1961 года.
Пламенный привет первому советскому герою-космонавту Юрию Алексеевичу ГАГАРИНУ
Такие листовки сбрасывали с вертолетов над Москвой во время встречи Ю. А. Гагарина 14 апреля 1961 года.
Ю. А. Гагарин с автором книги. 1967 год.
М. А. Шолохов и Ю. А. Гагарин с молодыми писателями. 13 июня 1967 года. Фото Ф. Чуева.
M. A. Шолохов. 1967 год. Фото Ф. Чуева.
М. А. Шолохов и Ф. Чусв. 1967 год.
Такие выиграли великую войну. Летчик 120-го Отдельного гвардейского ордена Александра Невского Инстенбургского авиационного полка Иван Григорьевич Чуев. 1945 год.
Но настоящий плевок будет впереди, когда Хрущев развернул антисталинскую кампанию. Он попросил Рокоссовского написать что-нибудь о Сталине, да почерней, как делали многие в те и последующие годы. Из уст Рокоссовского это прозвучало бы: народный герой, любимец армии, сам пострадал в известные годы…
Маршал наотрез отказался писать подобную статью, заявив Хрущеву:
Никита Сергеевич, товарищ Сталин для меня святой!
На другой день, как обычно, он приехал на работу, а в его кабинете, в его кресле, уже сидел маршал К. С. Москаленко, который предъявил ему решение Политбюро о снятии с поста заместителя министра. Даже не позвонили заранее…
«Встану утром, сделаю зарядку, умоюсь, побреюсь и вспомню, что мне некуда и незачем идти, – говорил Константин Константинович Голованову.- Мы свое дело сделали, и сейчас мы не только не нужны, но даже мешаем тем, кому хочется по-своему изобразить войну».
На одном из правительственных приемов, когда произнесли тост за Н. С. Хрущева и все потянулись к нему с рюмками чокаться, даже хромой, еле передвигающийся военачальник, в общем, все,- Рокоссовский и Голованов остались стоять на месте, а они самые длинные, самые заметные. Больше их на такие приемы не приглашали. Оба оставались в тени.
Уже при Брежневе на приеме в честь монгольской делегации Голованов подошел к А. Н. Косыгину, тогдашнему премьеру, и спросил:
Что вы имеете против Рокоссовского?
Я? Ничего,- ответил Алексей Николаевич.
Вскоре после этого в квартире Рокоссовского раздался телефонный звонок: немедленно прибыть в Министерство обороны, комната такая-то. «Так мне звонили только один раз в жизни, – говорил потом Константин Константинович, – когда я был командиром корпуса в 1938 году. Когда арестовали».
В Министерстве обороны его никто не встретил, даже вначале часовой не хотел пропускать. В комнате, куда назначили прийти, увидел человека в штатском.
Вы кто? – спросил штатский.
Рокоссовский.
– А, проходите. Мы тут собрались делать фотоальбом, маршалов фотографируем.
«А я подумал – все»,- признавался Рокоссовский.
…Он был из тех людей, которых называют легендарными. Помню военную песню о батальонном командире, где есть такие слова:
Капитан, наш любимый комбат капитан, капитан, гладко выбрит и чуточку пьян, капитан, мы встаем по комнате «вперед!», капитан раньше нас на секунду встает… И в честь него гремел салют московский, он под Варшавой дрался впереди, и не его ли обнял Рокоссовский, срывая орден со своей груди!
Если о человеке поют, наверно, это что-то значит. Когда Жуков стал четырежды Героем, его поздравил Буденный, на что Жуков ответил: «Семен Михайлович, обо мне песен не поют, а о вас поют…»
По радио я слышал торжественную музыку, по духу напоминающую старинные марши русской армии времен Румянцева и Суворова. Дикторша сообщила: «Прозвучал созданный Михайловым во время Великой Отечественной войны марш 'Рокоссовский'».
Не знаю, о ком еще из наших полководцев были тогда написаны марши для духового оркестра…
Конечно, это не самое главное. Но безразличия к фамилии Рокоссовского не было никогда, она вызывала восхищение. Рокоссовский – звучит как бой, как музыка Победы, как ратная слава. Красавец в генеральском кителе стоит на бруствере 1941 года. Пуля сшибает с головы фуражку, а он и не думает об укрытии. Что это? Бравада? Считайте так. Но тот, кто еще минуту назад помышлял сдаться в плен, не побежит к врагу, увидев такого генерала.
Немцы давали прозвища нашим полководцам. Был, например, «генерал Паника»… Рокоссовского враги прозвали «генерал Кинжал» – победу он добывал на острие кинжала, который, углубляясь в противника, окончательно поражает его.
Во время «холодной войны», когда американцы угрожали нам со своих баз в Турции и накалилась южная граница, в западной печати промелькнуло краткое сообщение: «Командующим Закавказским военным округом назначен маршал Рокоссовский – мас
тер стремительных ударов и массовых окружении». Был ли вообще Рокоссовский в этой должности, я не проверял, но заметка возымела действие…
Все, кто знал Рокоссовского, говорят прежде всего о его человеческих качествах, которые на первый взгляд даже затмевали в нем талант полководца. Отмечают, что его скромность даже мешала ему громко сказать о себе.
Известный детский поэт С. Я. Маршак рассказывал, как на аллее одного из подмосковных санаториев он часто встречал высокого, подтянутого мужчину. Стали здороваться друг с другом, потом как-то вместе оказались на одной скамейке. «Было что-то очень знакомое в нем, в его выправке,- говорил Маршак,- и я спросил, не военный ли он?
Военный.
Наверно, были и на фронте?
Воевал. Приходилось.
Я тоже часто бывал на фронтах,- сказал ему Маршак и стал говорить о своих воинских доблестях. А потом поинтересовался фамилией собеседника – уж больно знакомое лицо!
Рокоссовский,- просто ответил новый знакомый.
Представляете мое состояние! – смеялся Самуил Яковлевич».
Что-то гордое согревает душу, когда под музейным стеклом читаю текст ультиматума, направленного гарнизону одного из немецких городов: «Я, маршал Рокоссовский, наголову разгромивший ваши войска под Сталинградом и Курском…»
Это писал наш полководец, именем нашей страны, на государственном языке нашего народа.
Когда я думаю о нем, жизнь его вспыхивает передо мной яркими картинками. Вот он в штатском костюме, на Выставке достижений народного хозяйства, едет в открытом экскурсионном троллейбусе, и кто- го его уже узнал и раскрыл рот от изумления, а он улыбается и жестами умоляет не привлекать внимание…
Вот в военном санатории медицинская сестра делает замечание одному генералу, сидящему под палящим солнцем с непокрытой головой, а тот ей отвечает: «Если с моей головой что случится, ничего страшного ни для кого не будет, а вот если с тем человеком что-то
произойдет,- генерал указал на сидящего на пляже Константина Константиновича,- то лично товарищ Сталин вам всем головы поотрывает!»
Бывший заместитель начальника военного санатория имени Фабрициуса в Сочи Николай Тихонович Лукашов рассказал мне, что Рокоссовский часто приезжал туда с женой.
Ты мне громче кричи, а то я плохо слышу,- говорил он в последний свой приезд, когда уже болел и ходил со слуховым аппаратом.
«Во время войны это был самый большой авторитет на фронтах, все стремились попасть к нему,- замечает Лукашов.- Что касается Жукова, он был заместителем Верховного и мало командовал фронтами».
