(ст.27-28). Какой преступный обмен! Какая гибельная корысть! Какая беззаконная продажа! Вы решились продать того, кто связан с вами узами кровными, кого так любит отец, кто пришел на свидание с вами, кто ни много, ни мало никогда не обижал вас, и продать его варварам, отправляющимся в Египет? Какое это безумие! Какая ненависть! Какая зависть! Если вы это делаете, испугавшись сновидений его, в том убеждении, что они исполнятся, то для чего же вы стремитесь к невозможному, и своими поступками начинаете борьбу с Богом, предвозвестившим ему это? А если вы не приписываете снам никакого значения и считаете их вздором, то для чего предпринимаете то, что подвергает вас вечному постоянному позору, отцу же принесет непрестанную скорбь? Но, о, сила страсти или - лучше - запятнанной кровью решимости! Когда кто отдается беззаконному делу и погружается в беззаконные помыслы, то уже не видит пред собою неусыпного Ока, не стыдится самой природы и ничего другого, что может возбудить в нем сострадание, как это случилось и с этими. Они не подумали ни о том, что он брат их, ни о том, что так молод, что так дорог отцу; ни о том, что он, никогда не испытывавший житья на чужой стороне, среди иноземцев, должен идти в такую страну и жить с варварами: оставив всякое здравое рассуждение, они думали только об одном, чтобы удовлетворить, как задумали, своей зависти. И в намерении они сделались братоубийцами; а страдалец все терпел великодушно.
Вышняя же десница хранила его, и все скорби делала для него сносными и легкими. Так, когда мы пользуемся благоволением свыше, то, хотя бы мы находились среди варваров, в чужой земле, - можем проводить жизнь лучше тех, которые живут дома и наслаждаются всякого рода услугами; и напротив, хотя бы жили и в своем доме, и, по-видимому наслаждались полным покоем, но, будучи лишены помощи свыше, мы несчастнее всех. Велика сила добродетели и бессилие порока и это особенно ясно показывает настоящее повествование. Кого, скажи мне, считаешь ты жалким и достойным многих слез, - тех ли, которые делали брату столько зла, или того, кто отдан был в рабство иноземцам? Конечно, тех. Представь же себе, как этот дивный юноша, воспитанный среди множества слуг, постоянно бывший в объятиях отца, внезапно принужден нести тяжкое рабство, и притом у людей диких, которые не лучше самых зверей. Но Владыка всяческих и людей этих сделал кроткими, и ему дал великое терпение. Продав брата, братья Иосифа находились в состоянии людей, достигших своей цели, потому что удалили от себя ненавистного им брата. “Рувим же пришел опять, - говорит Писание, - ко рву; и вот, нет Иосифа во рве. И разодрал он одежды свои, (и обратился) к братьям своим, и сказал: отрока нет, а я, куда я денусь” (ст.29,30)? Божественное Писание выше показало нам, что Рувим дал совет бросить Иосифа в ров с тем намерением, чтобы избавить его от братоубийственных рук и возвратить отцу. Теперь, когда Рувим увидел, сказано, что не достиг своей цели, он разорвал свои одежды и сказал: “Отрока нет, а я, куда я денусь”? Что мы, то есть, скажем (отцу) в свое оправдание, и особенно я, считающийся старшим из вас? Он думал, что Иосиф убит. Но как желание их уже исполнилось, и, отправив в чужую землю ненавистного брата, они удовлетворили своей страсти, то вот теперь они стали придумывать все способы, как бы обмануть отца и скрыть от него свое преступное соумышление. Заколов, сказано, “козла”, и помазав одежду (Иосифа) кровью, “доставили к отцу своему, и сказали: мы это нашли; посмотри, сына ли твоего эта одежда, или нет” (ст.31,32). Что вы, безумные, обманываете самих себя? Хотя бы и успели вы обмануть отца, но не скроетесь от того неусыпного Ока, которого более всего надлежало бы вам страшиться. Но такова природа человеческая, особенно же такова беспечность многих людей! Они за важное почитают только страх и стыд пред людьми в настоящей жизни, а не думают о будущем страшном суде и вечных невыносимых муках; они заботятся лишь о том, как бы избежать укоризны от людей. Так думали и эти и решились обмануть отца. “Узнал, - сказано, отец одежду, - и сказал: [это] одежда сына моего; хищный зверь съел его; верно, растерзан Иосиф” (ст.33). И подлинно, он жестоко пострадал от них, как от зверей. “И разодрал Иаков одежды свои, и возложил вретище на чресла свои, и оплакивал сына своего многие дни” (ст.34). А каких слез заслуживали эти не потому только, что продали брата чужестранцам, но и отца, уже в глубокой старости, повергли в такую горесть! “Собрались все сыновья его и все дочери его, чтобы утешить его; но он не хотел утешиться и сказал: с печалью сойду к сыну моему в преисподнюю” (ст.35).
