на него.
Четверо молодых людей провели ненастный вечер за маджонгом. Брату Юрико было неинтересно играть с девушками, но Хидео не возражал. Ему сразу понравилась стеснительная большеглазая красотка из Ниигаты. Когда игра закончилась и прибыли заказанные суси, Мисако окончательно поняла, что влюбилась.
Хидео вез ее домой по залитым дождем улицам Токио. Потом они долго не могли расстаться. Он коснулся ее щеки и пригласил поужинать вместе в пятницу. Мисако согласилась, зная, что в следующий раз они поцелуются, совсем как в американских фильмах. Этого поцелуя она ждала всю неделю, и он случился, в той же машине и точно такой, как в ее мечтах. Губы дрожали, сердце трепетало, она едва не лишилась чувств. Как в «Лунной реке»! Иногда мечты все-таки сбываются…
Мисако с улыбкой смотрела на сельские пейзажи, мелькавшие за окном. Любовь, лучшее время в ее жизни. Все было и в самом деле как в кино. Хидео, красивый и обаятельный, с блестящими перспективами в фирме своего дяди, казался идеальной партией. Правда, мать, как женщина здравомыслящая, питала некоторые сомнения, которыми делилась с мужем, однако доктор Итимура лишь посмеивался: «Слишком красивый? Ну и что, разве это недостаток для будущего зятя?»
Семья Хидео хотела традиционной синтоистской свадьбы, дед уговаривал Мисако выбрать буддийский обряд, но она настояла на том, чтобы венчаться в церкви, в белом европейском платье с фатой. После войны это вошло в моду, и так поступали многие, и даже нехристиане. Новобрачная отдавала дань японским традициям уже после венчания, облачившись для торжественного приема в изысканное сложное кимоно. Так сказать, и волки сыты, и овцы целы. Впрочем, свадьба — лишь начало, а вот жить потом вместе долго и счастливо получается не всегда…
По вагонному стеклу сползали одна за другой капельки дождя. Мир за окном тонул в скорбном сером тумане. Мисако почувствовала, что замерзла. Скинув туфли, она встала ногами на кресло и сняла с полки чемодан. Свитер лежал поверх других вещей, как и нужно. Неожиданностью оказалась пара черных сандалий дзори в прозрачной пластиковой упаковке. Мисако решительно не помнила, как их укладывала, да и нужды в подобной обуви на этот раз не предвиделось. За исключением особо торжественных случаев, она обычно брала с собой лишь повседневную европейскую одежду. Черные дзори принято надевать только с траурным кимоно. Мисако вздрогнула от неожиданности, потом решительно отодвинула всю одежду, лежавшую сверху… и обнаружила черное траурное кимоно и широкий пояс оби. Гладкий шелк ответил на прикосновение ледяным холодом.
Ошеломленная, Мисако опустилась на сиденье рядом с раскрытым чемоданом. Голова шла кругом. Как сюда могло попасть это пугающее облачение? Понятно теперь, почему чемодан такой тяжелый. Чья-то злая шутка? Неужели свекровь? Исключено, ведь она все утро провела внизу у телевизора…
Мисако сжалась в кресле, хмурясь и кусая губы. Сама она точно не брала ничего подобного. С какой стати? В Сибате никто из знакомых в последнее время не умирал и никакой погребальной службы в храме не намечалось.
Внезапный приступ страха отозвался в сердце острой болью, на лбу выступил пот. Захлопнув чемодан, Мисако полезла в сумочку за носовым платком. Видение, а теперь еще и это… Что-то непонятное происходит, уж не тронулась ли она умом? Или с дедом беда приключилась? Когда?
Она вдруг резко выпрямилась. «Может, он умирает?» Вопрос невольно сорвался с губ, и молодой человек, сидевший через проход, отложил комиксы и удивленно уставился на нее. Мисако сконфуженно отвернулась к окну. Прижав лоб к ледяному стеклу, она провожала глазами размытые цветные пятна мелькающих пейзажей. Что-то случилось. В Ниигату ее вызвали не просто так.
