дружной песней направлялась в гарнизонный Дом офицеров на прием пищи. Армейцы помахали нам, мы — им. Никакого злого антагонизма между спортсменами двух команд, конечно же, не существует, а, наоборот, существует коллегиальное взаимопонимание и уважение. Взгляды, которыми обменялись игроки при этой бытовой встрече, ничего общего не имели с прессингом, заслонами и финтами, обыкновенные приветливые взгляды. Лишь два взгляда могли со стороны напомнить спортивный прыжок. Армеец Андреев (217-25) с робким оленьим движением шеи бросил трепетный и загадочно-смущенный взгляд на спартаковца Белова (200-19), а Александр проводил своего оппонента внимательным и не по возрасту тяжеловатым взглядом из-под не по-детски нависших бровей.
(Здесь таится довольно серьезный баскетбольный подтекст, и мы в интересах массового читателя немедленно его вскроем. Дело в том, что Андреев — супергигант, а Белов — гигант обыкновенный. «Саня», по мнению специалистов, — идеальный современный баскетболист: двухметровик атлетического сложения, он обладает замечательным дриблингом, острой реакцией, ну а прыжки!… Сверхвысокие прыжки Белова позволяют ему почти полностью нейтрализовать феномена Андреева. Однако палка о двух концах: андреевские хлопоты мешают Белову атаковать щит армейцев. Занятые друг другом, эти два игрока вихрем носятся по площадке, давая возможность остальным восьми играть в баскетбол. Наверное, они злятся друг на друга: ведь попасть в кольцо каждому хочется.)
В гостинице и в близлежащих кварталах отчаянно кричали телевизоры. Истекали последние минуты футбольного матча ЦСКА — «Динамо» (Тбилиси). Грузины проигрывали.
— Болельщик, ребята, наш, — весело сказал Кондрашин и ласково потрепал по вихрам Ваню Рожина (201-21), юношу с лицом Алеши Карамазова и фигурой петергофского Самсона.
И впрямь, через полчаса, когда мы уже благодушествовали за шашлыками, к нам со всех сторон обращались и официанты, и повара, и студенчество, и специалисты грузинской столицы:
— Ленинградцы, вы выиграете у ЦСКА?!
— 'Спартак', за вашу победу!
— Гагимарджос, «Спартак», гагимарджос!
Докучливый корреспондент подсел к нам, когда мы уже пересчитывали под столом денежки.
— Настроились на победу, ребята? — бодрым голосом спросил он.
— Извините, мы на шашлыки настроились. В Италии сильно оголодали, — ответили мы.
— Кацо! — закричали мы на кухню. — Еще по два свиных и по одному бараньему!
— Блокадники, — сквозь слезы глядел на нас официант Махмуд, совсем уже сбившийся со счета годов.
Всего получалось по пять шашлыков на персону и по одному табака. 'Настроение в команде перед решающей схваткой по-настоящему боевое' — одним махом записал докучливый корреспондент и, подумав, приписал в скобках, про запас: — 'По-хорошему злое'.
А за окном по проспекту Плеханова уже прогуливались 'вооруженные силы': Капранов и Кульков, Гильгнер и Едешко, Иллюк и Ковыркин, и Андреев, этот аист, приносящий счастье, и гибкий туркестанский змий Жармухамедов, и некто по имени Сергей Белов (однофамилец нашего фаворита), скромный молодой человек, невысокий (192) с лицом цвета слоновой кости, с необъяснимо печальным и смирным взглядом.
О боги греческие и римские, невские и коми-пермяцкие! Что делает этот скромняга на площадке! Он нападает на кольцо с фанатически горящим лицом, словно террорист на великого князя Сергея Александровича. Чем труднее матч, тем лучше он играет и всякий раз, попадая в цель, торжествующе потрясает кулаками.
Опасные эти люди мирно ходили два дня мимо нас и мирно раскланивались. Казались ли им мы, спартаковцы, столь же опасными людьми? Вряд ли. Они были уверены в победе и не без оснований: они были сильнее нас. И все-таки зря они нас не боялись, все-таки зря: они не учитывали одной важной штуки — того, что мы очень любим играть в баскетбол.
