привязали к поручням. Затем наложили друг другу повязки и, по-братски обнявшись, распрощались. Цирик отправился в тыл, в медпункт, а я повел вперед свою машину.
И вторая атака японцев не удалась. Они потеряли много солдат и офицеров и почти всю технику.
Наши воины в этих боях показали замечательные образцы героизма и отваги. Танковый батальон под командованием майора Михайлова прорвался глубоко в тыл японцев, а сам Михайлов, даже будучи раненным, продолжал руководить боем. Экипаж лейтенанта Мартынова уничтожил пять орудий противника, а экипаж, возглавляемый политруком Викторовым, подбил десять вражеских пушек. Когда машина была подожжена, танкисты не покинули ее и до последнего дыхания сражались с врагом.
В этих боях погиб наш любимый комбриг Яковлев. Все мы были опечалены вестью о его гибели. Советские танкисты, действуя вместе с монгольскими конниками, отомстили за смерть комбрига.
После ранения я попал в госпиталь. К счастью, рана оказалась легкой, и меня вскоре выписали. Опять воевал, но уже в составе другого подразделения. Участвовал в августовских боях, которые были особенно напряженными.
Сосредоточив скрытно большие силы, наше командование 20 августа начало наступление. Навсегда мне, как и другим участникам тех боев, запомнился этот день. После мощной авиационной и артиллерийской подготовки началась атака пехоты, танков и советско-монгольской конницы. Над полем боя гремел «Интернационал», передаваемый походной звуковещательной станцией. Под эти торжественные звуки мы стремительно двинулись вперед. Враг был ошеломлен. Не сразу смог он даже оказать организованное сопротивление.
До конца августа продолжались упорные бои. Геройски действовали воины всех родов войск, а также наши братья — монгольские цирики. Японская группировка была окружена между рекой Халхин-Гол и границей МНР и к концу августа уничтожена. Японцы потеряли около десяти тысяч убитыми, ранеными и пленными и много боевой техники.
В послевоенные годы мне не раз доводилось встречаться с участниками боев в Монголии, а однажды я выступал по радио для Монгольской Народной Республики с рассказом о тех героических днях.
После окончания боев в Монголии наша часть возвратилась в Белоруссию. А на западе в это время уже полыхала вторая мировая война. Гитлеровская Германия напала на Польшу, ее армия быстро продвигалась к границам СССР. Угроза фашистского порабощения нависла над братьями — украинцами и белорусами. Советское правительство приняло решение оказать помощь трудящимся Западной Украины и Западной Белоруссии.
В сентябре 1939 года бригада, в которой я продолжал службу в качестве механика-водителя танка, провела победный марш по западным районам Белоруссии. Это была третья моя военная кампания. Я вел свою машину от станции Негорелое через Воложин, Вильно, Лиду, Гродно.
Население городов и сел всюду встречало советских воинов как самых дорогих и близких людей, принесших им избавление от угнетателей. Танкисты подносили хлеб-соль, цветы; пожилые женщины со слезами радости на глазах целовали их обветренные лица. Отовсюду неслись теплые приветствия. Сами собой возникали митинги. Мы рассказывали местным жителям о жизни в Советской стране, читали им свежие газеты. За неделю с лишним советские войска, при широкой поддержке местного населения, завершили свою освободительную миссию. От фашистского порабощения было спасено более двенадцати миллионов жителей Западной Украины и Западной Белоруссии, которые были воссоединены с Украинской и Белорусской советскими республиками.
Там, где проходила линия Маннергейма
Спустя несколько месяцев наши танковые экипажи были переброшены на Карельский перешеек, где финская реакция развязала войну против СССР. Началась четвертая на моем боевом счету кампания. Хотя по времени боевые действия в Финляндии продолжались сравнительно недолго — с 30 ноября 1939 года по 12 марта 1940 года, — но по напряжению боев и героизму наших воинов они запомнились на всю жизнь. Действовать там было невероятно трудно. Когда мы воевали на горных склонах или в тесных кварталах испанских городов, когда дрались против японских захватчиков в раскаленных песках Монголии, думалось, что тяжелее, чем там, уже не может быть. В Финляндии же наши войска столкнулись с такими условиями, какие невозможно было даже представить. Суровые, доходившие до сорока градусов морозы и лесисто- болотистая местность, а главное — широкая и плотная сеть различных укреплений — все это создавало непреодолимые препятствия. Можно представить себе, как же трудно было в таких условиях воевать нам, танкистам.