Радость возвращения домой омрачилась неясной тревогой. Мисако любила дом, где прожила большую часть жизни вместе с матерью, отчимом и сводными братьями. Доктор Итимура, второй муж матери, был ей фактически отцом, она его так и звала, потому что родного отца, ушедшего на войну, даже не успела запомнить.
Семья Итимура обитала в домике при небольшой частной лечебнице, основанной еще покойным отцом нынешнего доктора. Сам он выбрал специализацию гинеколога, и общая лечебница превратилась в женскую клинику и родильный дом. По иронии судьбы первая супруга доктора умерла от осложнений после вторых родов.
По окончании положенного срока траура мать господина Итимуры принялась подыскивать сыну новую жену, и на глаза ей попалась овдовевшая дочь священника, привлекательная и скромная. У молодой женщины уже был ребенок, но госпожа Итимура нуждалась прежде всего в матери для своих осиротевших внуков, и Кэйко показалась ей подходящей кандидатурой. Невестка должна быть трудолюбивой, а детство, проведенное в буддийском храме, — хорошая школа. Хлебнув достаточно горя с первой невесткой, мать доктора не желала больше связываться с испорченными городскими красотками. Когда пришло время, доктор Итимура, примерный сын, безропотно отправился на званый обед- смотрины и одобрил выбор. Все вышло как нельзя лучше. Ему досталась красивая жена, которая стала любящей матерью для его маленьких сыновей. Госпожа Итимура получила желанную невестку, хорошо воспитанную, покорную и трудолюбивую. Кэйко продолжала делать то, к чему привыкла с детства, но в куда более обеспеченной и благополучной семье. О таком счастье она и не мечтала. Мисако же приобрела нового отца, двух братьев, бабушку и дом в придачу, светлый и веселый, так не похожий на унылый темный храм. Жизнь стала спокойной и безоблачной, и странные видения Мисако, тревожившие мать, почти прекратились.
Кэйко, одетая в коричневый твидовый костюм, ждала дочь на той же платформе, где несколько часов назад встречала гостя. Нос с легкой горбинкой и скошенные вниз уголки глаз придавали ее лицу выражение некоторой надменности. Отцу следовало бы предупредить о необычной внешности дзэнского монаха, думала Кэйко, вспоминая о прошедшей встрече. Его гигантский рост заставил глазеть всех окружающих, а она сама едва дар речи не потеряла и не могла без оторопи смотреть на эти диковинные светлые глаза и продолговатую физиономию с заостренным подбородком.
Заметив Мисако, выходившую из вагона, Кэйко испытала второе потрясение за этот день. Смертельно бледная, с изможденным лицом, дочь выглядела совершенно больной. Однако прежде чем мать успела вымолвить хоть слово, Мисако кинулась к ней с вопросами:
— Как дедушка? Он при смерти?
— Что за чушь! — раздраженно воскликнула Кэйко. — Все в порядке с твоим дедом! Сегодня утром подметал ступеньки в храме, совсем как молодой. При смерти? С чего ты взяла? Разве я говорила, что он болен?
Мисако следила за глазами матери и поняла, что та говорит правду.
— Прости, мамочка, — вздохнула она с облегчением, — просто я задремала в поезде и видела скверный сон.
Пришлось лгать, ничего не поделаешь.
— Представляю, что это был за сон, — фыркнула Кэйко. — Бедняжка. Не обращай внимания, все это глупости, забудь. Дед прекрасно себя чувствует и ждет тебя не дождется. Кстати, он выглядит куда здоровей тебя, ты похудела, что ли…
— Да нет, аппетит у меня нормальный, — улыбнулась Мисако, — вот и сейчас есть хочу.
— И славно! Погоди, увидишь, каких крабов с Хоккайдо я купила на завтра! Пообедаем
