расправился, прищуренные глаза утратили сходство с брюхом дохлой рыбешки, на которое они примечательным образом походили до сих пор во время этой сцены.
— Боже мой! — воскликнул он. — Ну конечно! Вы совершенно правы. Дживс, — с чувством продолжал он, — такие мозги, как у вас, надо засолить и подарить в какой-нибудь музей.
— Очень хорошо, милорд.
— Конечно, когда они уже будут вам не нужны. Пошли, пошли, Берти! Вперед за костюмом в елочку!
— Сюда, пожалуйста, дядя Перси.
Я повел его к двери, но дорогу нам преградил Боко. Вид у него был немного испуганный, но твердый и решительный.
— Одну минуту, — сказал он. — Сделайте милость, не торопитесь так. Как насчет опекунского благословения? Я его получу?
— Конечно, получишь, старина, — успокоил я его. — Предусмотрено в смете расходов, верно, дядя Перси?
— А? Что?
— Опекунское благословение. Вы его выдаете?
Снова пошла немая внутренняя борьба. Но потом он печально кивнул.
— По-видимому, этого не избежать.
— Конечно, не избежать.
— Тогда я не буду и пытаться.
— Вот и хорошо. Боко, с тобой все улажено.
— Прекрасно, — отозвался Боко. — Только будьте добры, выдайте мне решение в письменном виде, мой дорогой Уорплесдон. Я не собираюсь критиковать и придираться, но в этом деле к настоящему моменту набралось столько всяких вывертов и поворотов, что я предпочитаю получить соответствующую бумагу, где все будет сказано черным по белому. Чернила и бумага на столике в углу. Подайте знать, мой дорогой Уорплесдон, если перо вам не подходит, я немедленно предоставлю вам другое.
Дядя Перси побрел в угол, где стоял столик, и взял в руку перо. Было бы преувеличением утверждать, что вид у него при этом был такой уж ликующий. Очевидно, он до последней секунды все же лелеял слабую надежду, если повезет, все же воспользоваться положительной стороной плана Дживса, а от отрицательной увильнуть. Однако же, как я уже сказал, теперь он взял в руку перо, что-то такое написал и это свое писание вручил Боко, Боко прочел и вручил Нобби, Нобби прочла, удовлетворенно произнесла: «Вот и ладненько», — и упрятала бумагу в какое-то надежное хранилище в глубинах своего одеяния.
И лишь только она с этим управилась, как снаружи раздались звучные официальные шаги, и в столовую тяжелой поступью вошел Чеддер по прозвищу Сыр.
Вы не поверите, но я был так захвачен драматическими событиями последней четверти часа, что все эти дела с Сыром совершенно вылетели у меня из головы, и только при виде Сыра, остановившегося по стойке смирно, ко мне вернулись мысли о личной безопасности Вустера. Первое, что Сыр сделал, войдя, это устремил на меня свой ледяной взор, который заморозил во мне все внутренности, как будто я проглотил килограмм мороженого.
Я попробовал было приветствовать его легкомысленным восклицанием: «А-а, вот и ты, Сыр», — но душу в эти слова вложить не сумел и в ответ услышал лишь его знаменитое «Хо!», которое, как я объяснял выше, служило ему вместо подписи. Сказав «Хо!», он обратился к Боко:
— Ты был прав насчет ордера на арест. Сержант подтвердил, что надо получить ордер. Я его принес, нужна еще только подпись мирового судьи. — Тут он, наконец, узнал дядю Перси, личность которого до сих пор скрывала от него рыжая борода. — Ах, это вы, лорд Уорплесдон! — воскликнул Сыр. — Вы как раз мне и нужны. Вот, начертайте свое имя над пунктирной линией, и мы завершим это дельце. Вы, стало быть, участвовали минувшей ночью в карнавале? — уточнил он, разглядывая дядю Перси с ног до головы.
Спросил, мне кажется, просто так, беседы ради и чтобы проявить вежливый интерес к его сиятельству. Но вопрос этот ему задавать не следовало. Дядя Перси напыжился.
