манифестируя конец каузальной медитации, требующей в свое заключение некоторого осмысления и обдумывания.
Событие само по себе тоньше, деликатнее мысли; поэтому любое помышление о нем и последующий анализ всегда сопровождается существенным уплотнением, огрублением и схематизацией. Каждый человек иногда замечает, как трудно адекватно пересказать свои впечатления: обязательно что-то существенное или не ляжет в слова, или сильно ими исказится. С другой стороны, наблюдается и своеобразный эффект противоположного рода: часто рассказ о незначительных и в общем-то скучных событиях звучит гораздо живее и интереснее, чем были они сами. Конечно, пересказ есть нечто большее, чем создание ментального образа, так как слова вызывают вибрации на всех планах, но все же обычная коммуникативно- ориентированная речь апеллирует преимущественно к ментальному плану и описанные выше эффекты для близнецовских потоков типичны.
С другой стороны, каждое событие допускает самые разные интерпретации, толкования и описания: канал Близнецов аналитический, и каждое высохшее каузальное дерево (и даже травинка) становятся зернами и источниками энергии для самых разнообразных размышлений: на любой жизненный эпизод можно посмотреть с одной стороны, другой, третьей, и всякий раз получается на удивление по-разному. И важно понимать, что здесь количество ментальных интерпретаций не компенсирует их несовершенства как моделей происходящего в каузальном плане и, более того, этого и не предполагается: каждое тело в организме выполняет свои собственные функции, вовсе не дублирующие функции вышележащего. В частности, роль ментального тела не заключается в постоянном отслеживании и максимально точном моделировании каузального потока, как это кажется многим почитателям человеческого разума.
Ум не должен следить за событиями жизни человека подобно тайной полиции. Даже писатели и поэты, проходя мимо розового куста или встречаясь с любимой женщиной, не рефлексируют тут же свои переживания, включая с этой целью внутреннюю машинистку, быстро печатающую стенограмму текущих событий, почти полностью их при этом заглушая ударами клавиш. Если подобный процесс происходит постоянно, то человек болен неврозом ментальной навязчивости, от которого страдает весь его организм, а в первую очередь — ментальное и каузальное тела. На первый взгляд это противоречит постоянным призывам великого мистика Бхагвана Шри Раджниша: 'Делайте все, что угодно, но осознавайте это'; однако тот же самый Раджниш говорил, что когда он приходит домой и оказывается в одиночестве, ни одна мысль не проплывает по его внутреннему небу. Поэтому лучше воспринимать его указания как одну из психотехник (или особый путь к просветлению), но не как норму поведения обычного человека.
Качественно здесь ситуация такая же, как и в случае Тельца и Овна: поток Близнецов включается тогда, когда заходит в тупик каузальная медитация, то есть некоторая цепочка событий не может ни прекратиться, ни продолжить свое развитие и в некотором роде умирает, оставляя на своем месте в каузальном теле высохшее растение (или его ветку). В общем, ничто на земле не проходит бесследно, как справедливо заметил поэт-песенник с философским уклоном, и 'следы' событий, когда-то имевших место, попадают в ментальный план иногда в виде добрых семян-мыслеформ, а иногда — в виде злых зародышей, в форме лучей ласкового ментального солнца или жесткого, уничтожающего все живое, рентгеновского излучения — но далеко не всегда и не сразу осознаются.
Автор менее всего претендует на адекватное описание роли ментального тела в организме; совершенно ясно, что в настоящее время об этом имеются лишь самые поверхностные сведения, которые будут углубляться очень постепенно. Цель, которую автор в данном случае ставит перед собой, это скорее постановка вопроса, нежели его исследование. Однако в рассматриваемой парадигме напрашивается следующий вывод: человек совсем не так свободен в своих мыслях, как это принято считать, причем эта несвобода имеет два качественно различных источника.
