— Видимо, нет, — спокойно ответил ему Гатри. — Но все равно мне необходимо быть с людьми вежливым, не так ли?
Это Эллингтон услышал уже в коридоре…
Когда стук его шагов затих, Ривелл боязливо выглянул из-за перегородки… Гатри раскуривал трубку.
— Ужасный человек! — пожаловался он. — Какие грубые манеры! Как вы думаете, может быть, мне следовало его сразу арестовать?
— Все зависит от того, считаете ли вы его виновным.
— Многое говорит против него. Начиная с мотивов. И потом — пропавший револьвер…
— Но ведь он сам сообщил о пропаже!
— Верно. Но только после того, как Роузвер поведал ему, что мои люди тут кое-что нашли. И он решил, что лучше уж самому прийти с признанием. Правда, мои люди нашли вовсе не револьвер, так что его признание можно считать подарком следствию.
— Так это был не револьвер?
— Нет. Но я вам не скажу, что именно. Пройдет немного времени, и вы сами все узнаете.
Второй визитер должен был явиться к Гатри с минуты на минуту, поэтому они прекратили разговор, и Ривелл снова укрылся в примыкающей комнатке. Вскоре в коридоре послышались шаги, дверь приотворилась, и в комнату робко протиснулся Ламберн.
Ривелл увидел из своего укрытия, что лицо Ламберна было серым.
— Вы хотели меня видеть? — пробормотал он.
— Да, мистер Ламберн, — сдержанно улыбнулся Гатри. — Присаживайтесь, пожалуйста. Закуривайте, если хотите.
Ламберн сел в кресло напротив Гатри и поспешно закурил сигарету. Гатри молчал долго, не меньше минуты, а потом резко и быстро произнес:
— Мне хотелось бы знать, мистер Ламберн, где вы находились и что вы делали между половиной девятого вечера и двумя часами ночи в ту ночь, когда был убит Вилбрем Маршалл.
Ламберн прерывисто вздохнул, словно пытался взять себя в руки. Подумав, стал отвечать:
— Я не выходил из своего кабинета все время до полуночи. Было жарко — наверно, самая жаркая ночь в это лето. Я знал, что вряд ли засну, поэтому ближе к двенадцати решил прогуляться на свежем воздухе, чтобы скорее уснуть… Я вышел, обошел наш Круг и вернулся. Отсутствовал я минут пятнадцать- двадцать, не более того. А потом лег спать и заснул задолго до названных вами двух часов ночи. Вот и все, что я могу вам сказать.
— Во время своей ночной прогулки вы кого-нибудь встретили?
— Да, я встретил Эллингтона.
— Понятно. И это все, что вы можете сообщить? Или, может быть, еще что-нибудь надумаете?
Ламберн нервно сплел пальцы рук и отчаянно замотал головой. Тем не менее Гатри выдержал долгую паузу, не спуская глаз с собеседника. Потом холодно заметил:
— Мне очень жаль, мистер Ламберн, что вы решили врать мне!
— Врать? Я не вру!
— Нет врете! — рявкнул детектив. — Кое-кто видел, как вы входили в спортзал в половине одиннадцатого!
Эффект оказался не совсем тот, какого ожидал Ривелл. Ламберн не упал в обморок, а сумел усилием воли придать своему голосу оттенок изумления. Он рассмеялся — впрочем, довольно истерично — и кинул недокуренную сигарету в камин.
— Игра закончена, я понимаю, — сказал он с каким-то бесшабашным отчаянием. — Вы оказались сыщиком похитрее, чем я мог предположить, мистер Гатри. Можно спросить, как вам это удалось?
— Нет, нельзя. Вы здесь для того, чтобы отвечать на вопросы, а не задавать их. Итак, вы признаете, что побывали в спортивном зале в половине одиннадцатого?
— Возражать нет смысла.
— И вы видели Маршалла?
— Да, видел.
Голос его дрожал.
— Значит, вы были последним, кто видел мальчика живым? Так?
— Вовсе нет! Нет! Я видел мальчишку уже мертвым! Вы не верите? Ну конечно, как ждать от вас доверия… поэтому я и не рассказывал никому. Кроме того… О Господи, какая все это мерзость!
Ламберн закрыл лицо ладонями и разрыдался.
— Успокойтесь и постарайтесь рассказать все по порядку. Итак, вы пошли к бассейну. Зачем?
Ламберн, подняв лицо, снова нервно засмеялся:
— Зачем я пошел туда? Ха-ха! Нет, вы догадайтесь, мой дорогой Шерлок Холмс, пока я вам сам не скажу… Я просто хотел поплавать!
Тон Гатри не изменился.
— Продолжайте. Вы пошли в бассейн, собираясь поплавать. Вы встретили по пути кого-нибудь?
— Нет.
— А что было в спортзале?
— Я увидел, что дверь не заперта. Это меня удивило. Я еще больше удивился, когда не смог включить свет. Но темнота не была полной, я прошел к бассейну и понял, что вода спущена.
— Что дальше?
— Заглянув в бассейн, увидел что-то темное, лежащее на кафеле неподалеку от бортика. Я подошел поближе, зажег спичку и… — Его передернуло. — Мне не хочется это описывать. Пожалуйста не заставляйте меня!
— Хорошо. Что же вы сделали?
Ламберн тяжело вздохнул, готовясь к мучительной исповеди.
— Я расскажу вам, хотя вы мне и не поверите. Я сам себе с трудом верю, когда об этом думаю. Я простоял с четверть часа на краю бассейна рядом с телом и размышлял. И наконец пришел к тому же мнению, которое теперь по справедливости разделяется всеми: это не было несчастным случаем. Это — убийство. Более того, я подумал, что понял, кто это сделал, что разгадал дьявольский замысел: вторая смерть была гениальным продолжением первой. И я решил принять вызов убийцы и разрушить его преступный обман!
— Прошу больше о фактах, а не о своих домыслах, — сухо заметил Гатри.
— Да-да. Так вот, я хотел показать, что тут вовсе не несчастный случай, и вывести преступника на чистую воду. Я считал, что убийца — Эллингтон. И придумал схему, не уступающую в тонкости замыслу убийцы. Я вышел из бассейна и направился в спортивный павильон. Я знал, что там в ящике Эллингтона хранятся его биты для крикета. Я взял одну биту из ящика Эллингтона, принес ее в спортзал и смочил в крови, растекшейся по дну бассейна. Уйдя оттуда, я не запер за собой дверь, а только притворил. Потом спрятал биту в кустах, рассчитывая, что рано или поздно ее там обнаружат.
— То есть вы подбросили нам фальшивую улику?
— Да.
— А почему вам не пришло в голову сразу заявить в полицию и рассказать обо всем, что знаете?
— Я был уверен, что вы мне не поверите. Не поверите, что это было убийство, если у вас не будет улик.
— А вам не пришло в голову, что мальчика застрелили?
— Нет. Я решил, что он разбил себе голову при падении в бассейн. Поэтому мне и пришла в голову бита.
— Вы с кем-нибудь делились своими подозрениями насчет Эллингтона?
— Тут есть один молодой человек, Ривелл, который заинтересовался расследованием. Я сказал ему. И никому больше.
— Почему?
— Мне не хотелось ввязываться в это дело. Мне вообще противны всякие расследования, суды и все такое прочее…
