— Ты прикольный, симпатичный, надежный, с тобой весело, — я говорила первое, что приходило в сонную голову, выбирать слова сил не оставалось. — Ну вор и вор, это ж тоже профессия, ты уже взрослый мальчик, если выбрал эту дорогу, значит, принял самостоятельное решение. Со мной, когда мы уладили маленькое недоразумение насчет неприкосновенности имущества, ты вел себя честно, помогал, подарил клевые сапоги. Зачем мне было бы желать твоей смерти? Я вообще в своей жизни пока никого еще не убила и, надеюсь, убивать не придется. Как-то это занятие меня не вдохновляет, спасать интереснее! Так что, для меня вопрос по-другому стоял, кем бы я стала, если б даже не попробовала сохранить жизнь человека, с которым делила хлеб?
— Ты очень странная, Оса, — помолчал, повздыхал и еще раз повторил Лакс уже задумчиво и как-то нежно, что ли. — Я верю тебе и хочу кое-что показать.
— Сокровища инков? — ляпнула я.
— Нет, — печально фыркнул вор и зашуршал одеждой. Я почти проснулась, гадая, чего это рыжий затеял, и как мне собственно поступить, если у них тут таким экстравагантным образом нескромные предложения делаются и Лакс мне себя э-э… предлагать собрался в качестве ночного партнера так сказать от избытка благодарности.
Но, кажется, вор, как и Аглаэль до него, ограничился только рубашкой. Он кинул ее в сторону, подполз ко мне и попросил:
— Дай руку.
Все еще пребывая в замешательстве, я машинально протянула ему правую. Лакс осторожно взял ее и потянул вверх, к своей шее, дал моим пальцам упасть на горло и заводил ладонью из стороны в сторону. Под пальцами у меня была обыкновенная теплая кожа, потом они нащупали толстый рубец, опоясывающий горло парня под кадыком.
— Тебя кто-то придушить пытался? — нахмурившись, спросила я, со стыдом сообразив, что ни какими нескромными предложениями тут и не пахнет, парень мне душу открывать собрался, а я так пошло его благородные намерения истолковала.
— Повесить, — выдавил из себя Лакс с таким трудом, словно у него на шее вторично веревку затягивали, он перестал держать мою ладонь на своем горле и чуть подался назад, отстраняясь.
— И что теперь? — в моем голосе явственно звучала лукавая усмешка и вместо того, чтобы продолжать выщупывать рубец, я подняла руку выше и принялась сладострастно ерошить мягкие волосы парня, мне еще со вчерашнего вечера хотелось до них добраться и всласть надругаться. А тут такой шанс выпал! — Мне полагается завопить от страха, потребовать у эльфов раздельный шатер, громко возмущаясь, что меня уложили рядом с висельником? Или мне полагается громко тебе сочувствовать и дать выплакаться на своем плече? Иных нелепых вариантов пока в голову не лезет, поэтому сразу скажу, ты, дружок, ни того, ни другого не дождешься. Ну вешали тебя, так вешали, что с того? Хотели казнить, значит, заработал, выжил — молодец, все равно это дела прошлые и мне на них…
— Плевать с высокой башни жеваной морковкой? — весело предположил Лакс, процитировав тронувшую его сердце свежую фразу, и сам склонил голову пониже, чтобы моей руке было удобнее бродить в его волосах.
— Точняк, — промурлыкала я и полюбопытствовала: — Кстати, а как выжил то? Веревка оборвалась, или помиловали?
— Дождешься от них милости, как же. Оборвалась, — раскололся вор и как кот медленно потерся щекой о мою ладонь.
— Это все потому, что кто-то очень предусмотрительный там наверху знал, ты мне еще пригодишься! — наставительно заявила я с шутливой важностью.
Удивительно, но Лакс принял мои слова за чистую монету:
— А, может, и так, — согласился парень.
Я почти физически чуяла, какое огромное облегчение Лакс испытывает от признания и сознания того, что ему больше не придется скрывать от магевы явные знаки своей бурной жизни.
— Теперь-то ночь откровений завершена, и мы будем спать? — жалобно заканючила я, рука выскользнула из волос рыжего и бессильно упала на ковер. — Магевам, знаешь ли, приятель, тоже необходим отдых, для восстановления жизненных сил и подзарядки аккумуляторов, — сложное слово далось с трудом, язык ощутимо заплетался, — а то колдовать завтра не смогу или чего-нибудь такого наколдую, что крупно жалеть придется.
