бесценную задницу, — но я живо одернул себя и угомонил подступивший страх. Без Лёвки мне в этой шахте делать нечего. Ведь если он не наврал, то повалит из-под земли этот поганый туман, и — кирдык. Нет уж. Ступили на вертлявую дорожку вместе, значит, и сойдем с нее не врозь.
Я мысленно сшиб с жердочки верещащую об опасности птичку-интуицию и вновь повел стволом, подхватывая траекторию движения очухавшегося ?гольника. В конце концов, у нас с Лёвкой соглашение, и его пока никто не отменял. А слово Минора еще кое-чего стоит.
Что ж, давайте станцуем этот мужской фокстрот на троих. И пусть попробует какой-нибудь извращенец обвинить меня в намеке на содомию. Урою нах.
Глава двенадцатая
Шахта
Привыкнуть к страху смерти нельзя. Можно научиться загонять его в глубину души, давить, сосредоточиваться на обстановке и искать возможность выжить. У некоторых даже получается преуспеть в боевых искусствах, и они умеют поворачивать волны животного ужаса вспять, обращать их против соперника. Полностью привыкнуть к страху, увы, невозможно. Разум считает каждое мгновение, ожидая слепящей вспышки. Сердце совершает каждый толчок как последний. Такова природа человека, такими стали наши инстинкты за века и тысячелетия борьбы.
Мы страшимся гибели. До дрожи в поджилках трепещем перед великой пустотой за чертой. Верующие и атеисты, оптимисты и конченые фаталисты, плохие и хорошие — все мы до жути боимся, что больше никогда ничего не будет. Вечное ничто пугает нас. Мы помним о нем с первой мысли про смерть, которая приходит еще в детстве, перед сном, до последнего вздоха.
И это нормально. Стыдиться главного страха — глупо. Напротив, если вдруг умереть не страшно — без бравады, по-настоящему, — вот тогда стоит бить тревогу и срочно топать к психиатру.
Стоя на краю пандуса и борясь с порывами ветра, я понимал, что мне к психиатру точно не надо: при виде придушенного ?гольником Лёвки очко сжималось вполне бодро. Ведь поражение парня означало только одно: следующим стану я.
Когти сжимали вздрагивающую шею все туже, и зверские удары, которые Лёвка наносил по торсу толстокожему коммандос, казалось, никак не влияли на силу хватки.
Последний патрон я израсходовал с минуту назад. Угольник увернулся от выстрела легко и непринужденно, после чего повалил Лёвку и намертво вцепился в глотку. Когда я попытался ударить его ножом, черномордый так засветил мне ногой в рожу, а затем в корпус, что я думал, выхаркаю не только литр кровавой слюны, но и печенку с желудком.
Отдышавшись, я поднял Лёвкин «Узи» и собрался снова открыть огонь по противнику, но не тут-то было. Каждый раз, когда я пытался прицелиться, он хитро отступал назад и в сторону, подтаскивая слабеющего Лёвку и прикрываясь, им как живым щитом.
Трусливая тварь.
Я сплюнул соленый сгусток и исподлобья вперился в ?гольника взглядом, не опуская ствол. Его черная морда с изломанными гранями щек повернулась в мою сторону, глазки сверкнули презрением.
— Вали отсюда, сало. Упарил уже.
Я потрогал ссадину на лысине и хамски ощерился.
— О, я еще не так умею… Слушай, а ты, когда поссать хочешь, прямо под себя мочишься или успеваешь до куста добежать? Мозги-то небось совсем в шлак превратились — рефлексы сами по себе, струя запускается без спроса.
— Убью, — прошипел ?гольник.
Отлично. Падкий на провокации, значит, можно вывести из себя. А ярость снижает способность адекватно оценивать ситуацию, автоматически превращая агрессора в жертву.
