партии Карпова и Каспарова. Капитан и четверка во главе с сержантом Бутырлиным то неожиданно исчезали, то так же неожиданно появлялись. До меня им никакого дела не было, ко мне даже никто и не обращался. Я вроде и служил здесь, ведь имелись у меня своя миска и кружка, но никаких нарядов, никаких заданий.
Недели две спустя, капитан за ужином сообщил, что следующий карнавал произойдет через день за границей. Это сообщение никого за столом не удивило, из чего я сделал вывод, что карнавалы такие проводятся регулярно то на нашей, то на другой стороне границы. Но что за государство находилось по ту сторону границы, я до сих пор не знал. Спросить об этом было как-то неловко. Боялся, что засмеют.
После ужина капитан впервые вызвал меня к себе. Оказалось, что у него в одной из каптерок оборудован кабинет.
— Думаю, что вы уже пообвыкли у нас, — сказал капитан. — Завтра мы уходим на день и в связи с этим у вас появляется возможность совершить подвиг или выполнить первое боевое задание!
Я насторожился.
— Вы остаетесь охранять заставу и всю границу! Вопросы есть?
Вопросов у меня было множество, но задавать их я не решился.
Когда на следующий день капитан и четверо пограничников покинули заставу, я, закинув автомат на плечо, впервые обошел окрестности. Удивило меня более всего то, что я не нашел ни единой тропки или дорожки. Все вокруг поросло диким лесом.
Обойдя пару раз вокруг заставы, я вернулся в комнату и засел за шахматную доску. Пытался доиграть последнюю отложенную партию Карпова и Каспарова. Мысли работали плохо, то и дело ходил глупо, несобранно. Чтобы ходить за Каспарова приходилось пересаживаться, так как сидя на месте Карпова, я не мог объективно анализировать позиции.
Неожиданно со двора донеслись крики и ржание коней.
Не успел я подняться, как двери распахнулись, и в комнату вбежал знакомый белый офицер с шашкой наголо.
— Руки! — заорал он мне. Лицо его исказилось от ярости. — Руки! Я кому сказал!
Ничего не соображая, я поднял руки. Офицер снял с моего плеча автомат и обыскал меня. В комнату зашли фельдфебель и еще несколько белогвардейцев с ружьями.
— Где карты военных действий? — спросил офицер.
— Не знаю… — пробормотал я.
Офицер вынул из кобуры револьвер.
— Сейчас ты все узнаешь! Лицом к стенке! К стенке! Где карты?
— Какие? — мой голос задрожал.
— Карты, на которых мы пили чай две недели назад! — не унимался офицер.
— Не знаю… — ответил я.
— Твое последнее желание? — холодно спросил он.
Вопрос прозвучал удивительно обыденно, словно спросили «который час?». Я подумал о своих желаниях.
— Если можно, хотелось бы разыграть последнюю отложенную партию в шахматы…
— Кем отложенную? — спросил офицер.
— Карповым и Каспаровым.
— А кто из них кто? — поинтересовался офицер.
— Оба наши, русские… то есть советские.
— Славно! — усмехнулся офицер. — Гражданская шахматная война! Или как ты там назвал — партия?! Ну давай разыграем, только я — белыми.
— Согласен! — выпалил я. — Значит, вы за Каспарова, я за Карпова.
Фельдфебель с белогвардейцами переворачивали заставу вверх дном, а мы с офицером разыгрывали отложенную партию. Офицер очень уважал Алехина, но больше никого из шахматистов назвать не мог. Играл он послабее меня. В тот момент, когда я объявил ему, то есть Каспарову, мат, в комнату вбежал радостный фельдфебель со свернутыми картами в руках.
— Вам мат! — объявил я.
— К стенке! — коротко скомандовал офицер.
Я подчинился. Офицер разложил карты на столе, выбрал нужную, потом подбежал к календарю.
— Ну, что, вашеродие? — взволнованно спросил фельдфебель.
— Через четыре дня погибнем, — покачал головой офицер.
Фельдфебель сглотнул слюну, покосился в мою сторону.
— Этого прикончим? — спросил.
Офицер окинул меня взглядом.
Неожиданно послышалось пипиканье радиоточки, сообщающей точное время.
Белогвардейцы вслушались. Пришло сообщение из Москвы о том, что отложенная партия между Карповым и Каспаровым была доиграна. Победил Каспаров. Офицер чертыхнулся.
— Опять неудача! — прошипел он сквозь зубы. — Выигравшие проигрывают!
— Живи! — крикнул он мне. — Живи и помни, как ты выиграл проигранную партию! Эх!!! По коням!
Белогвардейцы выбежали во двор.
Офицер медлил. Казалось, он не хотел уходить.
— А что там, за границей? — наконец решился спросить я.
Он удивленно оглянулся. Потом ответил: «Война!».
— Какая?
— Гражданская…
— А как же граница?
— Граница?! — ухмыльнулся офицер. — Граница не государственная, а временная. Ну все, живи себе! И наведи здесь порядок! Прощай!
Он вышел во двор. Кони заржали, и вскоре снова стало тихо.
Я помыл полы, сложил все по местам. Карты свернул и отнес в каптерку, из которой их вытащил фельдфебель, а потом сел на свою койку и никак не мог решить: докладывать капитану о нападении на заставу или не докладывать.
2
Вскоре после нападения на заставу седому капитану пришел секретный пакет. Капитан заперся у себя и долго не выходил.
Мы впятером сидели в большой комнате-казарме и с грустью глядели на отрывной календарь, ожидая, когда же наконец оторвется очередной листок с очередной датой «11 декабря 1985 года среда».
Дверь из кабинета распахнулась — вышел капитан, мрачный и без фуражки. В беспорядке торчали седые волосы.
— Хреновые вести, — почти шепотом произнес он. — Одному из вас придется заступать на дежурство в спецточке.
Все кроме меня побледнели, сникли и уставились в пол.
— А ты что, не боишься? — капитан посмотрел на меня.
— Никак нет! — отчеканил я, не понимая как можно бояться того, что тебе неизвестно.
— Что ж, — вздохнул седой, — тогда пойдешь ты.
Солдаты покосились в мою сторону, посмотрели как на обреченного больного, с сочувствием и жалостью.
— Иди пока, отдыхай! — приказал капитан.
На следующий день командир, приказав следовать за ним, повел меня в лес. В вещмешке я тащил трехдневный паек на двоих, спички и прочую мелочь.
