Все присутствующие описаны и изображены в фильме с ненавистью кастратов к сексапилам. У одного — «глиняные уста», у другого — «каменное лицо», у третьего — «лицо из булыжников», четвёртый — «кривоногий», пятый — «с мощным задом», шестой — «ломовик», седьмой — «как жабу проглотил», восьмой — просто «малоприятный русский мужик»… Уж национальность-то эти богоизбранные гваделупцы никогда не забудут подчеркнуть. А попробуйте сказать «малоприятный гваделупец А. с мощным задом и слабой головой». Или «кривоногий гваделупец Б., словно проглотивший осьминога», — о, какой визг поднимут гваделупцы на телевидении и в газетах!
Но и без этого им всё неймется, у них есть и уточнение к уже сказанному о своих спасителях: «типы гоголевских комедий… генералитет на уровне фельдфебелей». И не соображают, что ведь плоско, лживо и не задевает никого, ибо ясно же, что сами-то не что иное, как типы Ильфа и Петрова: один — Васисуалий Лоханкин, другой — Киса Воробьянинов.
Глумление над нашими генералами, над нашей армией, конечно же, сопровождается восхищением немецкими: «многомиллионные войска обладали подвижностью балерины»… «Люди войны — Эрвин Роммель, крупнейший виртуоз среди полевых командиров; Федор фон Бок, достигший западного берега Волги…» По невежеству и злобе идет на прямую фальсификацию, на приписку — и не подавится. Какой Бок? Когда он видел Волгу? Ещё 15 июля 42-го года, когда немцам до Волги было далековато, Гитлер отстранил его от командования, и он вскоре достиг восточного берега Шпрее. А что касается балетных данных вермахта, то надо было бы подчеркнуть, что они особенно ярко проявились на пути от Сталинграда до Берлина.
После этого совещания в метро аксёновско-барщевский Сталин вспомнил о замечательном комкоре Градове, который с 1939 года отбывал срок в лагере. Сталин приказал немедленно освободить легендарного комкора, вернуть ему звание и награды, выполнить любые его требования и назначить командующим Особой ударной армии под Москвой. Сам Аксенов посадил его, как и жену-курву, года на два с половиной, но сам же то и дело врет о них: «Четыре года лесоповала!»
Узнав, что началась война, Градов остался совершенно равнодушным к ней. Он считает, что воевать за родину, это прежде всего защищать ненавистный ему советский строй. Он восклицает: «Драться против гитлеровской расовой гегемонии за гегемонию сталинского класса!»
Но всё-таки, прихватив по пути милашку Тасю, Градов является на фронт, выслушивает чей-то доклад, потом куда-то смотрит в бинокль, зачем-то летит в неизвестном направлении на самолете, отвечает на бесконечные «Здравия желаю!» снующих мимо солдат и офицеров. И что в итоге? Орды немцев бегут и гибнут по натиском Особой ударной легендарного Градова. Никаких других наших армий в фильме нет, а ведь на самом деле их было десятка полтора. И единственный из командующих Градов получает Звезду Героя, а позже за столь же загадочные заслуги — вторую. Теперь он командует уже фронтом. Это «миллион вооружённых мужиков». Фронт называется «легендарным Резервным». Да, был Резервный фронт. Он несколько раз создавался на короткий срок и расформировывался или получал другое наименование. Им поочередно командовали Жуков, Буденный, Рейтер, М. Попов, опять Рейтер, Конев, Малиновский. Никаких легенд за ним не числилось. В романе Резервный фронт проходит всю войну. Что ж, писатель волен сочинять легенды. Но всё же…
Вот какие мысли посещают иногда командующего фронтом Градова: «Мое левое крыло выходит к Ржеву, в то время как мое правое крыло охватывает Вязьму» (2, 21). Из этих слов читатель с ужасом видит, что Градов не понимает, где какой фланг (крыло) у него находится. Ржев-то, между нами говоря, на сто с лишним километров севернее Вязьмы, а советские войска были обращены лицом на запад. Какой же к черту этот Градов командующий, какой в жопу дважды Герой! Это Вася Аксенов, дважды штафирка, командующий кланом Барщевских.
