Подорвать на небольшой высоте – вполне хватит. Но, судя по слабости вспышек и тому, что ударная волна растеряла свою силу, не добравшись до не слишком далеко укрывшихся беглецов, неведомый агрессор применял заряды в одну-две килотонны – вряд ли больше. Городу, конечно, придется несладко, но о гарантированном уничтожении всей инфраструктуры не может быть и речи.
Поднявшись, Рощин неуверенно заявил:
– Похоже, все. Но если вспыхнет – сразу на брюхо. Богданов, ты там живой?
– Да.
– Это хорошо – мы сейчас тебя на травку вытащим. Подышишь свежим воздухом и расскажешь нам что-нибудь интересное. Ты понимаешь, о чем я.
– И не советую молчать, – грозно произнес Синий. – Мы сейчас на все способны. День у нас неудачный – ты, наверное, и сам это уже понял.
– Не буду я молчать. Сам все расскажу, – только помогите слезть. И мне в туалет очень нужно.
Забираясь в кузов, Рощин недоверчиво уточнил:
– С чего это ты вдруг такой разговорчивый стал?
– А с того – взрывы видели?
– Взрывы? Ах да – что-то там вроде бы сверкнуло несколько раз, в районе города. Раз восемь сверкнуло. И мне почему-то показалось, что Севастополю п…ц.
– Это вторая стадия. «Сев». Но она нарушена.
– Что?
– У Гриши изначально была идея – вывести в стратосферу сотню термоядерных зарядов и рвануть их там. Электромагнитным импульсом вывело бы из строя большую часть военной и гражданской инфраструктуры, техника также осталась бы без электроники. Эта идея у него была еще в самом начале, до того как разобрались с биореакторами. Собрать заряды несложно, а вот добыть боевые изотопы негде – они ведь не копируются. Но немного наскребли из разных отходов и отвалов старых урановых разработок. У американцев вроде что-то стащить удалось – те даже шума не стали поднимать. Скрыли все. Не пригодилось – забросили идею. Но пару лет назад сделали несколько зарядов – на всякий случай. Вот и настал случай… Это ведь меня хотели убить этими взрывами.
– Да кто ты такой, чтобы на тебя восемь бомб переводить? – опешил Синий.
– Больница. Тот бронетранспортер – такие обычно у элиты. Наверняка элита работала. А элиту бы в простую больницу не погнали – это Эдик за мной прислал их. Меня не нашли ни живого, ни мертвого. Это опасно – я ведь знаю много. Искать меня даже не стали пытаться – просто выжгли весь город. Проблему решили… А ведь есть правило – на стадии «Сев» ни о каком оружии массового поражения не может быть и речи. Только в крайнем случае – к примеру, для поражения подземных командных центров. В океанах ведь остались подлодки с ядерными ракетами, в небе летают стратегические бомбардировщики, да и ракетные шахты не все еще под контролем. Военные в шоке, они перепуганы, они на нервах – пугать их еще больше не стоит. Если начнут запускать все, что у них осталось, по принципу «лишь бы запустить», мало ведь никому не покажется. Но для меня сделали исключение… Целый город разнесли, чтоб уж наверняка. В общем, мне молчать теперь ни к чему. И хотите верьте, хотите нет, но мне все это не нравилось. Я был против такого сценария. Ну что стоите – помогите же. Где там ваша травка…
Рощин прожил интересную жизнь. Ему довелось повидать немало и послушать тоже немало. Однажды наркоман, с которым ему пришлось делить больничную палату, пытался с помощью пантомимы, рисунков и трех матерных слов рассказать о своих галлюцинациях – и у него получилось неплохо. В другой раз сбрендивший срочник, закрывшийся с парочкой атомных мин, из-за двери неистово поведывал полковнику о тайнах мироустройства и кознях инопланетян, с помощью радиоактивного вакуума дистанционно удаляющих у людей совесть и чувство сострадания. Мины были без взрывателей, но повредить дорогостоящий боеприпас с помощью «калаша» вполне реально – Рощину пришлось слушать этот бред долго, в конце он уже готов был согласиться с некоторыми идеями сумасшедшего.