— Что значит, я участвовал в карнавале? Ничего подобного, и впредь, будьте добры, воздержитесь от подобных безответственных высказываний. Я участвовал в карнавале! Что еще за карнавал? Где? Я вообще первый раз слышу о том, что был какой-то карнавал.
Благородный дядин гнев заметно ошарашил Сыра.
— Прошу прощения, — пробормотал он. — Просто я подумал… Из-за костюма, я хочу сказать.
— А при чем тут костюм? Если моя воспитанница и ее будущий муж затевают вечер живых картин и попросили меня в виде личного одолжения примерить костюм Синдбада Морехода, чтобы удостовериться, что я подхожу на эту роль, неужели это так удивительно, что я нашел возможным выполнить их желание? И неужели это с какого-то бока касается вас? Дает ли это вам право приходить к дурацкому заключению насчет каких-то маскарадов? Я что, обязан отчитываться за каждый свой элементарный поступок перед каждым полицейским, который очутится поблизости и вздумает совать нос в мои дела?
На такие вопросы нелегко дать ответ, самое лучшее, на что оказался способен Сыр, это переступить с ноги на ногу и смущенно откашляться.
— Ну, хорошо, — сменил он тему и вернулся к делу после затяжной неловкой паузы, — будьте все же добры подписаться под этим ордером.
— Под каким ордером? Что еще за ордер? В чем дело? Что это за глупости насчет ордеров?
В задних рядах раздался негромкий звук, словно овца кашлянула на отдаленном склоне холма. Это в действие вступил Дживс.
— Позвольте мне объяснить, милорд? У этого полицейского вчера вечером, пока он купался в реке, украли форму. И он обвиняет в этом преступлении мистера Вустера.
— Какого мистера Вустера? Берти? Моего племянника?
— Да, милорд. На мой взгляд, в высшей степени странная гипотеза. При всем старании невозможно найти мотив, который бы побудил мистера Вустера к совершению такого возмутительного деяния. Как я понял, констэбль предполагает, что мистеру Вустеру понадобился его мундир в качестве маскарадного костюма, чтобы принять участие во вчерашнем бале.
Рассуждение Дживса вызвало интерес дяди Перси.
— Ах, так, значит, действительно вчера состоялся костюмированный бал?
— Да, милорд. В соседнем городе Ист-Уайбли.
— Странно. Я ничего об этом не слышал.
— Мероприятие мелкого масштаба, насколько мне известно, милорд. Далеко не того уровня, чтобы такой джентльмен, как мистер Вустер, удостоил его своим присутствием.
— Ну конечно. Я и сам бы на него не поехал. Обыкновенные деревенские песни и пляски?
— Именно так, милорд. Никто из знакомых мистера Вустера не допустил бы и мысли, что он свой аромат в пустыне сей развеял.
— Как, как?
— Цитата, милорд. Поэт Томас Грей.
— А-а. Но вы говорите, констэбль держится своей теории, что он там был?
— Да, милорд. Очень удачно, что ваше сиятельство провели сегодняшнюю ночь в этом доме и можете подтвердить, что мистер Вустер не выходил из помещения.
— Чертовски удачно. И тем самым на этом деле поставлена точка.
Я всегда колеблюсь, рисуя сцену, в которой двое разговаривают, а третий норовит вклиниться: стоит ли ввести покашливания и покряхтывания последнего прямо в диалог или же подождать, пока разговор придет к концу, а затем выписать эти нечленораздельные звуки отдельно на счет кряхтевшего. По-моему, второй способ удобнее, вот почему, стенографируя переговоры Дживса — Уорплесдона, я выпустил попытки Сыра в них втесаться. Он на всем протяжении диалога старался привлечь к себе внимание мирового судьи, но тот останавливал его краткими указаниями: «Помолчите, констэбль» или просто «Цыц». И вот теперь, после слова «точка», возникла заминка, которой и воспользовался Сыр для произнесения своей реплики.
— А я утверждаю, что обвиняемый Вустер украл мою форму! — взвизгнул он, и глаза у него совсем вылезли на лоб, а щеки приобрели свекольный оттенок. — Ее видел у него на постели свидетель