5. Думаю, что, и это для них было новым ударом. Видя, какую сильную любовь выражает отец к тому, которого уже нет, который считался растерзанным зверями, братья еще более снедались завистью. Но они за свою жестокость к брату и к отцу не заслуживают никакого снисхождения. Что же касается мадиамских купцов, то и они в свою очередь делаются орудием промышления Божия, и перепродают Иосифа Пентефрию, архимагиру фараона. Видишь ли, как Иосиф мало-помалу идет вперед, во всем обнаруживает свою добродетель и терпение, чтобы подобно борцу, мужественно подвизавшемуся, увенчаться венцом царским, и чтобы исполнение сновидений самым делом показало тем, которые его продали, что им нисколько не принесло пользы все их коварство. Такова сила добродетели, что и чрез самые гонения она достигает большей славы. Подлинно, нет ничего сильнее, нет ничего могущественнее добродетели, - не потому, чтобы она сама по себе имела такую силу, а потому, что приобретший ее пользуется и вышнею помощью. А с такою помощью и с таким содействием, он сильнее всех; он непобедим; он неуловим не только для наветов людских, но и козней бесовских. Зная это, будем избегать не злостраданий, а злодеяний. Злые дела и составляют действительное злострадание. Кто умышляет сделать зло ближнему, тот ему нисколько не вредит; а если и вредит сколько-нибудь, то в настоящей только жизни, а себе готовит казни нескончаемые, муки невыносимые. И нам нельзя избежать их иначе, как если будем располагать себя к готовности переносить зло, и, по учению Господа, будем молиться за тех, кто делает нам зло. Это приготовит нам великую награду и сделает достойными царства небесного, которое да наследуем все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
БЕСЕДА 62. “И увидел там Иуда дочь одного Хананеянина, которому имя: Шуа; и взял ее и вошел к ней. Она зачала и родила сына; и он нарек ему имя: Ир” (Быт. 38:2-3).
1. В прошедший раз повествование об Иосифе довольно поучило нас, как гибельна зависть и как эта пагубная страсть портит прежде всего душу, в которой она зарождается. Вы видели также, как порабощенные этою страстью братья Иосифа забыли и самое родство, и брату своему, ничем их не обидевшему, оказали жестокость диких зверей, и, обнаружив тем собственную злобу, не столько повредили брату, сколько себя покрыли бесчестием. Хотя они продали его чужестранцам, а эти перепродали архимагиру фараона, но как Иосиф имел во всем помощь свыше, то для него все оказывалось сносным и легким. Я хотел и сегодня продолжать тоже повествование и почерпнуть из него снова наставление для вас. Но в него входит еще иное некоторое сказание, которого нельзя оставить без внимания; объяснив по возможности это, мы возвратимся опять к истории Иосифа. Какое же входит сюда сказание? Это - об Иуде. Он, взяв себе в жены дочь хананеянина - Саву, и имел от нее трех сынов. “И взял Иуда, - сказано в Писании, - жену Иру, первенцу своему; имя ей Фамарь” (ст.6). Но Ир оказался “неугоден пред очами Господа” - и Бог поразил его. И заповедал Авнану, взявшему жену брата, восстановить семя брату. Так именно повелевал закон, чтобы по смерти брата, не оставившего детей, другой брат взял его жену и восстановил семя брата (Втор.25:5). Но и Авнан оказался злым; Бог поразил смертью и его. Иуда, увидев внезапную смерть двух сынов своих, пришел в страх и, чтобы утешить Фамарь, обещал дать ей третьего своего сына; но, опасаясь, чтобы и этот, подобно братьям, не подвергся наказанию, не исполнял обещания. Между тем Фамарь, утешаясь обещанием, оставалась “в доме отца своего”, ожидая исполнения обещанного свекром. Хотя она и замечала, что Иуда не хочет исполнить обещания, однако благодушно терпела, не желая вступить в супружество с другим, а переносила вдовство, ожидая благоприятного времени, потому что надеялась родить детей от самого свекра своего. И когда она узнала, что свекровь ее умерла, а Иуда пошел в Фамну стричь овец, то Фамарь решилась обманом разделить ложе с свекром и от него родить детей, - не ради похоти плотской, - нет, а для того, чтобы не остаться без имени [т.е. без потомства]. Впрочем, в этом деле было и промышление (Божие), почему намерение ее и исполнилось на самом деле. “Сняла она, - сказано, - с себя одежду вдовства своего, покрыла себя
