Как мне жить теперь, мой друг Элий Сир? Я растерян и унижен. Я не могу привыкнуть к мысли о том, что я сын раба. Я прочел эти строки, и они сделали меня несчастным. Прости меня, Элий Сир! Еще недавно ты сам был рабом. Тебе может показаться обидным то, что я сказал. Но я должен был сказать тебе, иначе печаль сокрушила бы меня…
Элий Сир долго молчал. Как трудно ответить. Ему было жаль Антония и в то же время было трудно помочь добрым советом. Элий Сир понимал, что сию минуту нужно решить, станет ли вилик Мерула отцом Антония, станет ли Стефан его родным бра том. И он подумал, что никогда вилик Мерула не может стать родным отцом благородного патриция Антония. Элий Сир понял, что никогда Антоний не сможет назвать матерью рабыню Клеиду. Антонию уже двадцать лет. Он сложившийся человек. И несмотря на то что он благороден и снисходителен к рабам, он посчитает для себя величайшим унижением, если кто-либо узнает его тайну. Если бы вилик Мерула был богатым вольноотпущенником, если бы он уже занял какое-то положение в римском обществе, тогда, возможно, Антоний смог бы его признать. А сейчас это исключено. Так зачем же терзать себя?
— Если хочешь знать, мой господин, я не считаю, что твоя тайна должна быть раскрыта. Пусть это остается с тобой. Ты окажешь помощь и внимание семье вилика Мерулы. Ты был прав, когда захотел дать знания Стефану. Но тебе не обязательно называть его братом, тем более что ты намерен жить в Риме. При дворе императора Тита есть люди, близкие философу Тегету. Они тебе не простят. Как только они узнают, что ты в родстве с ничтожным виликом, они отвернутся от тебя, ты останешься один. Ты не должен рисковать своим будущим, Антоний. А вилик Мерула, получив от тебя и помощь и внимание, примирится со случившимся. В сущности, когда он, двадцать лет назад, расстался со своим сыном, он вряд ли рассчитывал когда-либо снова встретиться с ним. Для него было счастьем знать, что сын растет свободным, в семье богатого человека. А как это много, знает только тот, кто прожил в рабстве тяжкую жизнь.
— Ты прав, Элий Сир. Все будет сделано так, как ты сказал. Так мне будет легче. Я не считаю себя в чем-либо виновным. Я считаю своим долгом хранить добрую память о философе Тегете и Паксее, которые приобщили меня к жизни прекрасной и возвышенной. Если я предам их мечты и надежды, если я не достигну тех высот, куда вел меня отец Тегет, я буду недостойным их памяти. Я всю жизнь буду помнить мой дом в Помпеях. Отныне и навсегда в моей душе будет жить память о празднике в Помпеях. Я был на этом великом празднике. И я благодарю богов за то, что было.
АРХЕОЛОГИ В ПОМПЕЯХ
Я была в Помпеях в июне 1968 года. Ранним солнечным утром, прохладным и ароматным, мы вошли под своды Геркуланских ворот. Ночью прошел дождь и обмыл почти белые плиты, которыми выложены улицы Помпей. Густо разросшаяся трава, кусты шиповника, целые рощи пиний, акаций и кипарисов дали городу как бы изумрудное обрамление, сделали его уютным, обжитым.
Мы шли по улицам Помпей, вдоль каменных оград, мимо роскошных вилл, мимо развалин храмов и терм и нам не верилось, что жизнь здесь остановилась так давно — почти девятнадцать веков назад. Пепел Везувия, поглотивший этот беломраморный город в 79 году н. э. исчез. Археологи сняли десятиметровую толщу пепла и камней, очистили улицы, площади и дома.
Можно зайти в лавку пекаря, можно потрогать массивные каменные жернова, можно долго любоваться восхитительной мозаикой, украсившей мраморный бассейн в богатом доме Веттиев. Можно изучать фрески помпейских художников, сохранившиеся на стенах домов. Перед взором путешественников оживают страницы античной истории, настолько живые и выразительные, что все самые блестящие описания, оставленные нам древними авторами, блекнут.
Повсюду следы внезапно остановившейся жизни. И потому вас не покидает ощущение какого-то колдовства. Кажется, что сейчас случится удивительное, и в благоуханный перистиль богатого дома, где цветут те же дамасские розы, какие цвели здесь две тысячи лег назад, войдет молодая красивая римлянка. Может быть, поэтесса, которую мы видели на фреске. А может быть, прелестная задумчивая нимфа Галатея, в голубом хитоне, которую художник изобразил на скале на берегу моря.
