1. Уставность в суточном Богослужении
Святейший Патриарх Алексий 17 ноября 1957 года, вручая архипастырский жезл епископу Пимену (Извекову, ныне митрополит Крутицкий), сказал ему:
«… До сего времени ты нес различные послушания церковные, и последнее послушание твое в обители преподобного Сергия напитало тебя духом молитвы, навыкам к иноческим подвигам, к истовому совершению службы Божией, к точному выполнению правил и уставов церковных. Мы верим, что и теперь, когда ты будешь вдали от сей святой обители, преподобный Сергий продолжит к тебе свое благоволение и благословит тебя на новое служение.
Сохраняй же в своем сердце все приобретенное тобой под кровом Преподобного… Паси стадо твое с кротостью и любовью, дабы видели в тебе твои пасомые черты истинного пастыря, носящего образ кроткого и смиренного сердцем Пастыреначальника нашего Господа Иисуса Христа» (Слова и речи, т. 4. М., 1963, с. 56).
Устав, типикон (типик) дает сведения о порядке и чинопоследовании служб. Иерусалимский устав «око церковное» введен в России в XV веке (Энциклопедический словарь, т. 2. СПб., 1900, с. 2159).
Уставность значит незыблемость, неизменность, неискоренимость, постоянство, нерушимость и прочее.
Приводим здесь мысли одного видного мыслителя о неизменяемости Церкви, ее уставов, положений.
«В мире все течет, меняется, рушится, созидается… Мысль человеческая изменчива, непостоянна, ограничена, как и сам человек. Церковь же Божия, ее догмы, уставы — неизменны, как Сам Бог… Церковь в ее неподвижности от века в текстах, речениях, догмах, ведущихся от бесконечной давности. Церковь, чуждая изменяемости, в смысле моды, духа времени, развития, становится совершенно необходимой в наше время. Такую именно Церковь мне и нужно, за ее вечную неподвижность я могу ухватиться, как утопающий» (И. Михаил. Новые и старые пути. СПб., 1904, с. 9).
Наше Богослужение имеет начало с времен Самого Спасителя. От времен апостольских сохранились отрывки песнопений и молитв, а также указания на священные обряды.
Христианское Богослужение, оставаясь в своей существенной части (например, литургия) неизменным, обогатилось в дальнейшей истории своего развития множеством священнодействий, молитв, песнопений, глубоких по мысли и силе религиозного чувства, выразительных и захватывающих по форме внешнего своего выражения.
Объясняется это тем, что творцами Богослужения явились духовные мужи, святые отцы и учители Церкви. Колыбелью духовно — православного Богослужения явились монастыри с их насущной потребностью в длительном церковно — молитвенном общении с Богом в особые часы дня по особому чину и распорядку (Уставу).
Издавна этот строгий иноческий чин и устав стал близок сердцу русского верующего человека. Он близок ему и вероучительно — догматической стороной, и культово — обрядной.
В келии преподобного Серафима Саровского, этого денного и нощного молитвенника, горело много свечей и лампад. И когда спросили его: зачем это, он ответил: «Господь повелел Моисею: рцы брату твоему Аарону, да возжигает по вся дни предо Мною свещи и кадила, сие бо приятно Ми есть» (ср.: Деян. 20,8).
Огонь свечей и лампад помогал Преподобному возгревать, воспламенять свой дух в молитвенном предстоянии пред Богом.
Наш народ и доселе поддерживает этот уставный обычай — сопровождать свою молитву возжением свечи пред чтимой иконой. Однако, у нас все меньше остается, даже среди церковных людей, чтущих, понимающих и оберегающих уставное Богослужение со всеми его и богослужебно — догматическими, и обрядовыми обычаями и особенностями.
