— Через соседей узнай, свидетелей поищи. Пойми, Славочка, это очень для нас важно.
— Я то понимаю, гражданин Тюленькин — без понятия. Ладно, Игнатьич, постараюсь!
Когда Бирюков положил телефонную трубку, слышавший весь разговор Шахматов озабоченно проговорил:
— Коробченко лихорадочно ищет деньги. Как бы он еще не натворил беды.
— Надо Главпочтамт взять под наблюдение, — сказал Антон.
— Немедленно возьмем. А ты не откладывай встречу с Лелей Кудряшкиной. Попробуй отыскать ее на работе.
— Попробую.
Бирюков поднялся. До завода, где работала Леля, он доехал на троллейбусе. Моложавый, с черными усиками заместитель директора, заглянув в предъявленное Антоном удостоверение, насторожился:
— Кудряшкина трудится добросовестно, прогулов не имеет и… мастер, у которого она в подчинении, никаких претензий не высказывает.
— У розыска тоже к ней претензий нет, — успокоил Бирюков. — Свидетелей ищем. Позвоните, чтобы Кудряшкиной разрешили на полчасика с работы отлучиться.
— Пожалуйста, — протягивая руку к телефону, согласился замдиректора. Через несколько минут Леля вышла из заводской проходной. Увидев поджидающего ее Бирюкова, она ничуть не удивилась. Сунув замасленные руки в карманы черного рабочего халата, небрежно бросила:
— Привет. Явились, не запылились.
— Стараюсь работать без шума и пыли, — улыбнулся Бирюков. — Прошлым вечером домой к тебе приходил, но, увы…
— Вечерами я на дело ухожу.
— Жаргончик…
— С кем поведешься, от того и наберешься.
— От Жоры Коробченко?
— Ой, мама родная, опять про Жору.
— Почему «опять»?
— Потому, что кончается на «у». Вечером после работы только заявилась домой — Мария Федоровна звонит. Учительница первая моя… В гости пригласила. И вот до глубокой ночью о житье-бытье, да о Жорике с ней говорили. То, что алкашом Жорка стал, дураку понятно, но в убийстве зря его подозреваете. Коробченко, как воробей в сухих вениках: шороху много, а нестрашно.
Лицо Кудряшкиной было усталым, без косметики. Видимо, не выспалась и утром торопилась на работу. С безоблачного неба пекло яркое солнце. Бирюков кивком показал на пустующую скамейку в затененном сквере рядом с проходной и предложил:
— Сядем?..
Кудряшкина, не вынимая рук из карманов халата, молча прошла впереди Антона к скамейке. Усевшись на краешек, грубовато сказала:
— Долго трепаться некогда — дырки надо сверлить. За это деньгу мне платят. Спрашивай без дипломатии, покороче. Что знаю — скажу, чего не знаю — извини. Мне терять нечего, давно все растеряла.
— Когда последний раз виделась с Коробченко? — спросил Бирюков.
— Когда Жорка песца на шапку принес. Дай сигарету.
— Я некурящий.
— Слава богу… Чуть не сорвалась, дура… Короче, песец обошелся мне в двадцать рублей, а занимала я Жорке пятьсот. Четыреста восемьдесят он вернул вместе с песцом. Деньги эти перехватила на пару дней у бабы Зины Петелькиной. Не веришь, у нее спроси. Баба Зина не соврет.
— Когда это было?
— Перед тем, как Зоркальцев потерялся. Когда Мария Федоровна, встретилась с Жоркой на барахолке.
— Какими купюрами ты давала Коробченко деньги?
— Разными, — Кудряшкина с усмешкой глянула на Антона. — Еще и номера купюр спросишь?
Бирюков пропустил иронию мимо ушей:
— Вернул он тебе какими?
— Новенькими, как из Госбанка, десятками.
— Не говорил, где такие десятки взял?
— Я удивилась новизне денег, для хохмы спросила: «Ты, фрайер, однако. Госбанк ломанул?» Жорка засмеялся: «Не, Лелька».
— Скажи откровенно: после исчезновения Зоркальцева виделась с Коробченко?
Леля вновь принялась рассматривать носки туфель:
— Если честно, забегал недавно Жорик ко мне домой. Попросил рубашку состирнуть, засиделся и заночевал. Утром я его выпроводила и на работу ушла. Больше не видала.
— Что Зоркальцев с Милосердовым не поделили?
— Дураку понятно, не Анжелику.
— Что же?..
— Деньги. Жорка своими глазами видел, как Зоркальцев получил в Центральной сберкассе семь тысяч…
— Каким же образом его перстень с бирюзой к тебе попал?
— Чего?..
— Не тяни, Леля, время. Милосердов признался, что у тебя купил перстенек за пятьсот рублей. Выходит, ты — соучастница преступления…
— Офонарел?! — Кудряшкина широко открытыми глазами уставилась на Бирюкова. — Перстень Жорка нашел вместе с Генкиным шоферским удостоверением. Попросил кому-нибудь толкнуть, мне Милосердов подвернулся. Какое тут соучастие?
— Зачем же к Фарфорову пошла?
— Затем, чтобы узнать, не фальшивый ли камешек. Жорка понятия не имел, за сколько можно продать эту штуковину, а Вадим разбирается в драгоценных камнях, как поп в Библии. Вот и поперлась к нему, дура.
— Что спросила?
— Ой, мама родная! Это Вадька меня спросил; «Зоркальцева перстень?» Я говорю: «Чо, правда, Генкин?» Фарфоров, как всегда, плечами вздернул, мол, кто его знает. Да если б он мне сразу сказал…
— Леля, где Коробченко обитает?
— Не знаю.
— По телефону не звонит?
Кудряшкина отвернулась.
— Леля, — укоризненно заговорил Антон, — поверь, мы задержим Коробченко и без твоей помощи, но тогда могут выясниться факты не в твою пользу. Зачем тебе это надо? Ты и без того наделала много глупостей. Теперь вроде одумалась, стала жить по-человечески, и опять все насмарку. Почему молчишь? Звонит или нет Коробченко?
— Утром сегодня звонил, — наконец тихо ответила Кудряшкина. — Хочет, когда вернусь с работы, в гости зайти.
— Я приду раньше. Можно?
Леля вскочила со скамейки:
— Не вздумай! Задерживай Жорку где хочешь, только не в моей квартире. Он же сразу поймет, кто его заложил! А если вышку схлопочет? С какой совестью буду жить после этого?
Бирюков тоже поднялся, посмотрел на часы:
— Ладно, Леля, ты права. Спасибо за откровенность.
— Чего уж… — Кудряшкина носком туфли прочертила на песчаной дорожке полосу и, не поднимая на Антона глаза, натянуто усмехнулась. Вместо спасибо… прошу, не рассказывай Марии Федоровне про мое общение с разной сволочью. Знаешь, вчера она всю душу мне разбередила. Говорила как с родной дочкой.
