Он ждал ответа, затаив дыхание.
Старушка кивнула.
— Да, помню, деревня Нэйя. Там было много родственников со стороны матери, но когда она умерла, мы потеряли с ними связь. Возможно, они и теперь там живут, но точно сказать не могу.
Удовлетворенно кивнув, Тэйсин подлил гостьям чаю и пододвинул поближе печенье. Следующий вопрос был настолько важен, что у священника тряслись руки.
— А фамилия девочки… Вы ее помните?
— Да, конечно, — улыбнулась госпожа Вада. — Хомма. Кику Хомма из Нэйи. Когда она убежала из нашего дома в Сибате, ей было лет пятнадцать или шестнадцать.
Тэйсин откинулся на пятки, испустив вздох облегчения. Наконец-то!
Бабушка Сугимото довольно улыбнулась.
— Ну вот, надеюсь, теперь мы вам помогли. В прошлый раз я так расстроилась, что сама пошла в дом Номуры и поговорила с его женой. Оказалось, что у ее мужа было три старших сестры, и одна из них жива. Ее муж, господин Вада, держал универсальный магазин в Дейю, теперь он перешел к сыну.
— Надеюсь, ваш супруг в добром здравии? — осведомился Тэйсин, повернувшись к гостье.
— О нет! — смущенно рассмеялась та. — Он умер много лет назад.
— А соо… — сконфуженно произнес священник. — Мне очень жаль.
Старушка, нисколько не обидевшись, отпила глоток чаю. Она давно уже жила с семьей сына и с тех пор, как внуки, повзрослев, разъехались кто куда, чувствовала себя никому не нужной. Но сегодняшний день был особенным. Поездка в Сибату словно вернула ей молодость, позволила почувствовать свою полезность. И печенье у этого священника такое вкусное!
Прощаясь с дамами, Тэйсин поклонился им в ноги, коснувшись лбом татами.
— Аригатоо годзаимас — большое спасибо! — прочувствованно выговорил он. — Мне трудно выразить словами, как я благодарен.
Проводив гостей до больших деревянных ворот храма, монах снова с поклоном поблагодарил их и распрощался.
Вернувшись домой, госпожа Вада тут же принялась рассказывать родственникам о давно потерянной и почти уже позабытой родственнице, которая, по-видимому, оказалась значительной персоной. Бабушка Сугимото шла к мужу с твердым намерением устроить ему выволочку за жестокое обращение с бедной девушкой семьдесят лет назад.
Тэйсин вернулся в храм, едва не прыгая от радости. Первым делом ему хотелось броситься к телефону, но, войдя на кухню, он передумал. Нет, новость слишком важная, чтобы доверять ее какой-то проволоке, где она потом растает, не оставив следа. Он поступит иначе — напишет каждому из друзей подробное и красивое письмо. Это станет для них настоящим подарком!
С тех пор как Мисако уехала, не было дня, чтобы сестры в клинике не спрашивали Кэйко о ее очаровательной дочери. «Как поживает Мисако-сан?» «Должно быть, рада, что вернулась в Токио? Большой город совсем не то, что наша деревня». «Передавайте дочери привет, нам тут ее не хватает».
Развод, как правило, затрагивает не только его непосредственных участников. Даже когда о дочери спрашивали с самыми добрыми чувствами, у Кэйко болезненно щемило сердце. Что она могла ответить людям? Что Мисако довольна и счастлива? Что они с мужем наслаждаются дивной весенней погодой в Токио? Как можно говорить, что хорошо поживает тот, кто только что перенес подлую измену любимого человека! То, что Хидео уже успел жениться повторно и скоро станет отцом, лишь усугубляло ситуацию. В то же время слишком долго молчать было нельзя, тем более что Мисако могла решить вернуться насовсем.
В конце концов Кэйко решилась и после одного из собраний персонала попросила медсестер остаться.
— Некоторые из вас, — начала она, — имели возможность познакомиться с моей дочерью Мисако, когда она помогала ухаживать за больным священником, и теперь спрашивают о ней. Мне непросто говорить об этом, но во избежание лишних слухов я должна сообщить, что в личной жизни моей дочери произошли большие изменения. К несчастью, муж развелся с ней, чтобы вступить в брак с другой женщиной. Мисако пока живет и работает в Токио, но мы с доктором Итимурой хотим, чтобы она вернулась домой.
В комнате наступило гробовое молчание. Первой заговорила сестра, знакомая с Мисако лучше всего. Выразив общее сочувствие бедняжке, она закончила свою маленькую речь искренним комплиментом: «Из Мисако-сан получилась бы отличная медсестра». Собравшиеся встретили ее слова гулом одобрения.
— Может быть, — невольно улыбнулась Кэйко. — Мы все надеемся, что она вернется и будет помогать мне в клинике, но пока Мисако работает секретарем у своей подруги, хозяйки модного ателье в Токио. Кимура-сан пользуется большим успехом.
— Та самая модельерша из Сибаты? — ахнула одна из сестер.
Кэйко удивленно взглянула на нее.
— Да, из Сибаты… Должно быть, Кимура-сан еще более знаменита, чем я думала. Как вы о ней узнали?
— Прочитала, — сконфуженно пробормотала медсестра.
Стоявшая рядом подруга хихикнула, прикрыв рот ладонью.
Позже в тот же день медсестра зашла в контору и положила на стол Кэйко зачитанный номер газеты.
— Одна из пациенток забыла, — объяснила она, — а я прочитала и оставила на столике в комнате для посетителей. Думаю, вам стоит посмотреть…
Кэйко вгляделась в статью и обмерла. Значит, все правда… Девица из ночного клуба — вот кто на самом деле любимая подруга и благодетельница ее дочери!
Медсестра снова заговорила, стараясь смягчить удар:
— Вы не очень расстраивайтесь, Кэйко-сан, таких грязных газетенок сейчас сколько угодно, и в них больше вранья, чем правды. Сатико-сан действительно очень известна в мире моды, а в ночном клубе она работала очень недолго, только чтобы не умереть с голоду. Эти журналисты из чего угодно готовы состряпать скандальчик.
Встав из-за стола, Кэйко поблагодарила сестру. Возможно, и в самом деле не стоит так переживать. Она сама хорошо помнила, что школьная подруга дочери происходила из очень бедной семьи. Тем же вечером статью прочитал доктор Итимура.
— Что будем делать? — вздохнув, спросила Кэйко.
— Ничего, — усмехнулся он. — Ты все никак не можешь смириться с тем, что Мисако уже давно взрослая.
— Взрослая или нет, она моя дочь, и я не могу за нее не беспокоиться!
— Постарайся ей больше доверять, лишним волнением ты только навредишь. Не обращай внимания на эту чушь, вот и все.
Кэйко неуверенно улыбнулась.
— Я попробую, — пообещала она.
Однако, несмотря на все старания, материнский инстинкт не давал ей успокоиться. Ростки тревоги уже проклюнулись и с каждым днем становились все гуще, оплетая сердце Кэйко тугими щупальцами.
