Пошел Ню-лан на другой день пахать. Стало время к обеду приближаться, вол и говорит ему:

— Ню-лан, в обед все люди пампушки едят.

— Не пойду я нынче домой!

— Да ты не бойся, иди.

— Как же я пойду…

— Видишь на том краю поля большой камень? Допашем до него, соху разобьем, домой пойдем.

Подошли они к большому камню. Вол как разбежится, а Ню-лан ему помогает — дернул он соху назад: пын! Затрещала соха, в щепы разлетелась. Пошли они домой.

Увидела деверя невестка и давай ругаться:

— Ах ты, безмозглый черт, опять в такую рань пришел обедать!

Спрашивает старший брат:

— Ты чего так рано воротился?

— Соха сломалась.

Ухмыльнулся старший брат и говорит:

— Вчера плуг сломал, нынче соху, видать, неохота тебе в поле работать. Завтра тебя отделю!

Тут как раз невестка пампушки принесла, на пару испеченные. Ничего не ответил Ню-лан брату, за еду принялся.

Пошел Ню-лан на третий день пахать. Стало время к обеду приближаться, вол и говорит ему:

— Ню-лан, нынче на обед пирожки, в масле жаренные. Пойдем домой.

— Не могу я! Брат вчера грозился отделить меня!

Отвечает вол:

— Не бойся, иди домой. Рано ли ты воротишься, поздно ли, — все равно делиться.

— А что я скажу, если сейчас ворочусь?

— Скажешь — ручка от сохи сломалась, а мы ее сейчас об камень разобьем.

Подошли они к большому камню, разбежался вол, а Ню-лан ему помогает, — как дернул назад: кэча! Треснула соха, отломилась от нее ручка. Стал Ню-лана вол поучать:

— Накоси травы гэрмань, прихвати охапку. Придем домой, брось ее мне, только есть ее я не стану, ты пообедай, после подойдешь ко мне и скажешь:

Траву гэрмань не ест мой старый вол, И кислый рис мне так не по нутру! Тростник зеленый любит старый вол, А я люблю пампушки на пару.[15]

Когда брат выделит тебе долю, ты ничего не бери, попроси только старого вода, старую телегу да веревку с узлами.

Увидела невестка, что Ню-лан опять рано воротился, разозлилась и давай его ругать:

— Ах ты, безмозглый черт, опять в такую рань пришел! И как только ты про пирожки пронюхал?

Увидел старший брат сломанную ручку от сохи, от злости слова вымолвить не может.

А пирожки зарумянились, так и шипят в масле, пора их к столу подавать! Ничего не ответил Ню-лан брату, за еду принялся. Ходит вокруг него невестка, злится, поглядывает косо. Ню-лан наелся, вышел во двор, встал перед волом и говорит:

Траву гэрмань не ест мой старый вол, И кислый рис мне так не по нутру! Тростник зеленый любит старый вол, А я люблю пампушки на пару.

Услыхала это невестка да как закричит в сердцах:

— Черт безмозглый, болтать — это ты мастер, а как за дело примешься, все у тебя из рук валится.

Слез старший брат с кана, пошел людей скликать, чтоб свидетелями при разделе были.

Спрашивает невестка:

— Ты что возьмешь, братец?

— Ничего мне не надо, только старого вола, ломаную телегу да веревку с узлами.

— А рису не возьмешь?

— Не возьму!

Не стал Ню-лан дожидаться брата, крикнул волу: «Пошли!» — запряг телегу и уехал.

Выбрались они за околицу, Ню-лан и спрашивает:

— Куда ж нам теперь путь держать?

Отвечает вол:

— Прямо на юг.

А длинная-предлинная дорога, которая была перед ними, как раз и вела на юг.

Ехали они, ехали и только к вечеру до ущелья добрались. Смотрят — ручеек у самого входа чистый, прозрачный.

Говорит вол:

— Ну не благодать ли! Захочешь пить — вода рядом. Захочешь есть — трава под ногами. Распряги-ка меня, а сам отдохни вон на том большом черном камне!

Пошел вол в ущелье, медленно идет, зеленую травку жует, похрустывает. А Ню-лан голодный на камне сидит.

Говорит Ню-лан:

— Хорошо тебе, вол, ты и наелся, ты и напился. А мне каково? Хотел я риса немного с собой захватить, да ты не велел. Что же мне теперь делать?

Промычал вол: игэ-гуай, обратно повернул, спрашивает:

— Ты есть хочешь? Иди туда, где дорога сворачивает, купи еды, какой хочешь, а расходы на меня запиши.

Пошел юноша, куда ему вол сказал, наелся досыта. Спрашивают его:

— На кого записать?

Отвечает юноша:

— На старого вола запишите.

Довольный воротился Ню-лан. Вол его и спрашивает!

— Хорошо поел?

— Ай-я, лучше некуда!

— А теперь слушай, — говорит вол, — завтра, в седьмой день седьмой луны, распахнутся Южные ворота неба и внучки Ван-му выйдут стирать свою одежду. Сядут они в ряд, и седьмой с западного края будет Чжи-нюй — Небесная ткачиха. Как развесит она свою одежду сушить, стащи ее потихоньку да спрячь. А будешь отдавать, кликни меня три раза, я мигом явлюсь. Не то уйдет она от тебя.

Всю ночь Ню-лан не спал, боялся пропустить небесных фей. Вдруг слышит тихий скрип — хуа-ла-ла, — это отворились Южные ворота неба, из ворот стая голубок вылетела, белые-пребелые. Подлетели они к ущелью, там как раз река текла, на берег опустились, красавицами-девушками оборотились. Уселись девушки на камне у воды, стирать принялись. Приметил Ню-лан, которая из девушек седьмая с западного края, взял да и спрятал ее платье.

Увидела Чжи-шой юношу, сразу смекнула, что это он взял ее платье, и говорит:

— Ты зачем взял мое платье? Отдай. Слышишь? Отдай!

Ню-лан не отдает.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×