шоу.

Но не вышло. Прохладный воздух так замечательно врывался в легкие сквозь полуоткрытое окно, что мысли крутились где угодно, но только не вокруг работы.

Внезапно Лена затормозила и направила машину к обочине. Там стоял какой-то мужчина, невзрачный, среднего возраста.

– До метро подвезете? – спросил он, заглядывая в приоткрытую дверь.

– Да, – кивнула Лёка и мужчина, покряхтывая, залез в салон, – Какое метро?

– Любое.

– Опаздываете? – поинтересовалась девушка.

– Да нет… Пешком не люблю ходить.

Лена понимающе хмыкнула и щелчком заблокировала замки на дверях. Приятный мужик. Одет довольно стильно, но вот лицо и руки выдают в нём бывшего работягу. И невзрачность от этого – несоответствие дорогого костюма и мозолистых рук.

– А почему такая девушка, да на такой машине – и таксует? – искренне спросил мужчина, и Лёка с интересом на него покосилась.

– Кто сказал, что я таксую?

– Да, но…

Он настолько потешно растерялся, что Лена даже засмеялась.

– Не бойтесь, я не маньяк и не вербую рабочих на стройки Казахстана. Просто скучно было ехать.

– Понимаю, – успокоился мужчина, – Можно я закурю?

– Конечно.

– Хотите поговорить?

– С чего вы взяли? – удивилась.

– А что, я не угадал?

– Да нет, почему же. И о чём говорить будем?

– О жизни, – улыбнулся пассажир, и Лёка засмеялась снова.

– Начинайте.

– Меня зовут…

– Стоп, – Лена грубо перебила мужчину и ухмыльнулась, – Давайте без имен?

Пассажир подумал секунду:

– Давайте. Что для вас жизнь?

Вопрос прозвучал неожиданно. Но никогда не догадаться этому темноволосому мужчине, что ответ на этот вопрос был выстрадан Лёкой, выплакан и рожден в боли.

– Жизнь – это мой крест, – ответила девушка и тоже потянулась за сигаретой.

– Удивлен. Почему так?

– Потому что в смерти я вижу избавление. И знаете… Если ад есть – то наша жизнь – это именно он.

– Почему?

– А вы вдумайтесь. Ад – это вечные страдания, да? Похоже на нашу жизнь, правда?

– Но в жизни есть не только страдания, – возразил мужчина.

– Конечно. Если бы была только боль – мы бы постепенно к ней привыкли. Иммунитет бы выработался. И тогда боль бы притупилась, и мы бы перестали её чувствовать. Поэтому вполне разумно добавить немножко радости, немножко счастья – чтобы после них страдания чувствовались еще острее.

– Погодите, но в жизни есть добро и зло. В аду должно быть только зло.

– А что есть добро по-вашему? И зло? – хмыкнула Лёка.

– Вы знаете, это довольно сложно дать точное определение… Они частенько пересекаются…

– Вы слышали о том, что на Кавказе опять что-то взорвали? Погибли люди. Это – зло?

– Конечно! – вспыхнул мужчина. – Расстреливать надо этих ублюдков!

– А то, что вы сейчас сказали – не зло?

– В смысле?

– Ну как же. Убить человека – зло. А вы предлагаете сделать именно это.

– Речь о нелюдях!

– Глупости какие, – Лёка вырулила на проспект и повела машину в сторону следующей станции метро, – Речь о людях. Разных. Глупых. Злых. Добрых. О людях.

– Всё равно расстреливать. Это не люди, а убийцы.

– А вы кем станете, после того, как расстреляете их? Таким же убийцей.

– Ну не я же буду их расстреливать…

– А кем вы стали после того, как произнесли эти слова? Значит, морально вы были к этому готовы.

– Вы меня запутали, – пассажир явно разозлился, – Вы не понимаете прописных истин. Пока вы не встанете рядом со смертью, не поймете. Высадите меня у этого метро, пожалуйста.

– Пожалуйста.

«Тойота» остановилась на обочине, и мужчина с трудом вылез из автомобиля. Оглянулся, потянулся, было, за бумажником, но махнул рукой и пошел к метрополитену.

Лёка ухмыльнулась ему вслед и посмотрела на часы. Нужно было ехать.

2

Катя открыла дверь не сразу. Пришлось несколько минут давить на прямоугольную кнопку звонка и тихонько злиться.

– Ну и где носит эту идиотку? – пробормотала Лёка, и в тот же момент дверь распахнулась.

Екатерина. Растрепанная, в мятом халате. Смотрит по обыкновению испуганно.

– Я привезла деньги и продукты, – не здороваясь и не разуваясь, Лена прошла в квартиру, – Что Егор?

– Вчера опять всю ночь плакал, – Катя поплелась следом за женщиной на кухню, ругая себя за то, что опять не успела с утра накраситься и встретила Лёку с таким лицом – опухшим, отекшим. Нездорово- розовым.

– В поликлинику свозила? – Лена деловито выгружала из больших пакетов продукты. Часть – в холодильник, часть – на полки. – Какого черта опять грязь развела?

– Нет. Я не успела прибраться. Всю ночь не спала… Устала.

– Опять начинаешь? Сколько раз я говорила – меня это не касается. Некоторые матери и работать успевают, и детей воспитывать, и порядок в доме наводить. Устала она… Еще раз увижу – работать пойдешь.

– А… Егор? – пролепетала Катя, вся сжимаясь.

– А Егора к себе заберу, – равнодушно отмахнулась Лена, – Кофе свари.

– Ты не имеешь права! Он мой сын, а не твой.

– Детка… Ты прекрасно знаешь, что я имею право на всё, что угодно. Где кофе?

– Если бы ты… Если бы не ты… – Катя вздрогнула и попыталась сдержать подступающие к горлу слёзы. – Я бы…

– Тебе напомнить, что бы с тобой было, если бы не я?

– Да пошла ты! – визг проник в Лёкин затылок и отозвался там тупой болью. – Хватит решать за меня! Если бы не ты – у меня не было бы ни этого ребенка, ни проблем! Я бы танцевала! Я бы не растолстела и не разбухла! И нашла бы себе мужика!

Катя визжала, а Лена молча смотрела на неё. Когда речь пошла о Лёкиной матушке, предках и сексуальной ориентации, она тяжело поднялась на ноги и, размахнувшись, влепила вопящей женщине пощечину. Полюбовалась результатом и влепила еще одну.

– Добавить? – поинтересовалась равнодушно.

– Теперь синяк будет, – всхлипнула Катя.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату