Джеральд Даррелл. Путешествие В Эдвенчер

Дорогая моя, пожалуйста, забудь о том, что все это вызвано разницей в возрасте. Это слишком наивно, что понятно даже твоей матери. Разумеет­ся, у нас есть возрастные проблемы, и то, что ты решила выйти замуж за почтенного старца, только твоя вина. Но, любимая моя дурочка, не могла же ты быть столь наивной и столь далекой от реальной жизни, чтобы не подумать о том, что ревность, боль, предательство, подавленность, уяз­вленное самолюбие терзают любого, будь ему хоть пять лет, хоть пятьсот. Я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты поняла: в подобных ситуациях я буду реагировать только так и никак не иначе.

Прежде чем закончить это письмо, я хочу сказать тебе еще одно. Похо­же, ты превратно истолковала мои слова. Когда я говорил, что то, что ты не можешь любить меня так же сильно, как я люблю тебя, я совсем не хо­тел сказать, что любовь не имеет для меня значения. Я так сильно люблю тебя, что сила моей любви сможет укрепить и поддержать наши отноше­ния. Я надеюсь, что совместная жизнь и работа сделает твои чувства ко мне более глубокими. Может быть, это будет не любовь в том смысле сло­ва, какой вкладывают в него женские журналы, но верная и прочная дружба вместе с искренней привязанностью. Это и есть настоящая любовь в моем понимании. Когда ты ощутишь ее, то сразу же поймешь это и не за­хочешь ничего другого. В своем последнем письме ты написала мне очень важные слова, которые окончательно проясняют ситуацию. Ты написала «надежность моего будущего с тобой, с мужчиной, которым я восхища­ юсь». Дорогая, если ты действительно так думаешь, ты уже встала на путь к тому состоянию, о котором я только что написал. Надеюсь, ты это пони­маешь. Это очень важно для меня. Ты закончила свое письмо словами: «Неважно, что произошло, но ты должен знать, что я люблю и уважаю тебя и искрение надеюсь, что ты относишься ко мне так же». Понимаешь ли ты, что никогда раньше ты не использовала слов «восхищение» и «лю­бовь» по отношению ко мне, ни в разговоре, ни в письмах? Эти слова все­лили в меня надежду и слегка залечили мои раны. Я хочу сказать, что вос­хищаюсь тобой, уважаю и люблю тебя до безумия, и надеюсь, что ты уже: получила веское доказательство этого.

Ну все! Я заканчиваю свое письмо, исполненное жалости к себе, почти такое же длинное, как Библия, хотя и не так хорошо написанное. Все кон­чено, но, моя дорогая, помни, что восхищение, любовь, уважение и дове­рие — очень хрупкие вещи, и стоит сделать лишь один неверный шаг, как они исчезнут, улетят, как дым. Поэтому на прощание хочу привести тебе одну цитату из Ницше: «Браки бывают несчастливыми не из- за отсутствия любви, а из-за того, что в них нет дружбы».

Ты всегда будешь моей любовью и верным другом. Если это действи­тельно так и будет, я не буду более ничего желать в этой жизни, потому что у меня будет все. Я скучаю по тебе.

С любовью,

Джерри».

В конце концов после всех расставаний и разлук, после серьезных ссор и непонимания, эти двое предстали друг перед другом совершенно незащи­щенными и открытыми. Ли, пытаясь отстаивать свое право на личную не­зависимость, твердо заявила, что любит и уважает Джеральда. Джеральд, смирив свое эго и укротив свою мужскую гордость, решительно сказал о своем восхищении, уважении и любви к Ли. Роман закончился, начался брак. Прелюдия осталась в прошлом. Приближался финал.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

ЛЮБОВНАЯ ИСТОРИЯ: ФИНАЛ 1978-1979

Джеральду было нелегко вернуться к одинокой жизни в поместье Огр. В течение дня он был по горло занят проблемами зоопарка и Фонда, но, когда его коллеги и работники зоопарка расходились по домам и на его де­тище, в котором из людей оставался лишь он один, опускалась весенняя ночь, он снова мысленно возвращался к единственной женщине, занимав­шей в тот момент его мысли, — к далекой невесте, оставшейся на амери­канском Юге. Единственным спасением от одиночества были письма и те­лефонные звонки. Количество написанных Джеральдом писем удвоилось, а потом удвоилось еще раз. Он не прекращал писать ей до тех пор, пока она не стала его женой. После этого Джеральд больше не писал ей, потому что она никогда не оставляла его даже на минуту.

А тем временем в Дареме, Северная Каролина, Ли предприняла реши­тельные шаги. Она окончательно разорвала свои отношения с бывшим воз­любленным.

Прошлым летом Джеральду наконец-то удалось убедить Ларри продать ему ферму, которую они так долго арендовали. Ферма стояла пустой на протяжении последних трех лет. Джеральд перевез туда свои вещи и всту­пил в права собственности, хотя сделка все еще не была оформлена юриди­чески. В апреле 1978 года Джеральд отправился в Лангедок со своим лич­ным помощником, Джоном Хартли, чтобы закончить очередную книгу — сборник веселых историй под названием «Пикник и прочие безобразия».

Ферма называлась «Мазе», но чаще ее называли просто Мас. Это был каменный деревенский дом, покрытый белой штукатуркой, укрывшийся между лесистых холмов. Вокруг дома свободно росли дикие травы — шал­фей, тимьян и дикая лаванда. Проселочная дорога приводила к каменной лестнице, которая заканчивалась на открытой террасе. Слева стоял скром­ный домик. Несколько лет спустя Джеральд перепланировал дом, но до этого он состоял из маленькой, с низкими потолками гостиной с камином. Слева находилась спальня, а справа крохотная столовая, откуда можно было попасть на удобную кухню. В задней стороне дома было еще три маленькие комнатки. Именно здесь Ларри написал лучшие страницы «Алек­ сандрийского квартета». Здесь Джеральд и Джеки провели несколько заме­чательных лет, когда Джеральд работал над своими книгами и телевизион­ными сценариями, не отвлекаясь на повседневные заботы, связанные с зоопарком.

Джеральд очень любил это место. Ему, как и Ларри, жизнь в Лангедоке напоминала детство, проведенное на Корфу. Ларри вообще считал Ланге­док Аттикой. Южная Франция имела два существенных преимущества — сюда было гораздо легче добраться, а местная кухня была еще лучше, чем греческая. Джеки никогда не любила эту ферму, к тому же они с Ларри были не стишком близки. Но Джеральд надеялся, что Ли не только полю­бит этот дом, но сумеет здесь полюбить и его. Он писал ей:

«Мой бедный маленький домик пришел в полное запустение. Те, кто поселился в нем после меня, совершенно о нем не заботились. Сейчас он напоминает мне бедного сироту, которого никто не любит. Мы с Джоном и Арлетт (приходящая экономка, живущая в соседней деревушке) при­нялись за работу. С помощью полироли, щеток и швабр отмыли все до зер­кального блеска. Сейчас в камине потрескивают сосновые поленья. Огонь отбрасывает теплые отблески на наши щеки и заставляет радостно заго­раться глаза. Как я тебе уже говорил, дому нужен, фигурально выражаясь, новый наряд. Я перекрасил нашу ванную и спальню, маленькую гостиную, кладовку и кухню. Потом я переделал винный погреб. Теперь у нас есть за­ мечательное место, чтобы посидеть (летом мы и жили, и обедали именно там). Осталось его только перекрасить и устроить в нем бассейн. Слово «бассейн» звучит очень сильно, но здесь действительно есть бассейн, доста­точно большой, чтобы нырнуть, сделать несколько гребков и охладиться от палящего солнца.

Сегодня я первый день на диете. Уже двенадцать часов, а я всего лишь выпил стакан апельсинового сока и две чашки кофе. Как я хочу быть стройным!

Теперь я с тобой прощаюсь. Я люблю тебя, я хочу тебя, я скучаю без тебя. Ты мне нужна. Единственная радость, которую я нахожу в пребыва­нии здесь, в том, что я делаю все это для тебя.

Береги себя,

Дж.».

В Ниме, ближайшем к ферме городке, Джеральд заказал мебель и дру­гие домашние принадлежности, в том числе и огромную двуспальную кро­вать. Он подробно описывал все свои действия Ли, приложив даже буклет мебельной фирмы.

«Пустой Мазе, Холодная улица, Надежда, округ Любви 27 апреля 1978

Дорогая Макджордж,