Первый источник ограничений это сама структура ментального тела, его эволюционный уровень и природа стандартных (в большинстве подсознательных) программ мышления, свойственных данному человеку. Второй же источник ограничений это необходимость выращивать близнецовские всходы, то есть продумывать некоторые события и обстоятельства, которые особенно настоятельно этого требуют. Это вовсе не означает плоского конкретно-ориентированного мышления: иногда каузальные тупики вызывают к жизни очень глубокие ментальные медитации, заставляющие человека вырабатывать качественно новые ментальные символические системы и перестраивать с их помощью всю свою ментальную картину мира. Но все-таки главной обязанностью ментального тела является адекватное реагирование на близнецовские трансляции, и все прочие его функции, в частности, самоочищение, развитие и взаимодействие с внешней ментальной средой, должны производиться если не под флагом, то, по крайней мере, с учетом этой главной обязанности.
В общественном подсознании, однако, ментальное тело чаще всего рассматривается в связи с буддхиальным, а каузальное при этом оказывается где-то сбоку. Так оно удобнее: в уютных парах ум (ментальный) — мудрость (буддхиальная) и соображение (ментальное) — ценность (буддхиальная) человек ощущает себя свободным, в силу аналитичности как ментального, так и буддхиального тел, и вставлять между ними синтетичный каузальный поток совсем даже не хочется. При этом возникает ощущение удивительной легкости, почти невесомости жизни: ментальное тело, вместо того, чтобы с трудом корректировать каузальные тупики, тщательно переводя их на разнообразные символические системы и затем анализируя, сопоставляя, делая выводы и прочую трудную ментальную работу, просто-напросто, игнорируя каузальный поток, подстраивается под буддхиальное, так что два совершенно и принципиально различных понятия: экзистенциальная и ментальная картина мира сливаются как бы в одно, к великому ущербу для организма и судьбы самого человека.
Дело в том, что ценности очень редко нуждаются в ментальной интерпретации и логическом анализе: если такая потребность возникает, то это означает двойной тупик развития: сначала буддхиального, а затем каузального, им порожденного. Например, несовместимость некоторых ценностей оказывается в какой-то момент непреодолимым препятствием для душевного развития человека, и тогда возникает каузальный бунт (скажем, человек уходит из семьи или резко увольняется с работы в никуда), порождающий цепь событий, которая также заходит в тупик: возникает ситуация, неразрешимая на каузальном уровне. Только после этого в ментальное тело попадают зерна будущих размышлений, в которых лишь по косвенным отблескам можно прозревать исходное буддхиальное противоречие.
Типичный пример такого положения это возвращение Ивана-дурака к коньку-горбунку после того, как царь, увидев золотое перо жар-птицы, дает Ивану очевидно невыполнимое задание: поймать ее и привезти во дворец. Налицо каузальный тупик, поскольку естественный выход из ситуации — усекновение собственной головы — героя сказки не устраивает. В результате включается канал Близнецов, и Иван начинает интенсивно думать: не о своих ценностях, надо полагать, а в чистом виде о каузальном плане: как все же доставить птицу или спасаться от царского гнева. В этом же смысле выступает и конек-горбунок, предлагая (ментальный) план поимки экзотического образца фауны, хотя вскользь и отмечает буддхиальную причину, приведшую к столь тяжкому каузальному тупику: это противоречие между ценностями: с одной стороны, скромностью и осторожностью, предписанными Ивану коньком-горбунком (читай: атманическим телом), а с другой — жадностью и тщеславием, заставившими Ивана взять перо с собой и легкомысленно любоваться им, вынимая из тряпицы.
Интересно, как бы отреагировал Иван-дурак, если бы конек ограничился указанием на описанное выше этическое противоречие; во всяком случае ясно, что ум (в отличие от
Читатель может возразить, что умный человек тем и отличается, что обдумывает варианты событий, еще не происшедших, но имеющих некоторую склонность к тому, чтобы произойти. Это, конечно, справедливо, но нельзя слишком точно привязывать события к линейно текущему времени. Безусловно, у каждого события есть некоторый момент, когда оно, собственно, случается (так сказать, его эпицентр), равно как и место, где оно происходит. Но оно оказывает существенное влияние на соседние (и по времени, и по месту) события, так что можно говорить о некоторой его плотности распределения в пространстве- времени, и в конечном счете оно ощущается всегда и везде: и в прошлом, и в будущем, и на любом расстоянии от места, где оно непосредственно произошло, — в полном соответствии с принципом единства мира. Поэтому человек с проработанными Близнецами и чувствительным ментальным телом часто способен