— Доброй ночи, Оса, — умиротворенно пожелал мне Лакс, отползая к своим подушкам. — И спасибо! За все спасибо!
— Пжлста, — с трудом выдавила я из себя и отключилась окончательно и бесповоротно, окунаясь в темный простор сновидений, где ослепительно ярко сверкала Цветная Радуга, смеялись эльфы, выплясывая зажигательный рок-н-ролл на развалинах, нет, не часовни, Тени Ручья, Лакс азартно вертел в руках веревку с петлей на конце и пытался набросить на меня. Фаль, размером с добрую корову величественно парил над всем этим безобразием и кидался в танцоров громадными кусками пастилы.
В розетку реальности меня вставили только утром, и первое, что я услышала над ухом, было звонкое конское ржание. Нет, наши лошади так заливисто ржать не умеют. В этих звуках было веселье и явная, пусть и не злая, издевка. Я разлепила веки. Глаза в глаза на меня смотрел жеребец. Даже не заглядывая ему под брюхо, я в первую же секунду совершенно точно поняла, что жеребец. Такой дерзкой морды у уважающей себя кобылы быть просто не могло. На меня пялился яркими оранжево-черными — полосато- лучистыми — зенками рыжий конь с черным пятном вокруг правого глаза, придававшим ему закончено хулиганский вид. Будто подрался, получил копытом в лоб, а вылечиться не успел. Длинная черная грива, заплетенная в крупные косички, спускалась мне на грудь и безжалостно щекоталась.
— Фу, балбес, — машинально отмахнулась я, воспользовавшись привычной фразой, каковой гоняла от своей постели бабушкину собаку, обожавшую будить меня часиков в пять утра и звать на прогулку.
Но, как и на собаку, на копытное мои слова не произвели никакого впечатления. Неужели я на самом деле такая безобидная, что каждая скотина считают своим долгом попробовать свои силы в моей побудке? Может, у них это за аттракцион идет? Я попробовала добавить в свое голос побольше строгости, однако, конь все так же беспечно топтался грязными копытами по ковру, дышал в лицо свежим соком трав и уходить никуда не собирался. Хреновый из меня дрессировщик! Жеребец между тем склонил голову еще ниже и прошелся по щеке шершавым, как наждачная бумага, языком. Я возмущенно завопила, откинула невесомое одеяло, вскочила и пулей вылетела из шатра на воздух.
— Кто-нибудь, скажет мне, какого черта делает в помещении этот рыжий мерзавец?! — направив укоряющий перст в сторону четвероногой проблемы, воззвала я к обществу, кучкующемуся слева от палатки.
Лакс, наши вчерашние стрелки и еще несколько эльфов весело болтали о чем-то, но при моем появлении смолкли и как по команде вылупили глаза точно так же, как вчера советники с князем, когда речь зашла о пророчестве.
— Оса, зачем ты на меня ругаешься? — обиженно пискнуло сзади.
За моей спиной, весело помахивая хвостом, стоял конь, а совсем рядом с плечом порхал заспанный Фаль, похоже, своей бурной жестикуляцией я не только помешала ему приземлиться на привычный насест, но и вовсе едва не сшибла в траву. А уж услыхав, что я именую его 'рыжим мерзавцем', бедняга сильф и вовсе едва не зарыдал. Во всяком случае, глаза блестели очень подозрительно, а обида была написала на лукавой мордочке километровыми буквами. Как уж они умещались, не знаю.
— Это не о тебе, а о коне, просто масть одна, — поспешила я успокоить чувствительно Фаля и подставила ему в знак примирения ладонь.
Сильф тут же устроился на ней со всем комфортом и расплылся в блаженной улыбке чуть виноватого облегчения: 'и правда, как это мне в голову взбрело, что кто-то может обругать меня, такого замечательного, нехорошими словами? Право слово, наверное, только со сна'.
Конь же, кому собственно и был адресован мой возмущенный возглас, даже ухом не повел, вернее, пряданул острыми ушами, сделал ко мне несколько шажков и вновь лизнул в щеку. Я снова взвыла, а мерзавец блаженно прижмурил глаза, словно наслаждался негодующими звуками.
А эльфы, наконец, слегка опомнились, вышли из ступора и наперебой затараторили так быстро, что все голоса слились в одну музыкальную волну, из которой мне, скорее всего только благодаря чудесному
