перистые облака на западе еще хранили темные, предрассветные краски.
Астаховым начала овладевать дремота, когда рядом с ним на траву шумно плюхнулся командир первого звена старший лейтенант Бушуев.
— Здорово, Гена! — поздоровался Бушуев и, сорвав веточку полыни, растер ее между пальцев.
До Астахова донесся горьковатый запах травы. Он зевнул, потянулся до хруста и лениво ответил:
— Здорово, тюлень! По таблице я вылетаю третьим, не люблю это число…
Бушуев, приподнявшись на локтях, сдернул с головы Астахова белый подшлемник и, внимательно присматриваясь к нему, сказал:
— Насчет всяких примет я не мастер, но вот то, что старший лейтенант Астахов явился на выполнение сложного пилотажа «не в форме», — это для меня ясно! Ты где пропадаешь вторую ночь?
— Будь другом, Леша, не приставай, — примирительно сказал Астахов.
— Вот, как друг, я тебя и спрашиваю. Вчера был день не летный, и я молчал, но сегодня… Где ты был эту ночь?
— Это мое личное дело! — резко бросил Астахов и, подложив под голову шлемофон, закрыл глаза.
— Готовность летчика к полету — не его личное дело, это дело наше, общее! Мы не позволим тебе…
— Леша, закрой сопло! — грубо перебил его Астахов.
— Становись! — услышали они команду и побежали к самолетам, но каждый из них знал, что на этом разговор не кончился.
Одним из первых на «спарке»[2] летел Бушуев. Когда запустили двигатель и самолет, взревев, вырулил на рулежную дорожку, там, где он только что стоял, вздыбилось огромное, точно разрыв фугаса, кучеобразное облако пыли. Самолет остановился у старта, дрожа от нетерпения, присев, словно для прыжка в неизвестность. Но вот разрешение на взлет получено. Летчик увеличивает обороты двигателя. Сначала медленно, затем все быстрее и быстрее самолет бежит по металлической полосе и, мягко оторвавшись, взмывает в воздух, а на земле еще долго клубится пыль. Проходит несколько секунд, и самолет уже кажется маленькой точкой, а пыль еще долго колеблется и медленно оседает, словно гряда рыжих водорослей, потревоженных набежавшей морской волной.
Как ни странно, но стычка с Бушуевым вывела Астахова из состояния ленивой дремоты; он чувствовал себя бодрее, и только во рту еще было противное ощущение похмелья. Астахов прошел в буфет, попросил напиться, затем, присев на пороге фургона и прихлебывая маленькими глотками кислый, пахнущий ржаным хлебом квас, наблюдал за тем, как Бушуев выполнял фигуры сложного пилотажа. Астахов иронически улыбался той точности школяра, с которой Бушуев совершал эволюции.
«Ни капли выдумки, ни крошки творческого вдохновения! Скорости по инструкции — ни больше ни меньше! От сих и до сих!» — подумал Астахов и, выплеснув остатки кваса, передал кружку стоящей в дверях фургона буфетчице.
«Спарка», пилотируемая Бушуевым, шла на посадку. Астахов видел, как самолет отбуксировали на заправку, а летчик и заместитель командира эскадрильи, подъехав на тягаче до старта, прямо через поле направились к автобусу. Навстречу им шел майор Комов. Астахов издали узнал замполита по манере придерживать платок возле больного уха. Оживленно жестикулируя, они остановились среди поля. Так «разговаривают» руками только южане и летчики. То изображая рукой лодочку, то вытягивая кисть руки, словно готовясь к прыжку в воду, то переворачивая ее ладонью вверх, они как бы повторяли все фигуры сложного пилотажа, выполненные «спаркой». Затем Бушуев указал в его сторону. Астахов понял, что речь сейчас идет о нем. И действительно, майор Комов отделился от группы и быстрым шагом направился к нему.
Внутренне напряженный и злой, не ожидая ничего доброго от этой встречи, Астахов ждал приближения замполита. «Мальчишка! Наябедничал, как первоклассник!» — думал он о Бушуеве, сжимая в ярости кулаки.
— Старший лейтенант Астахов! — непривычно сухо сказал майор Комов. В его глазах летчик не увидел обычной дружеской теплоты. — Как вы себя чувствуете?
— Отлично! Готов к полету! — сдерживая себя, ответил Астахов и добавил: — Разрешите спросить, товарищ майор?
— Спрашивайте.
— Никогда раньше вы не интересовались моим здоровьем…
— А сейчас у меня есть для этого основание, — перебил Комов и, испытующе взглянув на Астахова, быстрым шагом направился к стартовому командному пункту.
Техник-лейтенант Остап Сердечко был одним из лучших техников в эскадрилье майора Толчина. Сердечко любил Астахова покровительственной, отцовской любовью и, гордясь им, говорил:
— О це летчик! Орел от рождения!
«Спарку» готовил к полету Цеховой, а Сердечко был прикреплен к боевому самолету Астахова. Но на старт техник-лейтенант явился, как бы утверждая этим, что Астахов и он, Сердечко, живут одними, общими интересами.
Увидев Сердечко, махнувшего ему рукой, летчик бегом бросился к самолету.
Помогая Астахову закрепить ларингофон[3], Сердечко, подмигнув ему, сказал:
— С вами, товарищ старший лейтенант, за инструктора летит комэска, не подкачайте!
И действительно, надевая на ходу шлемофон, к самолету шел майор Толчин.
Сделав несколько шагов навстречу командиру эскадрильи, летчик доложил:
— Товарищ майор, старший лейтенант Астахов готов к полету!
— Выполняйте задание! — приказал Толчин и направился к лесенке самолета.
Астахов поднялся в первую кабину и закрепил на себе парашютные лямки и ремни сидения. Деловито урча, к хвосту самолета подъехал «пускач». Руководитель полетов разрешил запуск.
— Снять заглушки!
— Заглушки сняты! — стоя на лесенке подле кабины, доложил Цеховой. Он как бы служил живой связью между летчиком и землей.
— Запуск!
Сначала раздался мягкий шелест, хорошо слышимый в тишине. Затем, крикнув: «Есть пламя!», — механик отбежал от сопла самолета, и в то же мгновение шелест перешел в звенящий, все нарастающий гул. Отключив кабель, «пускач» торопливо развернулся и ушел на почтительное расстояние в поле. Астахов опробовал двигатель — сильная струя горячего воздуха хлестнула по земле, и за хвостом самолета вздыбилось облако пыли.
Проверяя связь, комэска спросил;
— Как слышите?
— Слышу хорошо!
Цеховой помог закрыть фонарь и, соскочив с крыла, убрал лесенку.
— Закрылись?
— Готов! — доложил Астахов.
— Герметизирую! — предупредил командир эскадрильи.
Астахов включил передатчик.
— Разрешите вырулить?
— Разрешаю, — услышал он знакомый голос командира полка. Полковник Скопин сам руководил полетом.
«Сегодня я пользуюсь особым вниманием начальства» — подумал Астахов и, прибавив обороты, стал выруливать к старту.
— Разрешите взлет?
— Будете работать в первой зоне. Взлет разрешаю, — ответил полковник.
