Лаунж», он видел его с Сивеллой, узнал Сивеллу. Что в этом удивительного? Сивелла – человек известный.
– Я тебе перезвоню, – сказал Гриффин. – У меня совещание с Аароном Джонасом. – Он закрыл рукой трубку. – Аарон, вы знакомы с Энди Сивеллой? – Аарон мотнул головой, но он знал, о ком идет речь. Гриффин делал вид, что продолжает разговаривать с Сивеллой, хотя на другом конце линии никого не было. – Аарон – отличный парень. Надо мне вас познакомить. – После этой бесполезной фразы Гриффин повесил трубку.
Аарон объяснял, какой работой хотел бы заниматься на студии: творческой работой, которая привела бы его к самостоятельному продюсированию. Он не хотел работать в организации, поэтому он и уходит из агентства. Гриффин слушал его голос. Он пытался отделить голос от слов, которые произносил Аарон, пытался сравнить его голос с голосом Автора. Это был голос победителя, не столько богатый, сколько твердый; каждое слово произносилось быстро, но отчетливо, без запинок или задержек, которые свидетельствовали бы о внутреннем конфликте, подавленности или страхе. Такие голоса Гриффин слышал каждый день, разговаривая с юристами, агентами, режиссерами. Это были энергичные голоса, иногда слишком самоуверенные, но скорее это был тактический прием ведения переговоров. Такие голоса принадлежали Игрокам в Игре. Автор таким голосом, – голосом, который свидетельствовал об успехе, – не обладал. Автор не принадлежал к числу Игроков. Как он сказал? «Не могли бы работать»? Он произнес это театрально, с нажимом. Явно репетировал. И еще угадывалась усмешка и самолюбование, что было неуместно, так как он полагал, что имеет власть. У него не было власти… разве что власть убить Гриффина или, по крайней мере, привести его в замешательство.
Знал ли Автор, что люди типа Аарона, которых он, естественно, презирал за самодовольство – Аарон и вправду был немного самодоволен, – иногда не были удовлетворены своими успехами? Гриффин, защищая Аарона от презрения Автора, невольно желал ему самого лучшего, хотя до этого никогда не был высокого мнения о нем. Гриффин сказал Аарону, что будет держать ухо востро, и, когда они пожали друг другу руки, Гриффин был рад, что лицо его друга выражало уверенность и радость. Аарон был всегда доволен собой. Чувствовать свое превосходство, не унижая при этом других! Сегодня вечером за ужином Аарон обязательно скажет, что Гриффин Милл у него в кармане.
Через какое-то время Джан сказала, что ему звонит Энди Сивелла. Он хотел схватить трубку и накричать на Автора, но чем он его напугает? Звонил настоящий Энди Сивелла.
– Мы готовы, – сказал продюсер. – Когда можно прийти?
Гриффин заглянул в ежедневник.
– Насколько вы готовы? – спросил он.
– Брось, Гриффин. Мы с Томом Оукли готовы настолько, что если ты не назначишь нам встречу на этой неделе, мы уходим на другую студию. И тебе прекрасно известно, что мне этого не хочется. Потому что, потому что… я тебя обожаю, Гриффин. – Сивелла рассмеялся.
Гриффин подумал, что юмор Сивеллы неоригинален: иногда это был Эдди Мерфи, иногда кто-то еще; подобные шутки популярны среди комиков, которые работают в клубах.
Гриффин изучал свое расписание на ближайшие два дня.
– Как насчет завтра после обеда?
Он услышал, как изменилось дыхание Сивеллы. – это означало поражение; ему придется согласиться, но его ожидает неприятный телефонный разговор и отмена какого-то важного мероприятия.
– В пять часов, – сказал Сивелла с обычной живостью, словно вторя Гриффину.
– До встречи в четыре, – сказал Гриффин. – И не опаздывайте, ждать не буду. – Ему было безразлично, поверил в это Сивелла или нет. Он не был уверен, и это не имело никакого значения.
