увидела статью о самоубийстве Франсуа Кристиана. Она едва не потеряла сознание, потом, кое-как взяв себя в руки, решила выйти из отеля, выбраться на воздух и поразмыслить, что делать дальше. Как поступить, если кто-нибудь попытается связаться с ней? И как – если этого не произойдет? И что будет, если она попросту явится на торжество в Шарлоттенбургский дворец? Спрятав свои документы под матрас, она вышла на улицу.
Бесцельно бродя по городу, она забрела в церковь Святой Марии. По иронии судьбы, это оказался храм-мемориал памяти мучеников за свободу вероисповедания с 1933 по 1945 годы. Она восприняла это как своего рода предзнаменование, решив, что здесь она найдет ответы на свои, вопросы… Там ее и задержала полиция.
Инспектор Шнайдер солгал Осборну, что в случае непредвиденных событий обязан доставить своего подопечного в отель. На самом деле Маквей распорядился по-другому: если Вера Моннере будет обнаружена, Шнайдер должен немедленно отвезти Осборна туда, где ее задержали. Маквей предполагал, что встреча доктора Осборна и мисс Моннере с глазу на глаз выявит какие-то новые факты. Для этого следовало заставить Осборна поверить, что это его идея – сломя голову мчаться к Вере. Что ж, Шнайдер разыграл все как по нотам, и встреча с глазу на глаз состоялась.
Внезапно дверь распахнулась. Обернувшись, Осборн увидел на пороге Маквея.
– Выведите его отсюда, живо! – свирепо скомандовал Маквей, и сразу же два полисмена схватили Осборна и потащили к выходу.
– Вера! – кричал он, вырываясь из их рук. – Вера!..
Его крики заглушил лязг захлопнувшейся тяжелой стальной двери. Осборна быстро протащили по узкому коридору вверх по лестнице – на один короткий пролет. Открылась дверь – и он очутился в такой же белой комнате, как и Вера. Полисмены вышли, дверь закрылась, щелкнул замок.
Минут через десять пришел Маквей. Его лицо было красным, и дышал он так, будто долго подымался вверх по лестнице.
– Что записалось у вас на ленте? – ледяным тоном осведомился Осборн. – Надеюсь узнать нечто интересное. Мне удалось проскользнуть первым! А вдруг мисс Моннере сболтнула что-нибудь, чего не слышали ни вы, ни немецкие полицейские? Раз – и мышка в ловушке!.. Но, увы, не сработало, какая жалость! Все, что вы узнали, – правда, рассказанная испуганной женщиной.
– А откуда вы знаете, что это правда?
– Знаю, и все, черт вас побери!
– Она упоминала капитана Каду из Интерпола?
– Нет.
Маквей пристально смотрел ему в лицо, потом примирительно сказал:
– О'кей. Давайте поверим ей. Оба.
– Тогда отпустите ее!
– Осборн, вы здесь благодаря мне. Я хочу сказать: здесь, а не на полу парижского кафе с пулей агента Штази между глаз.
– Маквей, Вера ничего не знает, и вы это отлично понимаете! Нет никакого смысла держать ее в тюрьме. И вы это тоже отлично понимаете!
Маквей не сводил глаз с его лица.
– Вы знаете, что все «закрутилось» после убийства вашего отца.
– То, что случилось с моим отцом, не имеет к Вере никакого отношения!
– Почему вы так уверены? Как вы можете быть в этом уверены? – Маквей говорил с ним мягко, как с ребенком. – Вы встретились с ней в Женеве. Кто из вас заговорил первый?
– Какое это имеет значение! – пробормотал Осборн.
– Отвечайте.
– Она… она первая заговорила со мной…
– Вера была любовницей Франсуа Кристиана. И в день торжества в честь Либаргера Франсуа Кристиан оказывается мертв, а Вера – в Берлине с приглашением в Шарлоттенбургский дворец в руках.
Осборн был зол. Зол и сконфужен. Что хочет доказать ему Маквей? Доказать невероятное, что Вера входит в загадочную
– Может быть, она невиновна, доктор, – сказал Маквей. – Но теперь это не ваше и не мое дело. Она – в руках полиции.
Открылась дверь, и вошел Реммер.
– Съемка дома на Гаупт-штрассе сделана. Нобл ждет нас.
Маквей посмотрел на Осборна.
– Пойдемте посмотрим видеозапись вместе с нами, – сказал он.
– Зачем?..
– В этом доме мы должны встретиться с Шоллом, Говоря
Глава 110
Чемодан Джоанны лежал на кровати. Она складывала вещи, когда вошел фон Хольден.
– Джоанна, прости, я виноват. Прошу тебя…
Не обращая на него внимания, она подошла к шкафу и достала вечернее платье, которое привезла ей для торжества Юта Баур. Вернувшись к кровати, она разложила на ней одежду и начала складывать ее в чемодан. Фон Хольден некоторое время наблюдал за ней, потом тихо подошел сзади и положил ей руку на плечо. Джоанна застыла.
– Сейчас очень напряженное время для меня, Джоанна… Как и для тебя, и для мистера Либаргера.
Джоанна молчала, невидящим взглядом уставившись в окно.
– Я должен сказать тебе правду, Джоанна… Никто никогда не говорил мне, что любит меня. Ты… ты испугала меня.
У нее перехватило дыхание.
– Я испугала
– Да…
Она повернулась. Недавно такие злобные, ненавидящие глаза смотрели теперь на нее мягко и любяще.
– Не смей говорить мне…
– Джоанна, не знаю, достоин ли я любви…
– Не смей… – Не в силах больше сдерживаться, она заплакала.
– Это правда. Я не стою…
Она прижала кончики пальцев к его губам, не позволяя ему договорить.
– Стоишь… – прошептала она.
Он медленно сомкнул руки у нее на талии и медленно, нежно поцеловал ее. Джоанна вернула ему поцелуй, крепко прижавшись к нему всем телом. Охватившее ее желание вытеснило все мысли, даже тень здравого смысла. Страх, который она испытала днем, исчез без следа.
Съемка дома № 72 по Гаупт-штрассе проводилась с вертолета, с высоты около пяти тысяч футов. Это была вилла девятнадцатого века, трехэтажная, с гаражом на пять машин позади дома. С правой стороны дома – полукруглый въезд с улицы, с будкой охраны у железных ворот, с левой – теннисный корт с красным
