пневматический подвод воды к умывальникам и душевым, туалет в каждом номере, электрические светильники, набитые перьями матрасы, всегда чистое бельё, пять отдельных столовых… Это при том, что многие жители окрестных городов про электричество знают лишь понаслышке и всю жизнь моются в бочках с подогретой на костре водой…
Да, после тяжёлых трудовых наёмнических дней и ночей — эта гостиница сущий райский уголок. И тут уже не поговоришь о потере формы и вреде делу — ведь Смертельные Ищейки, с лёгкой руки Филики, распались. И сейчас они лишь друзья, вольные идти и делать всё, что заблагорассудится. Только сострадание к Тартору и держит их вместе.
Все как один фальшиво сверкающие отточенной до отвращения улыбкой работники отеля были готовы исполнить любую прихоть. Вне зависимости от рас, на них была одна и та же одежда: на мужчинах — красные штаны, тёмно-зелёный кафтан и чёрный причудливый головной убор; на женщинах было то же самое, но вместо штанов — строгая чёрная юбка.
Карету пригнали на крытую стоянку. Лошадей отвели в конюшни.
Огромный гостиный зал был полон мыслящих: одетые в пёстрые платья, серые костюмы и простые сельские наряды, они противоречили друг другу и в то же время сливались в единый живой механизм.
Жёлтокожий драг с уродливым шрамом поперёк стеклянного глаза отвёл наёмников к их номерам. Широкие мраморные ступени лестницы. Двенадцатый этаж. Три расположенных вряд двери — три заказанных номера.
— Господа и леди хотят, чтобы им показали номера? — слащавым голосом спросил драг и оскалил кривые жёлтые зубы в нелепой улыбке.
— Нет, мы сами разберёмся, — лишила дополнительного заработка гостиничного Филика. — На этом всё, больше в твоих услугах мы не нуждаемся, — с этими словами она протянула одноглазому помятую копревую бумажку.
Драг умело скрыл свой разочарованный взгляд вежливым поклоном и удалился.
— Ну и уродов они здесь держат, — не выдержала Филика. — Вы видели его отвратительный шрам?
— Да, его кто-то здорово полоснул… — согласился Моррот.
— Оштавили бы вы бедолагу в покое, — вступился Тос. — Ему и беж ваш плохо…
— Ну что, будете заходить в свои царские покои? — зло спросил Тартор. — Или вначале меня в дурдом упрячете?
— Моррот, Тос, — озадаченно заговорила Филика, — это моя проблема. Дорога была трудной… Я сама его отведу…
— Как благородно! — вставил Тартор.
— Чего выдумываешь? — удивился Тос. — Мы ведь вщегда были командой. Я не так уж и уштал, чтобы отщиживать швой мохнатый жад в этих, как их нажвал Тартор, «царшких покоях».
— Я согласен, — кивнул Моррот.
— Нет, друзья, не надо, — голос Филики звучал устало и виновато, — Я сама… Незачем нам всем… Это моя вина… Считайте, мой последний приказ…
— Как знаешь, — повёл плечами Моррот, повернул ключ и толкнул дверь. Тос молча вошёл следом.
— Ну что, Тар, — попыталась улыбнуться Филика, — вот мы и вдвоём остались… Нужно немного отдохнуть перед дорогой. Ты не против?
— Мне всё равно.
Номер был из дешёвых: широкая кровать, резная мебель, зеркало на полстены в ванной комнате…
Филика закрыла за собой дверь, ключ оставила в замке.
— Тут у них душ есть, — мрачно сообщил Тартор после осмотра ванной комнаты. — Гирен разодри этих зажравшихся сарских богачей, я уже и забыл, что это такое!
