После чего меня больше не беспокоили.
В шесть часов утра, мы уже выезжали.
Автобус заехал прямо на территорию фабрики: двухэтажный, с затемнёнными стёклами роскошный Мерседес — у нас в таких разве что туристы-иностранцы ездили. Впрочем, именно ими мы и должны были стать на некоторое время.
Мы выехали из города, направившись далее в совершенно неизвестном направлении. В автобусе была своя уборная, так что мы не останавливались. Очень скоро автобус осточертел всем нам, но останавливаться было нельзя — всё было расписано буквально по минутам, и мы не должны были где-либо задержаться.
Поздно вечером, на следующий день мы приблизились к неизвестному городу и, не заезжая в него, свернули к авиапорту. Там автобус подъехал прямо к самолёту — огромному грузовому «Руслану», куда мы быстро пересели, расположившись по бокам огромного корпуса.
Только мы взмахнули в воздух, как капитан Рожковец принялся рассказывать о премудростях прыжка с парашютом, после чего разобрали оружие и стали спешно готовиться к прыжку. Самолёт должен был оказаться над местом высадки уже через пять — шесть часов.
Мне, как снайперу, вручили специально окрашенную в белый цвет американскую винтовку М40 с глушителем и десятикратным оптическим прицелом. Через такой прицел мне уже приходилось однажды смотреть на врагов, так что это для меня было не ново.
Правда, были и существенные отличия. На вертикальном маховике теперь было не расстояние, а минуты, в каждой минуте — четыре щелчка, причём эти маховики крутились также в противоположные, чем на прицеле ПСО-1 стороны и если на вертикальной шкале к этому было не трудно привыкнуть, то при введении поправок на ветер можно было легко ошибиться. К тому же, эти минуты учитывались здесь по- другому, отчего для экономии времени на всевозможные объяснения, мне просто вручили таблицу, где указывалось при какой силе ветра и расстоянии, какие поправки вводить. Но одно здесь всё-таки было удобно: на прицельных чёрточках были деления по вертикали и горизонтали. Одна точка в виде эллипса равнялась одной четвёртой минуты, а расстояние между ними — трём четвёртым. Это позволяло более точно определять расстояния до цели, хотя лично мне больше нравилась прицельная сетка ПСО-1.
Кроме винтовки мне выдали небольшой пистолет-пулемёт, новый маскхалат белого цвета, несколько гранат и необходимое в пути снаряжение, включая спальный мешок, сапёрную лопатку, сухпайки, флягу с водой и набор из миски, чашки и ложки для еды — всё упаковано в мешки белого цвета.
Маскхалат отличался удобной матерчатой маской, хорошо скрывающей лицо и свисающими с рук, ног и спины белыми лоскутами, отлично скрывающими все движения при выдвижении на позицию по снегу.
Вскоре самолёт уже был над местом высадки. Пилот снизил скорость и начал быстро спускаться до предельно возможной для прыжка высоты.
По часам уже наступил старый Новый год, и вспоминалась старая примета: как встретишь год, так его и проведёшь. И мы делали то, что должно было кардинальным образом изменить наши жизни, да что там наши жизни — целый мир. И эта борьба могла закончиться либо нашим поражением, либо полной победой. Все прекрасно понимали, что, возможно, не всем удастся выбраться отсюда, но надежда на Новый мир была важнее, чем все мы вместе взятые. Ведь если попадается возможность изменить мир к лучшему, и ты способен это сделать, то нужно действовать, даже, несмотря на опасность. И намного более остро ощущаешь это, когда понимаешь, что если не получится у тебя, второго шанса уже не будет ни у кого.
Поэтому прыгать никто не отказался, даже я, ни разу не пробовавший этого делать.
С хвоста самолёта открылся грузовой люк, и один за другим мы выпрыгнули в сумрачную темноту приближающегося утра. Воздух был ледяным. Это ощущалось даже через тёплую куртку и защитные кислородные маски, призванные оградить нас от резкого холодного воздуха, который мог обжечь наши лёгкие.