Здесь, в Помпеях, произошло чудо, о котором мечтают археологи всего мира.
Пепел Везувия, покрывший саваном весь город, оградил его от разрушений, неизбежных за долгие столетия. И потому жизнь, внезапно остановившаяся, предстает перед нами во всех подробностях, которые мы бы никогда не узнали, если бы не случилось помпейской трагедии.
Каждый дом, каждая вилла, каждая мастерская ремесленника или пекарня рассказывают о прошлом, которое стало для нас древней историей.
Вблизи Геркуланских ворот откопали роскошную виллу. Она принадлежала жрице Диониса. Археологи назвали ее Виллой Мистерий. В ней девятнадцать комнат, когда-то богато убранных. Здесь археологи открыли величайшее сокровище — огромную фреску, изображающую посвящение молодой поклонницы Диониса. Здесь двадцать девять фигур почти в натуральную величину. Перед нами ожили люди, покинувшие этот дом в последний день Помпей. Золотистые, красные и лиловые тона превосходной картины дают представление о празднике, посвященном Дионису — богу растительности, покровителю виноградарства и виноделия, любимому божеству помпейцев. Необычайно изящные и красивые женщины в одежде вакханок исполняют ритуальный танец и воздают почести Вакху. У подножия статуи Вакха видны обнаженные вакханки. Вилла Мистерий рассказала нам о священнодействии во время одного из популярных в народе праздников, который, возможно, был прерван извержением Везувия.
Тут же, недалеко от Геркуланских ворот, отрыт красивый дом, в котором жил хирург. Возможно, что в этом доме на протяжении столетий жили врачи, и профессия эта передавалась из рода в род. Археологи узнали, что дому было четыреста лет, когда исчезли Помпеи. Здесь найдены хирургические инструменты, напоминающие современные инструменты хирурга. По всей вероятности, дочь хирурга была художницей. В комнате с большим окном, выходящим в сад, на стене изображена молодая женщина, рисующая бюст Вакха. Маленький Эрос поддерживает картину. За работой с любопытством и вниманием следят две невольницы.
В Помпеях повсюду следы остановившейся жизни. Мы вошли в пекарню на, окраине небольшой, ровной улицы, выстланной белыми плитами. Эта улица протянулась сверху вниз, и во время дождей ее, вероятно, заливали потоки воды. Для того чтобы перейти с одной стороны на другую и попасть к пекарю, были сделаны возвышения из каменных плит с выемкой для воды. Когда смотришь на Этот переход, то кажется, что сейчас появится шустрый мальчуган, который прыгнет с одного камня на другой и побежит на угол к пекарю за свежим душистым хлебом.
Мы внимательно рассматриваем античные жернова, на которых мололи зерно, а затем долго стоим у большой сводчатой печи, чем-то напоминающей русскую деревенскую печь. Рядом на столе лежат хлебы, испеченные помпейским пекарем в тот час, когда пепел Везувия засыпал город. Они окаменели и почернели, но сохранили форму. Отлично видно, что хлеб состоял из нескольких булок, которые легко было разломить на части.
Археологи раскопали сорок пекарен. Сохранившиеся кое-где надписи и строки в летописях римских историков рассказали о том, что пекарями были и свободные люди и недавние рабы-вольноотпущенники, а помощниками у них были рабы. Иные из пекарей стали богатыми людьми. Была раскопана вилла богатого пекаря Теренция Прокула. На стене одной из комнат художник изобразил Теренция Прокула и его жену. Мы видим лицо немолодого человека, на котором печать его неустанных трудов. Рядом с ним миловидная женщина. Она держит в руках вощеную дощечку и стиль. Может быть, для записи должников?
Мы идем по улице, которую археологи назвали улицей Евмахии. Она протянулась от большого крытого рынка, воздвигнутого на средства жрицы Евмахии в память Конкордии Августы. Это был рынок для фуллонов (сукновалов). В благодарность ядрице фуллоны поставили ей мраморную статую во весь рост. Рынок фуллонов был расположен по соседству с мясным рынком. Мы рассматриваем каменные прилавки для мяса с водостоками. Они отлично сохранились и могут послужить и в наши дни. Известно, что с южной стороны
