никому не нужных зарослей колючек? Сейчас, на стадии «Сев», все их внимание приковано к городам и военным объектам. Если где-то элита дает сигнал, что у них большие проблемы, туда сразу начинают усиленно поглядывать. Далее – дело техники. Если, допустим, танковый полк сумел разгромить все отряды, высланные против него, операторы находят этот полк, фиксируют точки наведения. Далее там открывают переходы, откуда вываливаются десятки тысяч свинок. Как вариант – корректируют огонь орудий и реактивных систем. В каждом регионе элитники на этот случай держат две-три артиллерийские группы, способные в несколько залпов организовать лунный пейзаж на территории в несколько квадратных километров. А на самый крайний случай из портала могут выкинуть атомный заряд или баллон с нервнопаралитическим газом. А получив доступ к термоядерным арсеналам, быстро накопируют мощных зарядов для подрывов в верхних слоях атмосферы над проблемными районами – электромагнитный импульс прикончит всю электронику. Хотя на начале стадии «Сев» применение оружия массового поражения не приветствуется. Вроде бы. И слышал я, что есть еще одна технология, где из сетки точечных порталов вроде тех, через которые сбрасывают крыс, выливают сотни кубов напалма, заливая им огромную площадь. С нефтепродуктами у них проблем нет – сырья хватало всегда. Тот же торф можно из сибирских трясин кубическими километрами таскать – никто не хватится. Так что напалма, как я понимаю, у них много. Или выкинут из таких же рассеянных порталов авиабомбы – штук по триста на каждый квадратный километр территории, где были замечены признаки организованного сопротивления. Боеприпасов у них тоже много, и на стадии «Сев» арсеналы предусмотрено пополнять, используя захваченное вооружение и сырье. Способов решить проблему «окопавшихся героев» у них очень много…
– И что? Спрятаться от этих камер никак нельзя?
– Я не специалист. Не знаю. Знаю лишь, что навестись на движущиеся объекты им гораздо труднее. Поэтому атаковать корабли так и не научились. В институте этими делами ведь не все занимались – основной массе информацию не очень-то давали. Болтал, правда, народ много. Я ведь от операторов это все и узнал. Милые люди – тоже на Гитлера никто из них не похож. Под самым институтом пруд городской. Чистый, глубокий, вода ключевая. Зимой все замерзало, и там устраивали грандиозный каток – весь город там собирался. Красивое место… приятное… Операторы многие, делая перерыв, выскакивали на улицу, цепляли коньки, гоняли несколько кругов и мчались назад. Любили они почему-то это дело. Потом, прежде чем вернуться, в стайку сбивались под моим окном – покуривали и байки травили. Приоткроешь его аккуратно, в режим проветривания, и слушаешь, о чем они там разговаривают. Интересная у них жизнь – много чего им на глаза попадалось…
– Слыхал, что Рощин говорил? Если эти операторы попадутся народу в руки – хана им всем. И радуйся, если и тебя заодно не шлепнут, – не прикидывайся невиноватым.
– Я прикидываюсь? Что вы, мне это незачем уже. У меня очень сложный перелом ноги – без медицинского ухода шансы на успешное срастание мизерные. В лучшем случае буду сильно хромать, в худшем – костыли. С глазом тоже проблемы, да и второй видит не очень… И это еще не все… А где вы здесь видите медицинский уход? Если я все это переживу – что за жизнь потом будет? Стоит ли ею дорожить? И смысл? Если в итоге дело, которому я отдал столько лет, привело к таким последствиям, то зачем жалеть себя? Калеку… Земля больна человечеством – мы просто хотели ее вылечить. Я не думал, что все это будет так… Жестоко… Да, в этом есть и моя вина, но…
Тохе знакомиться с акустическими плодами натужных рефлексий Богданова было неинтересно – его волновало другое:
– Слушай, а куда это ты вообще сейчас едешь? С этими мужиками? Погода-то нелетная, чтобы кататься вот так, непонятно зачем. А?
– Юноша, а вы попробуйте хоть раз подумать сами. Рощин, как я понимаю, хороший специалист по атомным зарядам и имеет возможность такой заряд достать, а его друг – артиллерист или ракетчик. И им теперь точно известно, что институт располагается в Верхнеглинске, – они знают, где «гнездо главных злодеев». Больше не буду мешать вашему мыслительному процессу, но на всякий случай предупрежу: если у вас в этом городке имеется ценное имущество или родственники – возможны серьезные проблемы. Эти люди очень целеустремленны, я уже успел в этом убедиться.