Страх сковывал движения, когда я подошёл к грузовому люку и посмотрел вниз на проносящуюся внизу тёмную поверхность земли. Но сзади уже напирали остальные и, сделав шаг вперёд, я прыгнул и меня сразу же подхватил мощный порыв ветра. Как камень, я полетел вниз. Пронзительный холодный ветер пронизывал меня насквозь. Казалось, словно, я вновь оказался в ледяной пучине и с невероятной скоростью погружался в неё всё глубже и глубже.
Досчитав до пяти, я дёрнул за кольцо, резко затормозив скорость падения. Адреналин прямо-таки бурлил в моей крови, и хотелось закричать во всё горло от неведомых доселе ощущений.
Через некоторое время я уже подлетал к земле, кое-как маневрируя между высокими елями, образовывавшими там внизу огромные леса.
Как и следовало ожидать, посадка вышла не гладкой: сперва я задел ногами макушку ели и, сбившись с намеченной траектории, зацепился тросом за ветки. Резко вильнул в сторону и спикировал прямо в сугроб, который отнюдь не нежно раскрыл для меня свои объятия.
Вскоре солнечный свет показался из-за горизонта и лес постепенно начал оживать, наполняясь разнообразными звуками дикой природы.
Мы быстро отыскали друг друга, собравшись в одну группу. Определили наши координаты и прямиком направились к цели.
В этих местах снег достигал около полуметра в толщину, отчего идти по нему можно было лишь в снегоходах. Животных, как и их следов, видно не было: похоже, лес находился в зимней спячке. Но это к лучшему: лишние проблемы были ни к чему.
По такой малопроходимой местности нам понадобилось целых два дня изнурительной ходьбы, прежде чем мы смогли подобраться к базе на расстояние атаки.
В группе из нескольких снайперов и капитаном мы устремились на один из холмов, окружающий один из входов в бункер. Очень осторожно, буквально по миллиметрам пробираясь по склону холма, мы заняли наблюдательные позиции, расположившись за небольшим кустарником, используя так называемый «эффект гардины». Отсюда мы могли свободно наблюдать окружающую местность, в то время как со стороны за кустами мы были абсолютно незаметны. К тому же у нас были специальные антибликовые бинокли, а солнце — в стороне от нас.
Внизу находилась довольно обширная площадка, в центре которой разместилось небольшое железобетонное строение, вероятно вход под землю, у которого работали несколько человек в тёплых белых куртках. Вокруг него вся земля была покрыта воронками от взрывов. Вероятно, прежде чем сюда осмелились ступить люди, авиация хорошенько обработала здешние склоны, уничтожив минные поля и другие ловушки, располагавшиеся на подходах к бункеру. Это хорошо: теперь здесь было огромное количество мест для укрытия.
В стороне находился лагерь из нескольких военных палаток, у которых были видны вооружённые охранники. Чуть поодаль на подготовленной площадке стоял военный вертолёт.
Мы не говорили, боясь привлечь возможных наблюдателей исходящим изо рта паром, ведь температура сегодня была не менее минус 15 по Цельсию. В то время как капитан изучал местность, планируя операцию, я с двумя снайперами осматривали подходы, пытаясь обнаружить наблюдателей или других снайперов, которые могли серьёзно навредить нам во время атаки, если их не обнаружить вовремя.
Мы часами всматривались в окружающий ландшафт, в подозрительные места и складки местности, кусты и тени, пытаясь уловить движение, которое рано или поздно должен был совершить любой человек, долго лежащий в неподвижном положении. Так же нельзя было упускать из виду и возможные блиндажи, замаскированные под сугроб, дерево или пень, где могла быть оборудована основная позиция снайпера.
Целый день мы пролежали на холодном снегу, пытаясь выследить хоть одного наблюдателя и лишь под вечер, используя оптику с многократным увеличением, всё-таки обнаружили одного.
Он находился совсем не там, где мы предполагали: высоко на горе, самой дальней и высокой из всех, что окружали бункер, на расстоянии примерно в шестьсот метров от нас. Чтобы стрелять с такого расстояния в горах, нужно быть мастером с большой буквы. Хотя, если иметь пристрелянные точки и ветровые маячки на различных направлениях, то эта задача не казалась такой уж сложной. С его позиции всё отлично просматривалось, а оборудованный в корнях дерева НП, был незаметен со стороны, тем более на таком расстоянии. Мы сумели распознать его лишь по тени, мелькнувшей там всего два раза. Это было