На следующий день «Спартак» отправился гулять по проспекту Руставели, по горе Давида, пил газированную воду «Лагидзе», хрустел молодой редиской, закупал для мам и невест хозяйственные сумки, которыми столь богат город на Куре и так беден город на Неве, смотрел кинокартину 'Песни моря', сделанную усилиями двух стран…
— Очень подходящая для сегодняшнего дня кинокартина, — сказал Кондрашин. — Боже упаси перед игрой смотреть какую-нибудь хорошую картину. 'Песни моря' настоящая предстартовая картина.
— А стихи можно читать, Владимир Петрович? — спросил Юмашев.
— Со стихами как раз наоборот, — ответил тренер. — Если хорошее, Толя, хотите прочитать, то читайте, сделайте одолжение.
Юмашев тут же прочел знаменитое:
Мне Тифлис горбатый снится,
Сазандарий чудный звон…
— 'Большое место в предстартовой подготовке команды занимают культурновоспитательные мероприятия' — одним-единственным, но длительным крючком записал докучливый корреспондент.
Вечером Кондрашин пригласил своих «бойцов» на тренировку. Огромный тбилисский Дворец спорта был пуст, тихие голоса летели под купол и бились там, словно заблудившиеся орлы, и лишь след ступни 54- го калибра говорил о том, что час назад Дворец покинули армейцы.
О Баскетбол проклятый, Ваше сиятельство Баскетбол! О как ты уже надоел твоим высокорослым подданным! Кажется после какого-нибудь турнира, что год бы не взял мяча в руки, но проходит день-два — и пальцы начинают скучать. Потом начинают скучать локти, плечи, икроножные мышцы и квадрицепсы, и вскоре все тело игрока охватывает неудержимая страсть к Баскетболу.
Утоляя эту жажду, ты высоко подпрыгиваешь и, не опускаясь, бросаешь мяч в корзину, и когда из жадной твоей руки мяч, не касаясь ободка, пролетит через сетку, вот тогда ты почувствуешь удовлетворение. Но этого мало, и так нужно
попасть сто, тысячу раз… Сколько раз нужно испытать эту мгновенную физиологическую радость, чтобы пресытиться Баскетболом?
Кондрашин встал под кольцом, а Харитонов на линии аута. Между ними спиной к щиту разместился Белов. Вплотную его прикрывал самый высокорослый спартаковец Иванов. Харитонов бросил мяч Белову, тот подпрыгнул и повернулся в воздухе. Вместе с ним подпрыгнул и Иванов. Мяч над руками Иванова полетел в кольцо. Кондрашин подобрал его и отправил назад, к Харитонову. Все повторилось.
Так было сделано двадцать раз. Восемь раз Белов попал. Три или четыре раза мяч перехватил Иванов. Лицо Белова иногда передергивалось от боли.
— 'Нет, не капризничает, опять спина болит, — подумал тренер. — Восемь из двадцати: плохо дело…'
Через четверть часа, когда настил содрогался от топота и стука мячей и когда тренировочный пыл достиг высшего накала, Белов был отправлен на массаж. 'Вот уеду в деревню, и все, — думал он, печально шмыгая носом, — уеду в деревню молоко пить…'
А мы забыли про армейцев и про золотые медали и два часа играли в баскетбол за милую душу.
Последняя ночь перед матчем. Урчат, воют, жалобно стонут водопроводные трубы в бывшей «Европе». Дребезжат во всех номерах телефоны: некто, таинственный в ночи, разыскивает какого-то Гурама Накашидзе. «Спартак» спит и видит вперемежку то золотые, то серебряные сны. ЦСКА видит только золотые сны: такова установка командования и тренера Гомельского. Толя Юмашев бормочет сквозь сон:
Судьба, как ракета, летит по параболе,
Обычно — во мраке, и реже — по радуге…
…Куда ж я уехал! И черт меня нес
Меж грузных тбилисских двусмысленных звезд!
Кондрашин, закинув руки за голову, смотрит на эти звезды и думает о своей команде, об этих мальчишках, которых он еще совсем недавно тренировал в детской секции, о равномерном движении вверх: 68-й год — четвертое место во Всесоюзном турнире, 69-й — бронза, 70-й — серебро, и вот завтра… завтра… Шагнем ли на последнюю ступеньку? Лучше заранее приучить себя к серебру. ЦСКА сильнее. Кто же спорит, они сильнее, но… Но мы, черт возьми, очень любим играть в баскетбол!