Это у немецкого командующего левое крыло могло быть у Ржева, а правое — у Вязьмы. И тут нельзя не вспомнить, что Л. Млечин пишет о лете 41-го года: «Линия фронта все удалялась и удалялась». От чего удалялась? Да, конечно же, от германской границы, от Берлина, от новой имперской канцелярии. Так Млечин выдал, что смотрит на Великую Отечественную войну именно из Берлина. То же самое выдал и Аксёнов в рассуждении о правом и левом флангах. Значит, оба они и патрон не отличают от пули, и смотрят на войну глазами немецких оккупантов. Какое трогательное совпадение!
Но вот что, говорит повелитель Барщевских, произошло потом, во время Белорусской операции 1944 года: «Резервный фронт вошел в стык между Вторым и Третьим Белорусскими фронтами, разметал части генерал-фельдмаршала Буша и генерал-полковника Рейнхардта и открыл территорию для почти беспрепятственного наступления».
Да, конечно, целый фронт, как легендарный «24-й батальон», вошел в стык двух других наших фронтов — это легенда высшего пошиба, ибо при этом он ведь должен был в первую очередь разметать войска не Буша и Рейнхардта, а генерала армии И. Д. Черняховского (3-й Белорусский) и генерала армии Г. Ф. Захарова (2-й Белорусский), — как же иначе врезаться между ними? И потом, а что делали в этой операции ещё и 1-й Прибалтийский И. Х. Баграмяна да 1-й Белорусский К. К. Рокоссовского? Судя по всему, только любовались легендарным подвигом легендарного Резервного фронта.
А итог таков: «Градов был награждён неслыханным до сей поры образом: скакнул сразу через генерала армии к высшему званию — маршала Советского Союза». Ещё бы! И действительно, до Градова и после никто так не скакал: и Жуков, и Василевский, и Рокоссовский, — все прошли ступеньку за ступенькой. Даже Брежнев. Нет и не было равных Градову! Правда, вот за Золотыми Звёздами он, увы, не угнался за Брежневым.
Нельзя умолчать ещё об одной сцене духе Ильфа и Петрова — о приёме в Большом Кремлевском дворце «в конце зимы 1942 года», т. е. в декабре того года.
Первое, что тут бросается в глаза, это «возвышавшаяся над всеми серьёзная голова генерала Власова». Да, была такая серьезная голова, но ещё с лета этого 42-го года она пребывала у немцев и работала на них.
И в то же время: «Заметно было отсутствие Молотова. Он пребывал в этот момент (!) в Лондоне, куда прилетел инкогнито под именем „мистер Смит из-за границы“. Там он подписал с Иденом и Черчиллем (?) договор о двадцатилетнем сотрудничестве СССР с Англией». И подписался «мистер Смит из-за границы»?
Дальше новый пример всегдашней гваделупости: «А ведь сколько словесной энергии потрачено было со времён „ультиматума Керзона“ на проклятья английскому империализму! Не смеется ли провидение над большевиками, а вместе с ними и над лордами Альбиона?» Провидение смеется над олухами. Вспомнил бы еще Крымскую войну или уж поближе — участие Англии в интервенции Антанты против молодой Советской России. Ну, вот как с такими людьми о чем-то спорить, рассуждать? Тем более что ведь названный договор был заключен ещё 26 мая 42-го года, и следовательно, в «этот момент», в декабре, Молотов вполне мог быть на приёме.
Но вот новая беда: ведь никакого приема-то в те дни не было и не могло быть! Какой там, к чертям, приём! Что такое декабрь 1942 года? Это решающие бои Сталинградской битвы, уничтожение окруженной армии Паулюса, на выручку которой рвался Манштейн. И Ставка, Генштаб по горло были заняты этим. Многие генералы, в том числе и Рокоссовский, подло преподнесенный здесь, был, разумеется, там — во главе Донского фронта. А ведь уверяет, что на приеме присутствовали «командиры с разных фронтов».
То были картинки в основном из 41-го года, из 42-го, а вот уже и 1943-й. Такое же пиршество ума! Читаем: «Прошлым летом в конце июля (по тексту получается, что это июль 1942 года. —
Аксёнову одного фантастического приема в Кремле показалось мало, через несколько месяцев, осенью 43-го, он закатил еще один, пограндиозней. После второго приема аксенов-ский Градов, как уже
