В день открытия IX чрезвычайного съезда, 26 марта, Виталий Третьяков, главный редактор той же «Независимой газеты» опубликовал открытое письмо Борису Ельцину с перечнем того, что он считал президентскими просчетами, — таких было штук пятнадцать, — и с пожеланием больше их не делать. Кое по каким, немногим пунктам списка с Третьяковым можно было согласиться: пожалуй, Ельцин тут действительно дал маху. Насчет других одолевало сомнение: может, просчет, а может, и не просчет. В отношении третьих соглашаться категорически не хотелось.
Согласен: не стоило президенту в начале реформы и вскоре после начала обещать людям, что улучшение жизни наступит через год-полтора. Реформа — дело небыстрое, даже если ее вести без разгильдяйства и саботажа, что в российских условиях абсолютно невозможно. Согласен: нельзя было допускать, чтобы гэкачепистов, всех скопом, до завершения суда выпустили из «Матросской тишины». Благодаря этому великий героический Август, а заодно и проходивший уже в ту пору суд оказались превращены в фарс. Правда, я не уверен, что президент что-нибудь мог тут сделать… Согласен: не стоило включать в телеобращение к народу, с которым Ельцин выступил 20 марта, слова об «особом порядке управления». Либо — если уж включать, то не отказываться от них через несколько дней в опубликованном варианте указа. А то как-то несолидно получилось. Согласен: президенту давно стоило озаботиться, кого назначить своим преемником, демократическим лидером № 2. А может быть, — еще и № 3. В конце концов, все мы под Богом ходим. Нельзя было ставить судьбу огромной страны в зависимость от самочувствия и здоровья одного-единственного человека. Согласен: история с Дудаевым, случившаяся еще задолго до начала полномасштабной чеченской войны, когда ввели в Ичкерии чрезвычайное положение, но оказались бессильны его обеспечить, — образец неумелости в отношениях с республиками. Хотя вряд ли это была личная ошибка президента: ведь за это дело взялся Руцкой и блестяще провалил его, как многое другое. Но в общем президент за все отвечает, тем паче что в данном случае, он собственноручно подписал тот самый указ — о введении ЧП.
Вот, пожалуй, и все, с чем можно было согласиться в открытом письме редактора «Независимой газеты» президенту.
Далее в списке Третьякова следовало некоторое число «очевиднейших» президентских ошибок, которые были совсем не очевидны. Можно было их оценивать так, а можно — иначе.
Президент ошибся, возглавив осенью 1991-го правительство… В свое время было много споров по этому поводу. Тогда никто никому ничего не доказал — ни сторонники этого ельцинского шага, ни противники. А в дальнейшем и вовсе стало ясно — за политику, проводимую правительством, президента бьют совершенно одинаково, возглавляет ли он формально это правительство или нет.
Следующая «ошибка» по Третьякову: президент изъял «всех» своих сторонников из парламента и рассадил в правительственном аппарате… Логика упрека понятна. Но есть и другая логика, именно ею, видимо, руководствовался президент: так называемый парламент — БЕЗНАДЕЖЕН; никакой существенной разницы, сколько в нем сторонников президента, — 200 или, скажем, 210, — нет; в правительстве же, в президентском аппарате они могли бы принести ощутимую пользу. Во всяком случае на это, надо полагать, и надеялся Ельцин.
Наконец — о последней категории отысканных Третьяковым «очевиднейших» ошибок президента, которые, на мой взгляд, вовсе не были ошибками.
Третьяков посчитал просчетом, что «люди» Ельцина подали в суд на «Советскую Россию» и «День», неустанно изрыгавших потоки клеветы на президента и правительство. Почему же просчет? Просчет действительно был, — но раньше, когда после августа 1991-го президент своей волей запретил эти газеты. А обратиться в суд на любое печатное издание волен каждый гражданин. В последние месяцы ошибка была как раз в обратном — что решено было не обращать внимание на истошный визг коммуно-патриотической прессы, на бесконечную, выходящую за всякие рамки череду оскорблений, ложь, клевету… Итог такого безразличия был закономерный: эта пресса, особенно поистине геббельсовская газетка «День», просто зашлась в истерике, потеряла всякое представление о приличиях, цивилизованности, законности.