Тоха ошеломленно присвистнул:
– Выходит, все ваше змеиное гнездо могут прихлопнуть урановой мухобойкой? А ты, значит, останешься в сторонке – любоваться на их вознесение в небеса? Офигенно устроился – все ваши конькобежцы откинут свои коньки, а ты, получается, все это переживешь…
– Не переживет, – спокойно, четко и равнодушно произнесли за спиной.
Это было очень серьезно – голос Юльки.
Затем что-то щелкнуло, и тут же над левым ухом громыхнуло так, что Тоха едва не заорал от болевого удара по барабанной перепонке. Одновременно с грохотом под носом Богданова расцвела кровавая язва, разбросав вокруг себя брызги крови и обломки зубов. Голова калеки дернулась, макушка откинулась, будто раскрываемая форточка, вывалив на вялую траву что-то омерзительно-скользкое. Тело выгнулось, затряслось в конвульсиях – совсем как Паша недавно.
Рощин и Синий вскочили как синхронизированные ваньки-встаньки, схватились за оружие, недоуменно уставились на агонизирующего Богданова. Тоха, обернувшись, трясущейся рукой указал на Юльку:
– Это она! Это она! Дура психованная! Я чуть не оглох! Я знал, что она кого-нибудь убьет! Я знал!!! Она же на всю башку ушибленная!
Юлька, поднявшись с колена, демонстративно-небрежно повесила автомат на плечо, с хладнокровной наглостью заявила:
– Все когда-нибудь умрут. Этот сдох чуть быстрее. Не принципиально.
Синий, осторожно косясь на Юльку, приблизился к затихшему Богданову, зачем-то потрогал пульс, с чувством, надрывно, явно не желая осквернять момент смерти вульгарностью ненормативной лексики, произнес:
– Махатма Карамчанд Ганди![31]
Затем, правда, не удержался – выматерился коротко и незатейливо.
– Юль… Юль… Юль, ты что, – будто не веря в случившееся, забормотал Олег, уронив свою лопату.
Шизофреничка, присев на свое место, спокойно ответила:
– Ну простите – не сдержалась. С нервами у меня что-то сегодня не в порядке. Да ничего страшного. Если тебе не трудно – выкопай еще одну могилу. Не хотелось бы, чтобы ЭТО лежало в одной яме с Пашей.
По мнению Тохи, один другого стоил, и логично было закопать их где-нибудь в районе помойки, желательно в обнимку. Но спорить он побаивался. Да и зачем спорить – копать-то Олегу. А еще он боялся реакции Рощина. Тот молчал, исподлобья буравя Юльку пронизывающим взглядом. Он что-то решал.
Лысый, разбуженный стрельбой и матерными выкриками Синего, удивленно захлопал глазенками, изучая тело Богданова:
– Опа – он жмур! Вы тут че натворили?
На Лысого внимания никто не обратил – он так и остался сидеть на грязном одеяле, изумленно осматривая место преступления. Но Рощин наконец соизволил открыть рот:
– Красавица, ты зачем это сделала?
– Не удержалась, – спокойно ответила Юлька.
– Я догадался… Ты хоть понимаешь, что наделала?
– Не полная дура – одной гадиной на свете меньше стало.
– В принципе верно, но даже от гадин польза бывает. Яд, допустим, змеиный лечит больных.
Тоха прыснул – нервно рассмеялся:
– Да вы оба психи!!! Яд, блин… змеиный!.. Я не могу!.. Тут человека пришили у всех на глазах, а он про яд сказки рассказывает!.. Про змеиный!.. Спасибо, что сколопендр не помянул!.. Хоть билеты сюда продавай – цирк бесплатный!..
– Рот прикрой, а то помогу, – тихо, но как-то очень убедительно приказал Рощин.
Тоха моментально заткнулся, не желая сталкиваться с сомнительной помощью, а суровый мужик вновь обратился к Юльке:
– Нам эта гадина нужна была. Она к гнезду нас должна была вывести. Мы все кубло хотели накрыть. И что теперь нам делать?
