— Конечно, у Родерика есть свои хорошие стороны.
— Нет! — сказал Билл и потрогал раненую макушку. Расходившемуся воображению шишка под волосами представилась горным пиком.
— Так или иначе, я за него не выйду, — сказала Флик. — Вот и пришлось бежать. Одно плохо, — горько заметила она. — Я совершенно не знаю, куда идти.
— Самое разумное — отправиться ко мне, — сказал Билл. — Дома мы все обсудим и что-нибудь придумаем.
— Считаете, что так будет лучше?
— Не оставаться же на крыше. В любой момент нас могут увидеть.
Флик заволновалась.
— А мы сумеем выбраться незаметно?
— По-моему, в саду никого нет.
— Я, во всяком случае, никого не слышу. Наверное, они ужинают. У нас сегодня званый ужин, а попробуйте не покормить полковника Бэгшотта вовремя! Который, по-вашему, час?
— Понятия не имею. Думаю, около девяти. Я приехал без чего-то восемь.
— Вот что я скажу. Прыгайте на землю и ползите к парадной двери. Если соседнее окно горит и доносятся голоса, значит, они ужинают.
— Отлично. Если все хорошо, я свистну.
Флик осталась ждать в темноте. Трепетное волнение, в котором она спускалась по простыне, улеглось. Казалось, Билла послали ей в трудную минуту небеса. Она очень смутно представляла, что будет делать за пределами Холли-хауза, но теперь ей есть на кого опереться. Билл такой большой и надежный. Каменная стена. В своем энтузиазме она несколько преувеличивала его умственные способности, и потому верила, что для Билла нет неразрешимых задач.
Тихий свист прорезал ночные шорохи. Флик свесила голову с крыши.
— Все хорошо. — сказал Билл. — Бросайте чемодан.
Флик бросила чемодан, Билл умело подхватил. Флик сползла с крыши. Сильные руки поймали ее и мягко поставили на землю.
— Они ужинают. Нам идти через главный вход, или есть другой?
— В стене за лужайкой — калитка. Лучше пройти через нее.
Они крадучись пересекли лужайку. В темноте сопело что-то маленькое и белое. Флик с плачем наклонилась.
— Боб! — Она выпрямилась, на руках у нее был песик. Впервые ощутила она горечь сиротства. — Я не могу оставить Боба.
— Так берите с собой, — отвечал Билл.
Флик задохнулась. Ее сердце распирала благодарность к сказочному герою, который не воздвигает препятствий, не ставит жестоких условий. Боб, радуясь славно проведенному вечеру и вообще жизни, бурно лизал ей лицо. Они вышли за калитку.
Прощально стукнула щеколда. Холли-хауз остался в прошлом. Флик стояла на пороге мира.
— Все хорошо? — участливо спросил Билл.
— Все хорошо, спасибо, — отвечала Флик, но голос ее дрожал.
Билл стоял спиной к камину и вдумчиво курил трубку, радуясь тому, что он снова — в надежном затворе своей меблированной квартирки. Радость была и духовной — все же легче, когда ты за несколько миль от дома, который с твоей помощью покинула молодая беглянка, — и плотской, из-за тепла. Как только они покинули сад, погода испортилась, подул резкий восточный ветер, и пришлось продрожать не меньше мили, пока не нашлось такси. Теперь они дома, камин пылает, все хорошо.
Он посмотрел на Флик. Она откинулась в кресле и прикрыла глаза, а Боб, селихемский терьер, дремал у нее на коленях. Почему-то радость уменьшилась, но, как ни странно, углубилась, словно в каждое ухо кто-то пылко говорил: 1) «Идиот, во что ты вляпался?» и 2) «Уютно, когда в кресле — девушка, а у нее на коленях — собачка!»
Он сопоставил эти высказывания. Первое было явно весомей. Не юридически, конечно, и даже не нравственно, а, скажем так, романтически он отвечает за эту девушку. Боги приключений не дозволяют уводить девушек из дома, да еще ночью, а потом отпускать их на все четыре стороны. Как мы уже знаем, Билл навечно отдал свое сердце Алисе Кокер, чьи фотографии не без суровости смотрели сейчас на него. Но вот — Флик, и он просто обязан оградить ее от бед.
Через некоторое время ему удалось подусмирить первый голос, предположив, что из дома не бегут, если нет хорошего плана. Мало того, заметил он, у тех, кто живет в таких роскошных домах, обычно есть деньги. В общем, она не пропадет. Можно послушать и второй голос.
В нем тоже что-то было. И впрямь, здесь стало гораздо уютней. Конечно, Флик — не Алиса, но в данный момент почему-то это его не мучило. Ну, хорошо, ты отдал Алисе сердце, но только дурак не согласится с тем, что в декоративном, эстетическом смысле она тут очень уместна. С этой комнатой как раз гармонирует нежная, цветочная прелесть, а не та царственная красота, которую робкий человек назвал бы и грозной. Прекрасная Алиса затмевала или, лучше сказать, взрывала любую комнату, да еще при звуках фанфар.
Прежде чем Билл успел проникнуть в самые глубины анализа, Флик коротко вздохнула и выпрямилась. Кроме того, она огляделась.
— Не сразу поняла, где я, — призналась она. — Я спала?
— Вздремнули на минутку.
— Как невежливо!
— Ничего, ничего! Вам лучше?
— Конечно, только я с двух часов не ела.
— Ой, Боже мой!
— Да и тогда… Разве можно набиваться едой, если люди три дня голодают? Кстати, вы говорили, что тут живет ваш приятель. Где же он?
Билл просто ахнул.
— Господи! — воскликнул он. — Я совершенно о нем забыл. Он где-то бегает.
— Когда вы его видели?
— Когда этот Пайк меня стукнул, я сказал, чтобы он посидел в такси. Может, еще сидит?
Это очень дорого. Наверное, счетчик отщелкивает по три пенса?
— Вряд ли. Но вообще-то он, скорее всего, ушел. Бог его знает, где он.
Флик, здоровую девушку с очень здоровым аппетитом, проблема эта занимала все-таки меньше, чем еда.
— У вас нет печеньица? — спросила она. — Или баранины, или сыра, или еще чего-нибудь?
— Ох, простите! — всполошился Билл, припомнив о том, что он хозяин. — Что ж я сам не предложил? Пойду, пошарю в кладовке.
Он убежал, но вскоре вернулся с уставленным подносом, который чуть не уронил, заслышав негромкий плач. Вилки и ножик все-таки упали, и Флик обратила к ним заплаканное лицо.
— Ничего, это я так, — сказала она.
Билл поставил поднос на столик.
— В чем дело? — спросил он, как все мужчины, теряясь от женских слез. — Как вам помочь?
Флик отерла слезы и слабо улыбнулась.
— Отрежьте мне ветчины. Ужасно есть хочу!
— Нет, вы скажите…
Флик впилась в ветчину. Видимо, как все женщины, она легко меняла настроение.
— Это кофе? — восхитилась она. — Красота какая! И согревает, — она отхлебнула глоток, — и подбодряет. А плакала я… Ну, расстроилась… и вспомнила дядю Синклера.
— Дядю Синклера?
— Вы его забыли? Он тоже у вас гостил, когда вы меня спасли. Они с тетей Фрэнси еще не были женаты, мы с ним совершенно не расставались, — она как будто поперхнулась и пискнула. — Ой, какой кофе