Рассказ Богданова чем-то напоминал тот самый бред сумасшедшего. Но сейчас этот бред был подкреплен весомыми аргументами – за спиной тлел выжженный город. Геройски выдержав две исторические осады, он пал за несколько часов, похоронив под своими радиоактивными руинами и жителей, и их убийц. Бред, подтвержденный фактами, уже не бред – Рощин не упускал ни единого слова из этой фантастической истории. Он все запомнит и все осмыслит. Что будет непонятно – позже уточнит.
Ему хочется придушить Богданова без наркоза – голыми руками, но он будет его беречь как высшую драгоценность. Деньги больше ничего не стоят – бесполезная бумажка. Такой даже подтираться некомфортно – все равно что куском пластика. Золото… Кому сейчас нужно золото… Аналогично бриллианты – толку от них не больше, чем от битого стекла.
Главное сокровище Земли теперь – Богданов.
Выслушав всю историю и поняв, что задержанный рассказал все, Синий как-то нехорошо на него покосился, а автомат в его руках угрожающе повернулся. Но Рощин не дал ему ни слова сказать – не стоит сейчас выпячивать негатив. Богданов пока что выдает информацию добровольно, и не надо портить с ним отношения.
Полковник мгновенно перевел дело в практическое русло:
– Так я правильно понял – сейчас вся ваша шайка заперта в этом самом институте, возле того самого заякоренного портала?
– Да.
– Богданов, если этот институт захватить, то оттуда можно все это отменить?
– Захватить? Это невозможно. Там вокруг наверняка не менее двадцати – тридцати тысяч элит. Танки, броневики, пушки. Учтите – российская армия уже уничтожена. Если кто и остался, то это мелкие группки, ни на что серьезное не способные.
– Богданов, я ведь сказал «если». Допустим, мы все это добро захватим. Сможем вернуть свинок в их свинарник?
– Ну, тут я однозначно ответить не могу… Те свинки, что выпущены, – их назад уже не загнать. Незаякоренные порталы работают в один конец, и при переходе по ним дезинтегрируется от двенадцати до девятнадцати процентов перемещаемых объектов. Можно на повышенной мощности активировать такой портал на срок до нескольких минут – это делали при хищении оружия и техники. Тогда переход работает в обе стороны. Но в обратную сторону риск потерь такой же. Если повторять пересылку раз за разом, то в итоге останется горстка бойцов и техники. Никому такое не нужно. Так что, даже взяв институт под полный контроль, невозможно вернуть уже выпущенные силы. Можно лишь отдавать им приказы о перегруппировке, но лишь в районах, выделенных для деятельности. Пересекать их границы может только элита, а она составляет меньшинство. Пока живы, они будут уничтожать всех людей в своем районе. Миллионов двадцать – тридцать элиты и простых свинок, возможно, до сих пор не выведены. Этот резерв после захвата института так и останется запертым. Ну и, само собой, никакого пополнения тоже не будет. Но толку? С учетом потерь при переходе на Земле сейчас резвятся около трехсот пятидесяти миллионов тварей. Ну или не менее трехсот. Не думаю, что у них были дополнительные высокие потери в боях с нашими армиями. Но даже если и были, пусть даже половину их перебили, все равно останется достаточно, чтобы гарантированно прикончить всех уцелевших. Так что максимум, чего можно добиться, захватив или уничтожив институт, – перекрыть снабжение и подход подкреплений. Да и со снабжением не так все просто – у региональных групп элит есть копиры. Малогабаритные – технику на них не сделать, но вот боеприпасы без проблем. Собирая трофейное оружие и разный хлам на сырье, они легко себя обеспечат. От голода свинки тоже не умрут – они очень неприхотливы. Могут питаться зеленой или сушеной растительной массой, водорослями, тухлятиной. Человечину тоже могут жрать с удовольствием – этого добра сейчас хватает.
– А самостоятельно, без биореакторов, они смогут размножаться?
– Насколько мне известно, не могут. У них ведь даже нет органов размножения.
– Богданов, ты ведь умный. Давай предположим, что институт исчез. Тварям больше не подходит подкрепление, а самостоятельно они размножаться не могут. Сколько они протянут? Какой у них срок жизни?
– Это неизвестно. От старости при нас они не умирали – все ведь новорожденные. Но биологи говорили, что организмы у пятнадцатилетних уже начали изнашиваться. Выходит, срок у них поменьше
