понуждали величаться Иваном Сергеевичем.
— О, это эксперимент планетарного значения, — с явной иронией произнес самозванец. — Сообщаю об этом, поскольку сегодня у нас как бы день открытых дверей или открытых душ. Как нравится, так и называй. Наш общий приятель Около-Бричко — это всего лишь иллюстрация умозрительных теорий, основанных на догмате разрушения старого мира и якобы строительства нового. Повторяю: якобы! А мы… Может, попытаемся пощупать хотя бы самые основные отправные точки морали человеческой цивилизации в ХХI веке? Ведь мы на излете ХХ века продолжаем довольствоваться этикой дредноутов и канонерок, восхищаться просто силой, а не силой духа, интеллекта, провидения. Привыкли к жестокости, бессердечию, бездумности. Тут, как бы весьма кстати, и потянуло тебя на честность и справедливость — так, быть может, и заживешь припеваючи по своему правильному кодексу в этом лучшем из миров? Короче говоря, посмотрим, что из этого получится?
— Господи, какая же скучища! Ты как-то ловко не упомянул Добро и Зло — как захочется о них поговорить, то тут же подавай мне утку.
— Зачем? Тошнит? — осторожно выспрашивал новоявленный Иван Где-то.
— Нет. На голову тебе, умнику, напялю, — в изнеможении произнес поэт, зевнул непритворно и мелким крестом запечатал разверстый свой рот.
И наступила полная темнота. Иван протирал глаза — не помогало. Он лежал в каком-то узком ящике, обитом изнутри скользкой материей, под ним шуршала стружка. «Меня похоронили!» — обожгла догадка, и вспомнились глухие разговоры среди литераторов о том, что когда перед войной специальная комиссия вскрыла гроб Гоголя, то увидела скрюченный скелет. «Значит, Саваоф и двойник, и старуха — это был сон или сон во сне. Или бред во сне», — отметил он и, придя окончательно в сознание, задумался над тем, как выбраться отсюда.
Глава третья
Среди острых еловых вершин мелькнуло круглое окошко — это в озере отразилось голубое небо. Многие тысячи лет назад в здешние дебри вонзился крупный метеорит. Взрыв был такой мощи, что и поныне глубина озера измерялась многими десятками метров. Глядя на цветущие по краям озера кувшинки, на стрекозы, шелестящие крылышками над неподвижной гладью воды, на весь этот покой и умиротворение, трудно было представить, что здесь некогда взметнулся столб земли и дыма на несколько километров ввысь, бушевал пожар, от которого в ужасе спасались звери и птицы.
В истории озера содержалось явное утешение. Великий Дедка чувствовал это, но и понимал, что в стране, судя по всему, тоже ведь взметнется столб всякой грязи, а дыма сколько… Второй раз в течение всего одного века, и опять грязи людской, черни в самом худшем значении, отбросов общества, которые ни на что приличное неспособны, но которые непоколебимо убеждены, что именно они соль земли и им должна принадлежать власть над другими людьми. Воистину нет пределов совершенству: из правящего ныне бездарного слоя выделится еще более подлое, абсолютно безнравственное, циничное меньшинство из меньшинства, захватит всю власть и всю собственность, а назовет все это, словно в насмешку, властью народа, то бишь демократией. После прихода к власти сатанистов в центре — в союзных республиках такие же сатанисты, но в националистической щетине, не пожелают делиться своей властью с ненавистной Москвой. И огромная страна будет разрублена как бы по единственно справедливому признаку — по племенному.
Появится Точка RU… Великий Дедка с первых шагов перестройки понял, что она — одна из важнейших операций Великой антироссийской войны, которую Запад ведет давно, еще с крымской кампании середины ХIХ века. Война на всемерное сдерживание России, унижение, дискриминацию. Со времен Герцена Запад поддерживал или попросту содержал все антироссийские элементы, которые стремились к уничтожению существующего государственного строя. Без разницы: самодержавного, советского или нынешнего, так называемого демократического, в действительности же —
И вот новая революция, опять шквал бездарных реформ ультразападного фасона. Что поделаешь: все российские реформаторы постоянно, как стрелка компаса на север, ориентированы только на Запад. Обезьяничанье у них в генетическом коде, многие из них так далеко ускакали, что кажутся западнее самого Запада. А тот с извечным шовинизмом, презирая Россию и русских, регулярно подбрасывает неистовым западникам новомодные учения и веяния — от коммунизма до гомосексуализма. И те, осатаневая от восторга, с величайшим пафосом распинают матушку Русь.
Страну уникальной и богатейшей цивилизации сообщества многих народов, на территории которой есть культуры, насчитывающие не одну тысячу лет, а титульный народ имеет двенадцативековую государственность, будут втискивать в прокрустово ложе ценностей Дикого Запада, превознося при этом бандитские доблести, культ силы и беспримерной жестокости, не ведающей никакого сострадания. В местах межплеменных разрывов затлеют угли этнических и религиозных конфликтов. Во имя того, чтобы полновластнее чувствовал себя эмир, хан или царь, а то и попросту мафиозный пахан, под модной нынче среди властолюбцев кликухой — «президент». Кое-кому справедливо было бы обходиться без первой буквы в этом слове… Во всем будут обвинять русских, Россию и обставлять дело таким образом, что именно народы пожелали отложиться от народа русского. И все это назовут приобщением к цивилизации.
Великий Дедка, разумеется, знал историю, по желанию мог знать и постисторию — грядущие события вплоть до самого отдаленного будущего. Мог знать события, которые произойдут в следующую минуту, через час, год, сотни, тысячи лет. Впрочем, тысячи и даже сотни были преувеличением, поскольку у нынешнего человечества их уже не было в запасе. Мог, но не хотел, избегал заглядывать в будущее. Поэтому даже разработками и ориентировкам аналитической службы Великого Века Доброжилов не очень-то увлекался. Ведь какая же скучища — присутствовать при том, как в жизни свершается то, что ты давно знаешь! Но то, что ожидало страну в ближайшее время, ничего общего со скукой не имело.
История не знает сослагательного наклонения, в ней отражено все свершившиеся, хотя во все времена события толковали не с позиций истины, а как надо. Постистория сослагательное наклонение признает, поскольку события давно минувших дней и свершающиеся сейчас, в этот миг, вплотную примыкающий к границе времен, совершенно непреодолимой для нынешнего человечества в любом направлении, имеют и в самом отдаленном будущем последствия. Человек живет по эту сторону границы времени, определяя осознанно, а чаще всего неосознанно, собственными делами свою судьбу и судьбу своих потомков, тем самым как бы моделируя их в постистории.
Великий Дедка знал, но даже думать об этом запрещал себе, что человечество в своем развитии может сделать скачок и оказаться в так называемом гиперпространстве, где время движется разнонаправленно — там пространство имеет бесконечное число уровней. В гиперпространстве человек по существу по своим возможностям и своему могуществу станет приравнен Богу. «А люди? Люди будут боги или их громом пришибет» — все чаще с тревогой вспоминал Великий Дедка строки поэта ХIХ века Федора Глинки. Потому что время как бы потекло вспять, от той заветной границы, где homo sapiens наконец-то по своим духовным и моральным качествам оправдает самоназвание