Почувствовав слабину, Лёвка извернулся и врезал гаду правым боковым с такой силой, что, будь на месте видоизмененной скотины обыкновенный человек, челюсть можно было бы подбирать на рельсах. Но черномордый удар удержал. Правда, ценой выбитого зуба и секундной потери концентрации. Он с хрипом отшатнулся и рефлекторно разжал пальцы, дав парню наконец возможность вздохнуть. Лёвка сипло втянул воздух, оттолкнулся каблуками от рифленого пола и почти выскользнул из-под оглушенного соперника. Почти.
В последний момент ?гольник выставил колено, и парень схлопотал аккурат в пах. Подлый и неожиданный тычок свернул его пополам и вроде бы заставил забыть об атакующих действиях. Выстрелить я не успел: ?гольник выкрутил руки моего напарника за спину, вздернул его в полный рост и вновь прикрылся телом. Жестко и профессионально работает, сволочь. Даже без учета улучшенных метаморфозой боевых характеристик.
— Минор… — просипел Лёвка, балансируя на носках и стараясь не терять точки опоры, — беги…
Я уставился на него, стараясь понять, что парень задумал. То помогай этому оболтусу, то сам просит, чтоб его бросили. Может, разум помутился после того, как врезали коленом по яйцам?
Лёвкины зубы разжались, и на пандус с едва слышным за шумом ветра звоном упал металлический предмет. Чека.
В мозгу будто что-то щелкнуло, и время замедлило свой бег. Ясное дело, ощущение было субъективное, но и на том спасибо — хоть что-то сообразить успею.
Сколько прошло с момента, когда гаденыш заломил Лёвке руки? Секунда-полторы, не больше. А период замедления запала у противопехотной гранаты Ф-1 — три-четыре секунды. Стало быть, времени еще навалом.
Паренек умница. Прибрал у поверженных возле контейнеров «пылевиков» пару «лимонок» и при первом же удобном случае довольно изобретательно воспользовался трофеем. Интересно, куда ловкач умудрился засунуть гранату этому тугодуму? Не в трусы же, в самом деле? Или всё-таки…
Комбеза на ?гольнике не было — его толстая смолистая шкура, судя по всему, служила хозяину одновременно и броней, и защитой от охлаждения или перегрева. Из амуниции на бойце я заметил портупею с несколькими подсумками и кармашками да какое-то подобие исподнего на чреслах. Быть не может — почуял бы…
Мимика ?гольника в тот же миг изменилась, и вот тут-то по сложившейся гримасе я понял: почуял.
Прошло еще полсекунды, в течение которых участники мизансцены полностью осознали сложившуюся си туацию и просекли свои роли в этом убийственном эндшпиле. Теперь положение у всех троих хуже некуда, медлить дальше — равнозначно вычурному самоубийству.
Рубильник в моем черепе опять хрястнул, возвращая восприятие временного потока в норму.
Решение пришло само собой — когда в твоем распоряжении полторы секунды, раздумывать о тактике и стратегии, знаете ли, некогда. Замешательство осознавшего проблему ?гольника позволило мне подступить к нему вплотную и сунуть ствол под брюхо. На спусковой крючок я давил наудачу, потому что дерни он в тот момент Лёвку на себя, и очередь пришлась бы тому в спину. Но, видно, ощущение холода ребристой «лимонки» в промежности ввергает в ступор даже заядлых флегматиков. Плевать. Главное, мне удалось.
Израильский пистолет-пулемет — штука мощная. А уж при выстреле с близкого расстояния и подавно: слона можно подвинуть.
Очередь из «Узи», пущенная под тупым углом снизу вверх, приподняла зарычавшего от боли ?гольника и позволила Лёвке рвануться вперед, высвобождаясь из захвата.
Несмотря на то, что отдачей руку повело в сторону, я продолжал давить на спусковой крючок, нещадно расходуя патроны. Треск и грохот слились с очередным раскатом грома.
Повезло. Энергии пуль хватило, чтобы сбросить воющего ?гольника с перевалочного пандуса.
Взрыв раздался сразу же, как только тело скользнуло вниз. Скорее всего издыхающее существо не успело даже упасть в грязь — механизм гранаты сработал, и сотня осколков превратила черную тушу в месиво. По железному полу снизу лязгнул металлический град, но, к счастью, пробить листы и добраться до
