родным и не держал зла на угнетавшую его бабку. Он даже пришел к ней на похороны в своем лучшем костюме и принес венки на могилу. – Лэнг Ли вздохнула и замолчала.
А я задумалась, не было ли все это романтической сказкой, адаптированной под коммунистический режим, и еле сдержалась, чтобы не рассказать ей о старике с белым цыпленком под ногами и юной красотке из дельты Меконга.
Мы отправились домой, где нас ждал сладкоречивый Казанова.
Тяу усердно храпел бок о бок со своим не менее талантливым задушевным другом. Я собрала вещи и растолкала их. Фунг, даже не приподнявшись из горизонтального положения, буркнул, что мы не сможем уехать до завтрашнего полудня, потому что их друг не пришел в назначенное время. Сейчас они отдохнут, а потом пойдут на поиски друга в его любимые бары и пивнушки.
– И у нас кончились деньги, – как ни в чем не бывало добавил он.
На столе для моего удобства лежал расписанный по пунктам счет. Он уже был оплачен из тайного запаса, который они вытащили из моего рюкзака, пока меня не было. Фунг приказал мне разбудить их на закате, перекатился на бок и приготовился ко сну.
– Нет, – сказала я. Хватит с меня несуществующих деревень и спячки до полудня. – Мы возвращаемся в Сайгон. Сегодня же.
Фунг и Тяу выпрямились как ошпаренные. Позвали Лэнг Ли, чтобы та перевела. И страшно разозлились. Пригрозили мне разорвать контракт. Я ответила тем же. Мне на голову посыпались отговорки и обвинения. Оказывается, я то слишком быстро езжу на велосипеде, то слишком медленно. Не повинуюсь их прямым приказам. Разговариваю с чужими людьми и вообще слишком много болтаю по-вьетнамски.
Я невозмутимо выслушала все это. И мне, и им было прекрасно известно, в чем главная проблема. Они боялись потерять свои чаевые.
– Почему ты хочешь вернуться в Сайгон? – наконец спросила озадаченная Лэнг Ли.
– А почему, – парировала я, – мы таскаем с собой гамаки и москитные сетки, фонарики и жидкость от насекомых, которыми даже ни разу не воспользовались? Почему мы платим за ненужные разрешения и даем ненужные взятки?
Лэнг Ли была убеждена, что по крайней мере Тяу впервые слышит о взятках, несмотря на то что подробный отчет о расходах был написан его рукой. Тяу к тому времени вылез из гамака и принялся ходить по комнате, раздраженно выпуская клубы дыма, вскидывая брови и закатывая глаза. Фунг, видимо, тренировался на роль правительственного чиновника: он размахивал в воздухе длинными ногтями, прикрывал веки и все время автоматически водил головой из стороны в сторону, словно говоря «нет». Он достал второй счет, гораздо длиннее первого. Там значилась стоимость камеры Фунга, которая упала вместе с ним в канал, когда он пьяным возвращался в нашу хижину. Плата за еду у моих деревенских хозяев. Таинственные «подарки», получатели которых были мне хорошо известны.
– Лэнг Ли, они заплатили тебе за еду? – спросила я.
Лэнг Ли явно разрывалась меж двух огней.
– Нет, – наконец ответила она и торопливо добавила: – Но это не важно.
– Нет, важно.
Я отсчитала, сколько нужно, и протянула ей. Она отказалась взять плату. Я подняла глаза и увидела, что Фунг сверлит глазами нас обеих, и убрала деньги. Я вдруг поняла, в какое положение ее ставлю и почему она вынуждена встать на их сторону.
В конце концов нам всем стало жалко бедную Лэнг Ли, которая изо всех сил старалась смягчить грубые слова и преподнести их в виде туманных обвинений, и мы просто договорились, что вернемся в Сайгон. Тяу прошел мимо меня с прямой спиной и отказался ужинать за одним столом. Фунг увидел, что я стираю свои вещи, достал свои грязные рубашки и швырнул их в мыльную пену.
