слуги? — спросила она.
— Нет. Терпеть не могу, когда кто-нибудь суетится рядом и трогает мои вещи.
Хью заправил рубашку за пояс штанов и завязал платок. Потом надел темно-коричневый жилет и взял из шкафа темно-синий плащ для верховой езды.
— Ты ездишь верхом? — спросил он, перехватив ее взгляд.
— Нет. Мы никогда не держали верховых лошадей, если не считать пары, которую запрягают в экипаж.
— А! Ну, это нам придется исправить.
Триона расслышала разочарование в его голосе.
— Я всегда любила лошадей, и мне хотелось бы обучиться верховой езде.
— Хорошо. Я сам займусь этим. Я езжу верхом каждый день. Должен это делать, потому что развожу и тренирую лошадей. Именно так я собрал средства на то, чтобы купить Гилмертон. Это отняло у меня почти десять лет, но я добился своего: Теперь я владею несколькими самыми лучшими табунами в Шотландии.
Грудь Трионы сдавило. Совсем недавно она была близка с этим человеком, и вот только теперь он сообщал ей о важных, основополагающих событиях своей жизни. Ситуация казалась ей нелепой и смехотворной. Она заставила себя улыбнуться.
— И каких лошадей ты разводишь?
— Красивых. Дорогих. Редких.
Она попыталась это осмыслить:
— Арабских, скаковых и… каких еще?
Он усмехнулся:
— Самые редкие в моем табуне — ахалтекинцы. Это тюркские лошади, выведенные кочевыми племенами. Сейчас у меня их десять и среди них несколько жеребых кобыл.
Он подошел к одному из широких окон на дальней стене, поднял фрамугу и высунулся в окно, чтобы видеть дальние поля.
— Сейчас они вон там. Утром табун пригнали к воротам.
Триона подошла и встала рядом с ним. Вдали можно было разглядеть лошадей, собравшихся у ворот.
— О! Они золотистые! Какие красивые!
Он снисходительно улыбнулся ей.
— Они получили призы за свой золотистый окрас. Я увидел одну такую в Италии и решил разводить их. Это замечательные лошади. Их в течение веков разводили тюркские воины, и они не уступают в скорости гончим.
Триона смотрела, как к воротам приблизился человек, толкающий перед собой тачку. Лошади принялись гарцевать и бить копытами.
— Кажется, они очень голодны.
— Как и я.
Хью посмотрел на нее. Взгляд его пробежал по всему ее телу сверху донизу.
Триона была одновременно польщена и разочарована этим. Ей польстило его внимание, но разочаровало то, что, как она осознала, в этом взгляде не было ничего, кроме неприкрытого вожделения. Конечно, она не надеялась, что в его глазах загорится любовь. Ведь согласно их планам она отбудет из его дома через некоторое время.
И все же у нее было несколько месяцев на то, чтобы оставить о себе добрую память в Гилмертон-Мэноре. Хорошо бы и хозяин поместья ее вспоминал. Но для того чтобы осуществить это, она нуждалась в его поддержке. Она бросила на него взгляд из-под ресниц.
— Хью… не можем ли мы…
Было трудно объяснить, чего она желает, когда сама Триона не была вполне уверена, чего хотела.
— Было бы славно, если бы мы стали партнерами, а не только мужем и женой.
Выражение его лица изменилось. Оно утратило некоторую часть напряженности и жара.
— Я не вполне понимаю, что ты имеешь в виду.
— Большинство пар знают друг друга достаточно долго, прежде чем решают вступить в брак. Мы не располагали таким временем. Я подумала, что, может быть, мы могли бы установить некие новые отношения, чтобы чувствовать себя свободнее друг с другом… Я полагаю, что эти отношения можно было бы назвать дружескими. Мы могли бы стать людьми, поддерживающими друг друга и помогающими друг другу… О! Я, наверное, не очень точно выразилась.
— Я не собираюсь уступать свои права мужа в обмен на неопределенный статус друга.
Она непонимающе смотрела на него:
— Я и не думала их оспаривать. По правде говоря, я вполне удовлетворена этой стороной наших отношений.
Самодовольная и удовлетворенная улыбка коснулась его губ:
— Надеюсь.
Ее щеки вспыхнули, но ей удалось дерзко фыркнуть:
— Ну и хвастун!
— Да нет. Я наслаждался каждым восхитительным мгновением. Так объясни мне, что ты имеешь в виду, говоря о дружеском партнерстве.
— Возможно, я пробуду здесь всего несколько месяцев, но за это время я хочу как можно больше узнать о тебе и стать частью твоей жизни и дома.
Он скрестил руки на широкой груди, и одна его бровь надменно приподнялась:
— Нет. Мы здесь только с одной-единственной целью — восстановить твое доброе имя, чтобы и ты, и твоя семья могли продолжать свою дальнейшую жизнь. И я хочу, чтобы это как можно меньше отразилось на нашей судьбе.
— Я вполне согласна, но почему бы нам по крайней мере не получать удовольствие от общества друг друга?