Кстати, редактор «Независимой газеты» в своем письме советовал президенту включить в круг чтения именно эти издания — «Правду», «Советскую Россию», «День» — и исключить из этого круга издания демократические. Такие, надо полагать, как «Известия», «Московские новости». «Не читайте, Борис Николаевич», демократические газеты, — заклинал Третьяков, — ничего полезного для здоровья политика вы там не найдете».
Что ж, может быть, Ельцину и в самом деле стоило последовать мудрому совету, пробежать глазом на сон грядущий вот хотя бы это (частично уже цитировавшееся):
«Ельцин, доколе будешь мучить Россию?
Ельцин, верни украденный Советский Союз!
Ельцин, твои люди воруют!
Ельцин, ты угробил русскую армию!
Ельцин, где наши трудовые сбережения?
Ельцин, ты пустил шпионов в правительство!
Ельцин, ты уморил науку!
Ельцин, ты погубил культуру!
Ельцин, дети России проклинают тебя!
Ельцин, ветераны плюют тебе вслед!
Ельцин, ты весь в крови!
Ельцин, уйди!».
Это прохановский листок «День». Возможно, Ельцин и не подозревал о существовании на земле российской такой вот «духовно-оппозиционной» прессы. Так что, не исключено, благодаря рекомендации Третьякова познакомился с ней. Для обычного здоровья она, может, была и не очень полезна: пульс учащался, давление поднималось. Но для здоровья политика пользу в самом деле несла несомненную. Какая экспрессия! Сколько пищи для ума!
Кстати, каждый мог сам поупражняться в сочинении подобных стихов в прозе:
Ельцин, проводники дальнего следования предают тебя анафеме!
Ельцин, сталевары мартеновских цехов рвут твои фотографии!
Ельцин, беременные женщины топчут газеты, где напечатано твое имя! И т. д., и т. п.
Попробовали бы прохановско-чикинские борзописцы (Чикин — главред «Советской России») в соответствующие времена (о которых они до сих пор плачут-рыдают) написать что-нибудь такое про Брежнева или, не дай Бог, про Андропова! Где бы они были! А вот про «кровавого сатрапа» Ельцина, оказывается, все что угодно можно молоть. И на Лубянку не тащат. И в зону не отправляют… Но такое простейшее сопоставление правителей и их времен почему-то никогда не приходило в голову этим мыслителям.
Третьяков упрекал президента, что он смотрит на парламент как на вражеское государство. «Работайте с ним, — настаивал редактор, — сотрудничайте, уговаривайте, льстите, старайтесь обхитрить, обыграть, подкупить…». Упрек не по адресу. Не знаю, как насчет подкупа и объегоривания, но что касается президентских предложений о сотрудничестве, уговоров и призывов к созидательной работе, — их весь последний год было — хоть отбавляй! Своей кульминации эти уговоры, на грани унижения, на грани потери достоинства достигли на VIII съезде. И что? Все тщетно. Депутаты ну ни в какую не желали сотрудничать, в упор не видели президента, демонстративно отвергали все его предложения, все поправки к рассматриваемым документам. Без конца провоцировали на резкие действия. Думаю, девять из десяти нормальных наших граждан давно бы сорвались, высказали Съезду в крепких выражениях все, что они о нем думают, — мы ведь и так это слышали в метро, в автобусах. Ельцин терпел, не срывался. Так что мудрый третьяковский совет стоило бы повернуть аккурат на 180 градусов — адресовать его депутатам.
Следующий упрек, из числа совсем уж мелких, — почему президент молится в православном храме, в то время как в России много конфессий? Что-то я не видел, чтобы Ельцин молился. Посещал церковь — да. Странно было бы, если бы он эти посещения устраивал по графику: сегодня — в Елохове, завтра — в костеле, послезавтра — в мечети, потом — в синагоге… Да и фальшиво: все-таки русский человек. Думаю, и без этого мельтешения ясно: появляясь время от времени в церкви, он как президент отдает дань не столько православию, сколько религии вообще, подчеркивает ее роль в возрождении российского общества.