Я по-прежнему служил механиком-водителем на танке БТ-7. Наш экипаж действовал в составе 135-го отдельного танкового батальона. На Карельском перешейке вражеские укрепления были особенно прочными и глубоко эшелонированными. Вначале шла оперативная зона заграждений, состоявшая из укрепленных позиций, оборудованных окопами и ходами сообщения и укрытиями для личного состава. Огневые позиции прикрывались разными заграждениями и препятствиями: противотанковыми рвами, надолбами, проволокой, минными полями. За оперативной зоной находилась главная оборонительная полоса — так называемая линия Маннергейма, состоявшая из десятков узлов сопротивления с множеством дотов и дзотов. Но и они не сдержали решительного натиска советских войск. Менее чем за две недели с начала боев части и соединения нашей 7-й армии прорвали всю 110-километровую зону заграждений от Ладожского озера до Финского залива и продвинулись в глубину до 65 километров, подойдя к главной полосе линии Маннергейма.
В одном из боев наша танковая рота поддерживала стрелковый батальон, которым командовал капитан Василий Гаврилович Нетреба, позже, 7 апреля 1940 года, удостоенный звания Героя Советского Союза. Противник яростно сопротивлялся на каждом выгодном рубеже, пытаясь задержать наше продвижение. Красноармейцы капитана Нетребы наступали через лес, преследуя отходящего противника. Нам же приходилось искать прогалины, пробираться вдоль дорог. Остановив танк перед широкой поляной, я осмотрелся и обратил внимание на какие-то бугорки, засыпанные снегом.
«Мины!» — мелькнуло в голове.
— Что случилось? Почему остановились? — спросил командир.
Я доложил о минах.
Поступила команда отвести машины к опушке и укрыть их, а следовавшим с нами саперам проделать проход в минном поле. Когда проход был готов, двинулись дальше.
Вышли на лесную дорогу. Теперь путь преградили каменные надолбы, которые не удалось обойти ни справа, ни слева, так как в обе стороны тянулся противотанковый ров. За ним виднелись амбразуры дзотов, из которых хлестали пулеметные очереди. Наши стрелковые подразделения залегли.
— Огонь по надолбам! — приказал командир взвода.
Мы ударили по каменным препятствиям на дороге, а другие машины сосредоточили огонь по дзотам. Несколькими снарядами надолбы были раскрошены, и я повел машину вперед. За нами последовали другие танки. И тут откуда-то слева, из-за кустов, открыл огонь молчавший до сих пор вражеский дзот.
— Пулемет противника слева! — доложил я командиру экипажа.
В сторону цели тут же повернулась башня и последовали один за другим, три орудийных выстрела. Я наблюдал за результатами стрельбы и после разрыва третьего снаряда увидел, что накат дзота осел и пулемет замолчал. Стрелки, обогнав танки, устремились вперед. Первым бежал по снегу капитан Василий Нетреба. Его высокая фигура в полушубке была видна всем. Стрелки преодолели противотанковый ров и бросились в рукопашную схватку. Противник не выдержал дружной атаки и отступил.
Мы продолжали его преследование. Впереди показалось препятствие: дорога была завалена спиленными деревьями. Танки остановились. Несколько пехотинцев бросились к завалу и стали растаскивать деревья, но тут раздался взрыв и двоих ранило. Оказывается, завал был минирован. Снова в дело вступили саперы. Они осмотрели завал и нашли обход, по которому и продолжили путь танкисты.
Серьезный бой разгорелся за высоту, которая господствовала над местностью между двумя озерами и была сильно укреплена врагом. В этом бою мы действовали вместе с пехотой, которую посадили на сани, буксируемые танками. Вначале противник вел огонь по танкам. Но мы, непрерывно маневрируя,