— Хочешь принять? — видимо, Филике стало жарко, и она скинула с себя плащ. Чёрные до колен сапоги, тёмно-красная юбка и всё та же сорочка: бежевая, мокрая в подмышках, с рюшем в рукавах и воротнике. Тартор видел эту сорочку неисчислимое количество раз. Раньше она не вызывала никакого интереса. Но не сейчас. Вернее, интерес вызывало то, что находилось под ней… Тартор жадно разглядывал эту сорочку. Верхние пуговицы были расстёгнуты, обнажая краешек смуглой, лоснящейся в капельках пота кожи. Сквозь тонкую облегающую упругие груди ткань виднелись тёмные бугорки сосков. Тартор сглотнул слюну и отвернулся. Внизу живота что-то приятно грело. Неужели он смотрит на Филику как на женщину? Она ведь боевой соратник, командир, наёмник… Но не объект страсти…
Тартор принял душ. Холодные капли воды остужали тело снаружи. Но внутри всё горело… Как это ему ещё удаётся оставаться в здравом сознании?
Замотанный в махровое полотенце, он вышел из ванной и развалился на кровати.
— Хорошо вам тут житься будет, — сказал он, утопая в подушках.
Филика не ответила. Мало того, она не постеснялась и сбросила с себя одежду. Смутившийся Тартор попытался не пялиться на её стройные формы. Попытка оказалась тщетной… Не обращая внимания на влажные взгляды, девушка направилась в ванную комнату. Доносившийся сквозь зазор незакрытой двери шум душевых капель чем-то напоминал шум дождя. Нет, скорее не дождя, а небольшого водопада.
Когда Филика вышла из душа, Тартор сидел в резном кресле и пил чёрное вино из фляги.
— Тар, как ты себя чувствуешь? — осторожно спросила она.
— Хочешь знать, не поехала ли у меня вновь крыша? — переспросил Тартор и сделал смачный глоток из фляги. Даже не скривился.
— Говоришь связно… — заключила Филика и, шлёпая босыми стопами по дощатому полу, направилась к собеседнику. В отличие от него, она не сочла нужным прятать тело под полотенцем…
— Я сам удивляюсь, что слова связываю, — сообщил Тартор, закручивая крышечку на фляге. — Но мне кажется: опять помешался. У меня сейчас прекрасное видение: ты абсолютно голая стоишь напротив меня… Такое может привидится только от слабоумия.
— Я тебе не нравлюсь? — капризным голосом спросила Филика.
— Смеёшься? — Тартор дрожащей рукой поднёс горлышко фляги к губам и невнятно выругался: забыл, что мгновением ранее закрутил на ней крышечку.
— Тогда обними меня, пока ещё не потерял рассудок, — голос звучал мягко, но в нём легко читались нотки напряжённости.
Тартор не посмел ослушаться…
— Слушай, а может быть я уже и не болен? — спросил не так спутницу, как самого себя Тартор.
— Это мы вскоре и узнаем, — отрезала Филика. От той нежной и страстной девушки не осталось и следа.
— Я не понимаю, зачем нам это? — не унимался Тартор, подняв руку, запястье которой сжимал металлический обруч наручников. Второй обруч опоясывал запястье Филики.
— Чтоб не сбежал куда ненароком, — ответила девушка и дёрнула цепь.
— Вот так всегда, — весело заговорил Тартор, — только сблизишься с женщиной, так она на тебя тут же оковы набросит…
В ответ Филика дёрнула цепь ещё сильнее, от чего её «пленник» непристойно выругался. В бесформенной массе прохожих то и дело мелькали заинтересованные лица. Но этот интерес гас так же быстро, как и возникал: тонул в стремительном потоке спешки. Никому в Саре не было дела до других. Пассивный интерес, мимолётное любопытство — всё, на что были способны очерствевшие, эгоистичные и зазнавшиеся горожане Сара. По крайней мере, такое впечатление они навевали практически на каждого приезжего.
На стенах зданий и рекламных столбах висело много объявлений. Выполненных как красочно и с фантазией, так сухо и информативно. Но среди всего многообразия отчётливо выделялся один плакат, пришедшийся Тартору по душе, а от того и хорошо запомнившийся. Красавица с кроваво-красными волосами и диадемой из драгоценных камней бесстыдно смотрела прямо на прохожих. Пальчиком одной руки она прижималась к выкрашенным рубинового цвета губам, мол, никому не скажу, милый, а во второй держала
