— Ладно, спокойной ночи. — Крошка Ханк погасил скоп и пропал.
Миви лег, возвел глаза к потолку. Он больше не чувствовал себя похороненным заживо — теперь он как будто лежал на дне глубокого колодца.
— Десять люменов, — сказал он, и комната осветилась неярко, как снег под луной. Он повернулся на бок, попытался уснуть. Спустя долгие пять минутой повернулся на другой бок, не с лучшим успехом. Он встал, надел халат, сунул ноги в шлепанцы. — К лифту. — Тусклая оранжевая линия протянулась из комнаты. Миви дошел по ней до прессовой двери, где стоял Крошка Ханк.
— Куда это ты собрался?
— Воздухом подышать.
— Мы тебе его сюда накачаем, любого. Что предпочитаешь: луг, грозу, лес? — Миви молчал. — Как я, по-твоему, смогу тебя защитить, если ты выйдешь из бункера?
— Это мой риск.
— Хорошо, епископ. Я думал, ты поможешь мне спасти Эллен, но незаменимых нет. Хочешь приключений на свою голову — милости просим. — И он снова исчез.
Миви доехал по первого этажа, прошел по темным комнатам, вышел через стеклянные двери в патио. Воздух полнился жизнью — попробуй сымитируй такое. На лужайке, примыкающей к дворику, Миви скинул шлепанцы и пошел по росистой траве к воротам. Он не успел исследовать усадьбу и понятия не имел, что там дальше.
[Стрела, предупреждай меня о любой непосредственной опасности]. — Он старался выражаться на старкесе как можно четче. — [Об опасности для меня или для других лиц, имеющих ко мне отношение]. — Он не знал, достаточно ли этого ментару, который все понимает буквально.
[Принято].
Миви снова обулся, вышел за ворота. Сворачивая с одной призрачной тропки на другую, он шел через поля душистого форельника и подсолнечника. В каждой половинке луга, спланированного в форме песочных часов, помещался большой пруд. Миви подошел к берегу того, что поближе. Трещали цикады. Большая рыба выскочила из темной воды и точно застыла на миг в лунном свете, прежде чем плюхнуться назад, окатив человека. Самка, не иначе. Икру мечет. Когда Миви был ребенком, его семья тоже занималась рыбоводством. Снедаемый грустью и ностальгией, он почувствовал себя непригодным для задания, которое оставила ему Элинор.
— Прости, — сказал он в ночь. — Я стараюсь, да мозгов не хватает.
Богдан остановился у лестницы. Никогда еще за всю его жизнь чартерный дом не был таким безлюдным. Остальные еще не вернулись со съезда — хорошо хоть, что он убедил их не портить себе удовольствие из-за него. Маккормиковская медичка заклеила ему лицо молескином, поправила немного опухший нос. Серьезных повреждений ее автодок не нашел, а расс, отвечавший за безопасность, был, похоже, только рад избавиться от Богдана.
Он думал, не взять ли в «Микросекунде» гасилку, но действие последней бодрилки все равно подходило к концу, и он стал подниматься по сумрачной лестнице. Седьмой он проскочил по забывчивости и снова оказался у своей старой комнаты над девятым. Там поставили новую железную дверь со светящимся символом НЕ ВХОДИТЬ. Она была заперта, и Богдан вышел на крышу.
Огород явственно дышал под луной, внизу слышался рокот города. «Э-Плюрибус» в Элмхерсте свернула лагерь и переехала куда-то вместе с Аннет Бейджинг. Пираты распевали, добывая калюметскую глину из кирпичей, О-корабли покидали Солнечную систему без Богдана. Бидлы с Тобблерами влюбились друг в друга и поженились на верхушке отвала. Жаль, что он не успел двинуть Трою как следует.
Бодрилка выдохлась. Спускаться к Расти уже не было времени. Богдан дотащился до сарайчика, раскатал на полу рассадный мат, уснул мгновенно и проспал тридцать часов.
Фред пришел домой в три часа ночи, думая только об одном — выспаться. Войдя в квартиру, он сразу почувствовал неладное.
В гостиной проигрывался урок «Коэффициент регенерации некротических нейропередатчиков», но Мэри отсутствовала, и ее место на диване было холодным. Дверь в спальню открыта, свет горит, но нигде ни звука.
Собачка прибежала, чтобы поменять ботинки на шлепанцы. Фред разулся, уловил на одежде запах Самсона, понюхал руку.
Мэри читала, сидя в кровати.
— Привет, — сказал он. Она едва подняла на него глаза. Фред посмотрел — она читала стихи. Когда евангелина утешается поэзией в три часа ночи, это не к добру, но не обязательно к худу.
Фред содрал в ванной одежду, принял горячий отшелушивающий душ с большим количеством геля. Тщательно отскреб руки, высушился, подстригся, побрился. Заново надушился одеколоном.
Свет в спальне уже не горел, Мэри лежала к нему спиной. Опять непонятно, хорошо это или плохо. Он лег, прижался к ней, такой теплой, спросил шепотом:
— Ну, как прошел день?
Он начинал уже думать, что Мэри спит, но она ответила:
— Очень насыщенно и плодотворно, хотя и утомительно. А твой, то есть чартистский, съезд как прошел?
— Небольшая драчка ближе к концу, а так все отлично. Медаль мне на грудь.
— Чудесно. Я за тебя рада.
Фред уже задремал, когда она вдруг спросила:
— Чем это от тебя пахнет?
Самсон перешиб и мытье, и одеколон. Фред прикинул, что говорить Мэри, а что нет. От Старков он ушел сорок лет назад, так что за конфиденциальность можно не волноваться. А о том, что всем известно, и подавно говорить можно.
— Видела того старика в Теленебе?
— Угумм.
Больше он ничего не сказал. Если ей любопытно, пусть сама делает выводы.
3.11
Утром в четверг Рейли Делл снова дежурил у Южных ворот, только теперь у внешних, примыкающих к кирпичной дорожке. Мэри он встретил тепло и спросил про Фреда.
Через сканер и барьеры Мэри вышла на площадь. Пахло свежевыпеченным хлебом. На Минеральной аллее она услышала странный дисгармоничный звук, который становился все громче. Какой-то медицинский аппарат — что еще это может быть? Но источником звука, к ее изумлению, оказался муляж Эллен Старк. Женщина, выгнувшись дугой на кушетке, с гримасой ужаса на лице кричала без остановки.
Двое медтехников в вирт-перчатках по локоть делали что-то, присев по обе стороны от нее. Другие специалисты, включая Кобурна, обступили резервуар. Ночные евангелины, Синди и Ронни, сидели в дальнем углу. Они даже не заметили, что Мэри пришла.
Медтехники у кушетки массировали торс муляжа в разных местах. Эта процедура, — по-видимому вполне легальная — поразила Мэри своей непристойностью. Закончив, они взялись за распростертые руки муляжа и попытались прижать их к бокам. Выглядело это так, будто они хотят оторвать их. Все это время муляж кричал не переставая.
— Прекратите! — не менее громко крикнула Мэри. — Оставьте ее в покое.
Они и не думали ее слушать.
— Остановите же их! — воззвала она к медикам у резервуара.
— Заткнись, клон, — ответил медтехник Кобурн.
Мэри зажала уши, но крик все равно пробивался. Она выскочила за дверь и побежала через