В городских и сельских храмах уставность, за малыми исключениями, совершенно игнорируется. Здесь богослужебный чин всюду количественно сокращен. Самое понимание принципа уставности в приходских наших храмах почти утрачено. Еще литургия везде совершается одинаково по невозможности изменять ее. Зато прочие службы, начиная с вечерни и утрени, превратились в приходах буквально в какие — то схемы или основы без церковно — художественного и неисчерпаемо — богатого аскетического содержания. Приходские пастыри оставляют неизменяемую часть названных служб неприкосновенной. Постоянно меняющиеся стихиры, каноны, кафизмы, антифоны, евангельские стихиры, — словом, всякие новые заимствования из «Октоиха», «Миней» «Триодей» ими почти всецело опускаются. Между тем, именно меняющаяся богослужебная часть разнообразит, одушевляет Богослужение и настраивает молящихся каждый раз по — новому. К сожалению, постоянные богослужебные части теперь выдвинуты на первый план, как удобные для концертных и сольных исполнений, вызывающих у предстоящих эстетические, но никак не молитвенные чувства. Истинно религиозному человеку такие безуставные службы тяжелы и даже подчас невыносимы.
Указ Священного Синода от 1892 года 12, 21 требовал, чтобы «хоровое пение было благопристойное, без всякой вольности и бесчинного вопля… Обиходное пение наиболее трогает душу молящегося, умиляет ее, возвышая к Богу. Партесное пение должно отличаться скромностью, молитвенностью, приближаясь к древним напевам церковности»[133].
Вот всенощное бдение. Начало всенощной должно изображать творение мира. Алтарь открыт, как рай для первозданного человека. Свеча у диакона символизирует первозданный свет, фимиам кадильницы — ношение Святого Духа над бездной. Поется 103–й псалом, где восхваляется Бог и дела Его творения.
Но где же у нас эта хвала? Где та мудрость Божия и чудная красота мира, воспетые в этом псалме, когда он сокращен в песнопении до жалкого минимума?!
На утрени поется древний еврейский аллилуйный псалом: «Бог Господь». В нем содержится славословие грядущему Господу с пророческими стихами, которые Христос применил к Себе. Эти четыре стиха доходят до сердца молящегося народа только тогда, когда диакон громко, членораздельно между пением «Бог Господь» провозглашает их. Между тем, певчие обычно беспрерывно поют «Бог Господь», а диакон без остановки, скороговоркой произносит стихи и спешит скрыться в алтарь.
На полиелее поются только четыре стиха из глубоко — содержательных двух псалмов, 134 и 135. Вместе с многочисленными стихами этих псалмов исчезли и светильники — свечи, с которыми не только духовенство (как теперь), но и народ стоял когда — то в этот момент в церкви.
Выход и каждение священнослужителей на полиелее (как и в других случаях) часто бывают небрежные, торопливые, без необходимого должного благочиния. Диаконы во время каждения, посматривают искоса на народ и как колесом вертят кадилами. Считают за труд подойти на солее поближе к каждой иконе, чтобы покадить ей отдельным каждением и сделать благоговейный поклон. Обычно кадят они иконам издалека и ограничиваются еле заметными кивками головы, как бы делая одолжение иконам.
А чтение…? Как часто оно проходит без всякой подготовки, тонирования, страдая отсутствием правильных ударений, остановок и такими ошибками в произношении, которые искажают смысл текста.
«Церковно — богослужебное пение должно быть распевное, псалмодическое, чтец обязан тонировать с конечными аккордами исполняемых песнопений и возгласов священнослужителя… Нельзя произносить славянские слова русским наречием или соответственно местному выговору… произносить звуки твердо, выговаривать слога верно, с соблюдением указанных ударений» С.В. Булгаков. Настольная книга, с. 741).
Особенно много ошибок делается при чтении шестопсалмия, кафизм, канона; недочеты в чтении отражаются самым неблагоприятным образом на молящихся, раздражая и отвлекая их от молитвы. А между тем, в «Типиконе» даны нарочитые указания о правильном чтении.
Клиросное пение также далеко не везде церковно — молитвенное и стройное. Театральное, шумное, партесно — сольное пение не уместно в храме Божием.
По указанию «Типикона», «бесчинный вопль поющих в церкви… не приятен есть… и тако в церкви да не поют. Подобает бо пети благочинно и согласно возсылати Владыце всех и Господу славу, яко едиными усты от сердец своих».
Пастырями забыта одна основная литургическая истина, что собственно стихиры, антифоны, подобны и другие изменяющиеся молитвы необыкновенно украшают церковные службы. Положенные для