Он смотрел на лампочки на своем телефоне. В его распоряжении было пять линий. Человек, который ему звонил, никогда не слышал гудок «занято». Интересно, как это работает? Как звонок, поступивший на один номер, перебрасывается на другой, если первый номер занят? Как работает кнопка задержки? И что такое – задержка? Если звонят по первой линии, звонок принимается на вторую линию. Вы нажимаете на кнопку задержки, чтобы извиниться перед человеком на первой линии, и кнопка мигает, пока вы говорите с человеком на второй линии. По лампочкам на аппарате можно сказать, какие линии удерживаются, а какая линия занята. Но это было еще не все. Гриффин сосчитал количество телефонов на своей линии. Один телефон стоял на столе, один у дивана, и еще один – на столе у Джан. Итого четыре телефона и пять линий, и у всех один номер. Плюс у каждого добавочный, чтобы можно было пользоваться каждым из телефонов независимо. То есть четыре человека могли звонить одновременно, и при этом в офис можно было дозвониться. И все четверо могли прервать на время свои разговоры и поговорить с другим позвонившим в офис человеком. Как? Были люди, которые могли это объяснить. Где-то были умные люди: инженеры-электрики, компьютерные гении, математики и, возможно, физики, которые в течение столетия накапливали знания, занимались исследованиями и, добавив немного везения и интуиции, создали такую потрясающую сеть. Гриффин подумал, что неплохо бы поделиться этой мыслью с Левисоном – просто упомянуть невзначай, насколько потрясающе сложна телефонная система, а мы воспринимаем ее как должное. Может быть, они смогут найти более широкое применение этому небольшому и совершенно очевидному открытию. А что плохого в очевидном? Сколько вещей, которые мы называем очевидными, совершенно нами не замечаются? Может, когда-то оно и было очевидным, но не теперь. Что на это скажет Левисон? Что Гриффин, похоже, призывает помедлить, чтобы насладиться запахом розы? Гриффин был бы готов согласиться с этим, не оправдываясь. Люди любят шаблоны, цветы, телефонные сети, знакомые сюжеты. Гриффин знал, что он ничего этого не будет говорить, даже думать не будет о телефонах во время следующей встречи с Левисоном, иначе вся эта выстраданная элегия сведется к фразе: «Телефоны – интересная вещь».
Ему хотелось позвонить Джун Меркатор. Ему хотелось увидеться с ней, произвести на нее впечатление. Это желание было непреодолимым, и он решил, что из-за звонка Автора ему нужна женщина, которую он сделал вдовой. Ему нужна Джун Меркатор.
Он сказал Джан, что должен поговорить с Левисоном. Она соединила его с Силией, а та – с Левисоном.
– Мне только что рассказали сюжет, – сказал Гриффин, – и я думаю, что если мы за него не возьмемся, это сделает кто-то другой.
– Сначала надо его послушать.
– Живет маленький мальчик, тысяча девятьсот пятьдесят седьмой год, ему десять лет, и он увлечен героем Хопалонга Кэссиди, чей сериал закрывается. Герой кончает жизнь самоубийством, но вместо того, чтобы отправиться в ад, попадает в Ковбойский рай.
– Я правильно понял? – перебил его Левисон. – Сорокалетний мужчина и десятилетний мальчик?
– Это не все.
– И они отправляются на Запад, так?
– Так.
– Забудьте об этом. У меня аллергия на лошадей. Что-нибудь еще?
– Нет, – сказал Гриффин.
– Ну, тогда ладно.
Джан просигналила, что на линии Марла Холловей.
– Привет, Марла.
– Гриффин, я так рада. Правда Дэнни просто потрясающий? Разве «Ковбойский рай» не самая блестящая идея, какую вы слышали? Великолепно, что вы собираетесь предложить ее Спилбергу.
– Марла, Левисону идея не понравилась. Мне жаль. Я вынужден дать обратный ход.
– Пусть Дэнни с ним встретится.
– Марла, нет. Ничего не выйдет. Скажите Дэнни, мне жаль.
– У него есть другие идеи, – сказала Марла. – Послушайте их.
– Я сейчас занят, Марла. Я дам вам знать, когда у меня будет время.
Он сделал все, что мог. Левисон завернул идею. Что ж, это его право. Он потратил время на обед, он отменил встречу с действительно важными людьми. Он убил человека, а Автор по-прежнему отравляет ему жизнь. Тогда следует о нем забыть. Пусть он звонит или не звонит, пишет или не пишет, стреляет или не стреляет в него, но Гриффин не будет искать с ним встречи, не будет помещать для него таинственных