Его брови взметнулись еще выше, он смотрел на нее вопросительно. Она вспыхнула:
— Ну, не только в постели. Почему бы тебе не посвятить меня в свои дела? Я хотела бы как можно больше узнать о тебе и… — Она поймала себя на какой-то мысли, на мгновение замолчав, продолжила: — Я просто… Я хочу быть в курсе твоих интересов. Хочу научиться верховой езде и… О, столько еще вещей! Я хочу помочь тебе, насколько это возможно. Именно так я представляю себе брак.
— При нормальных обстоятельствах я бы согласился с тобой, но наши обстоятельства не назовешь таковыми. Поэтому ты ограничишься только домашними делами и не будешь вникать во все остальное.
Он сказал это тоном, не допускающим возражений.
Триона сжала руки в кулаки и поборола желание возражать, потому что чувствовала, что в этом споре она обречена на проигрыш.
Как, впрочем, должны были проиграть они оба. Но она не могла отделаться от ощущения, что что-то упустила, и не знала даже, о чем его спросить.
Черт возьми! Этот разговор принял совсем не такой оборот, на какой она рассчитывала! Она попросила его сделать ее участницей его повседневной жизни, позволить ей помогать в делах поместья и в уходе за лошадьми, вызывавшими ее восхищение. А он в ответ на ее пожелание возразил, сказав, что ее участие ограничится только делами в доме, будто она могла стать потенциальной помехой, которую следует удерживать в четырех стенах. И вести дальнейший спор было бессмысленно. Следовало с кем-то посоветоваться. Но с кем? Она силой заставила свои кулаки разжаться.
— Отлично. Поговорим об этом позже. Если можно, я хотела бы сегодня же посетить модистку, чтобы заказать несколько платьев, потому что с собой у меня их слишком мало. У меня есть несколько фунтов и…
— Я оплачу все, что тебе потребуется.
— Маклейн, наш брак ненастоящий.
— Катриона, ты моя жена. И раз так, я имею право и привилегию покупать тебе все, что пожелаю. После завтрака я поручу Фергюсону снарядить экипаж, и миссис Уоллис отправится вместе с тобой. Я держу открытый счет у модистки. Поэтому ты можешь заказывать что захочешь.
Почему это он держит открытый счет у модистки? Не содержится ли в этом намек на то, что у него есть любовница? Она стиснула зубы, и ей вдруг расхотелось заказывать новые платья.
Он отвернулся от окна и добавил через плечо:
— Следующие несколько недель я буду очень занят. Как я уже сказал, несколько кобыл готовы ожеребиться, мои люди и я должны неусыпно наблюдать за табуном. Поэтому тебе придется ограничить свою деятельность домом…
— И только? — Она ударила кулаками по бедрам: — Не знаю, как представляешь себе дело ты, Маклейн, но мои родители ведут дела в усадьбе викария вместе. Когда папа не может чем-то заняться, этим занимается мать. А когда дел слишком много, как бывает на Михайлов день или когда слишком много свадеб, то папе помогает вся семья. Я умею вести счета. Я умею также…
— Мне не нужен партнер. — Внезапно его зеленые глаза стали холодными, и он окинул ее отнюдь не любезным взглядом. — Даже на месяц или на два.
Она с трудом перевела дух. «Мне не следует обижаться. Он только напоминает мне о положении дел — следует об этом помнить».
Выражение его лица смягчилось.
— Я не безрассудный человек, Катриона. Смею сказать, что есть много вещей в доме, нуждающихся в хозяйском глазе и в усовершенствованиях. Долгое время слуги оставались здесь без присмотра.
— Искренне признательна, — ответила Триона не без сарказма.
— Рад это слышать. — Он бросил на нее суровый взгляд. — Есть один важный вопрос, который нам следует обсудить. Я предоставляю тебе карт- бланш в стенах этого дома, но тебе не следует вмешиваться в остальные мои проблемы.
Внезапно послышался топот бегущих по лестнице ног, и он был таким громким, будто в дом ворвался дикий вепрь.
— Что случилось? — тревожно спросила Триона.
Дверь широко распахнулась, и в комнату вбежали трое детей.
Тоненькая молодая девушка лет пятнадцати появилась первой. У нее были прямые светлые волосы, убранные в тугой узел на затылке. Лицо ее сияло улыбкой, пока она не увидела Триону. Она тотчас же остановилась. По пятам за ней следовала девочка удивительной красоты, помладше — вероятно, лет тринадцати, с черными волосами и густыми черными ресницами, оттенявшими темно-карие глаза. Она двигалась так стремительно, что чуть не столкнулась со старшей. За ее руку держалась большеглазая девочка лет шести, со светлыми кудряшками, обрамлявшими круглое личико.
Все три уставились на Триону с озадаченным и потрясенным видом, и она полагала, что выражение их лиц отразилось на ее лице как в зеркале.
Потом взгляды девочек скользнули мимо нее, и лица их просветлели и вновь расцвели улыбками.
— Папа! — закричали они и бросились