По пути в Сайгон на автобусе они вышли позавтракать и купить себе выпивку на оставшиеся деньги, бросив меня сторожить вещи. Но мне было все равно. Несмотря на все мучения, я получила от поездки по Меконгу все, что хотела. Я убедилась, что простые вьетнамцы дружелюбны, добры и приветливы. Мой вьетнамский сделал огромный скачок вперед, и я окончательно свыклась со своим допотопным драндулетом, который стал мне как родной. Я была готова ступить на тропу Хошимина, если понадобится, в одиночку.
9
ТРОПА ХОШИМИНА
Мы с Тамом обошли все университеты, расклеивая объявления «Требуется гид», которые тут же срывали угрюмые администраторы. Мы разговаривали с полными энтузиазма молодыми людьми, которые испарялись, словно утренний туман, заслышав, что от них потребуется поднапрячь мышцы ног. Устало откинувшись на спинку стула после того, как очередной претендент с пушком на щеках повернулся ко мне и сказал: «Вы лучше садитесь на машину, врум-врум! Ха!», я взобралась на его раздолбанный школьный велосипед и без лишних слов проехалась кружок.
– Им не хочется уезжать далеко от дома, – благосклонно оправдывал их Там.
Но правда оказалась куда более нелицеприятной. Если студент хорошо говорил по-английски, значит, получил хорошее образование, а следовательно, был из богатой семьи, а богатенькие детки не спят в гамаках и не таскаются с рюкзаками.
– Там, я хочу поехать одна.
Он стал возражать. За те несколько недель, что мы были знакомы, Там стал мне больше чем другом. Он принял меня в свою семью и теперь играл роль бдительного старшего брата, который оберегал меня и искренне интересовался моими надеждами и мечтами. Он хотел передать меня под надежную опеку человеку, достойному доверия, как и он сам. Меня тронула его забота. Пообещав найти себе в попутчики другого иностранца, я втайне решила уехать на север, как только мою визу продлят еще на месяц.
В нашей маленькой компании в пансионе появилось новое лицо. Вернувшись домой, я увидела его на ободранном пластиковом диване, окруженном людьми. Его трехдневная щетина была вся в глубоко въевшейся грязи, а рубашка в пятнах и порвана в нескольких местах. Грязный рюкзак приютился у его ног, как верный пес. Полдюжины туристов-путешественников окружили незнакомца, в благоговейной тишине слушая его рассказ. Я тихонько присела с ними.
Он приехал из Китая, пересек границу, которую пересечь было совершенно невозможно – к северу от Ханоя, – и совершил путешествие по Тонкинским Альпам, где жил с местными племенами. Он утверждал, что бегло говорит по-вьетнамски и на языке хмонгов, хотя те несколько слов, которые он вымолвил в промежутке между своими байками, были невнятны и не имели смысла.
Он ехал автостопом, как правило, на военных машинах и грузовиках, следуя вдоль границы к югу. Его путь лежал через самые труднопроходимые горы в Юго-Восточной Азии. Ночью водители приглашали его разделить ночлег в дешевых клоповниках и щедро угощали домашним виски и жареной собачатиной.
– А как же полицейские и разрешения? – спросила я.
Он громко и презрительно расхохотался.
– Полицейские ступить боятся в те места, – ответил он. – Они боятся горных племен, считают их дикарями.
Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
На юге ему понравилось меньше. Сейчас он направлялся в Камбоджу по суше и планировал в конце концов попасть в Лаос и там провести полгода в семье хмонгов в какой-нибудь глухой деревне. Ему не хотелось платить пять долларов таксисту за поездку к камбоджийской границе, поэтому он искал кого- нибудь, кто согласился бы подвезти его на мотоцикле бесплатно.
Я подошла к нему, когда все разошлись. Он выслушал, как я расхваливаю свое предполагаемое путешествие по тропе Хошимина.
– Звучит интересно, – ответил он ни к чему не обязывающим тоном. – Я вернусь через три недели, если у тебя есть время ждать.
Он уже нашел себе попутчика – молодого услужливого китайца, который везде носил с собой пухлый блокнот с сотнями вьетнамских визиток, каждый незанятый дюйм которых был испещрен кружевными
