имевший целью пропаганду демократических идей в городе и деревне. Этим он естественно привлекал внимание Бакунина, который уже тогда задумывал демократическую революцию в Богемии и потому стремился сгруппировать вокруг себя влиятельные радикальные элементы чешского общества.
