И показала рукой куда-то в сторону.
– Господин полковник! – этот голос окончательно вырвал Стеймацкого из полузабытья, в котором он теперь находился. Властный и одновременно какой-то холодно-равнодушный голос этот ударил по напряженным нервам профессора, заставив их буквально завибрировать.
Николай Евграфович вздрогнул и резко обернулся на голос. Там куда указывала Синицына, находились три совершенно не знакомых Стеймацкому человека, присутствия которых здесь и сейчас он никак не предполагал. Голос, так не понравившийся профессору, принадлежал молодому казачьему полковнику, одетому в полевой серо-зеленый комбинезон в маскировочных разводах, но с черными нарукавными шевронами, от вида которых по позвоночнику тут же пробежал предательский холодок. О черных казаках по фронту ходила дурная слава. Разумеется, никто не сомневался ни в их отчаянном мужестве, ни в боевых качествах этих лучших бойцов каганата. Однако при всем при том, даже свои, полагали черных казаков жестокими и совершенно отмороженными головорезами, не жалевшими ни своей, ни чужой крови, и бравшими пленных только затем, чтобы допросить бьющийся от ужаса и боли кусок человеческого мяса, еще недавно бывший солдатом или офицером вражеской армии. Глаза у полковника были под стать голосу. Желтовато-золотистые, звериные, они завораживали огнем холодной ярости, горевшим в них, и вызывали у заглянувшего в них приступ животного страха. Так что Николай Евграфович от нахлынувших на него, было, чувств, едва не пропустил двух других визитеров, стоявших ближе к двери: старого, но крепкого еще на вид генерал-полковника с лейб-гвардейским аксельбантом и неопределенного возраста штатского с равнодушным лицом, по которому трудно было определить не только возраст этого невнятного господина, но и то, за чем он мог сюда теперь пожаловать.
– Полковник Шуг, – представился, между тем, казак, чуть наклоняя голову. – Генерал-полковник Уваров. У нас к вам, господин полковник, неотложное дело.
Николай Евграфович, уж, на что был человек совершенно штатский, хоть и обряженный в форму, да еще к тому же и смертельно усталый, при виде свитского генерала подскочил со стула и попытался вытянуться в струнку. Впрочем, вышло это у него неважнецки, но, как сразу же выяснилось, можно было и не стараться.
– Без чинов! – быстро сказал генерал-полковник вполне еще звучным баритоном и сделал два шага вперед, оставив так и не представленного Стеймацкому штатского у дверей. – К вам, профессор, должен был поступить сегодня один войсковой старшина…
– Войсковой старшина? – переспросил озадаченный вопросом Стеймацкий и беспомощно оглянулся на Синицыну. – Вполне возможно… Вера Анатольевна, голубушка…
Но Синицыной объяснять ничего не пришлось.
– Сейчас,
– Минуту, господа, – сказал Николай Евграфович, когда за Синицыной с треском захлопнулась дверь. – Сами понимаете… В разгар боев… Мы транспорты в тыл формировать не успеваем, а тут еще…
Он хотел было сказать про бомбежки, но в последний момент решил не касаться этой темы, но зато вспомнил, наконец, кто здесь хозяин.
– Присаживайтесь, господа, – предложил он, указывая на стулья. – Прошу вас, а про офицера вашего госпожа Синицына сейчас все разузнает. Она здесь старшая сестра, ей и карты, так сказать, в руки.
– Благодарю вас, профессор, – кивнул генерал и посмотрел на штатского. – Присядем?
– Пожалуй, – тихо ответил не названный по имени человек в светлом партикулярном костюме и первым сел на стоявший у стены стул, а Николай Евграфович вдруг подумал, что мужчина этот должен быть гораздо старше, чем, кажется.
'Просто конституция такая', – неуверенно подумал он, с трудом отрывая взгляд от штатского и снова переводя его на успевшего, между тем, присесть к столу генерала.
– Приказать, чаю? – предложил Стеймацкий.
– Спасибо, – так же тихо ответил сразу за всех неизвестный. – Не надо.
'Ну, не надо, так не надо… '
Полковник Шуг только хмыкнул и, вытащив из кармана золотой портсигар, закурил. Садиться он не стал, но и стоять, как столб посреди ординаторской не стал, пошел неторопливо к окну. Между тем, закурил и генерал-полковник.
Николай Евграфович с минуту постоял, переводя взгляд с одного на другого, потом мысленно пожал плечами и, взяв со стола початую пачку 'Турана', закурил тоже. И только закуривая, обратил, наконец, внимание на тот факт, что кроме них четверых в ординаторской не было больше ни души. Куда делись все остальные врачи, он не знал. Возможно, что их не было здесь уже тогда, когда пожаловали гости, но могло случиться и так, что господа армейские лекари ('И дамы', – добавил он про себя, вспомнив об анестезиологе лейтенанте Львовой) просто ретировались, обнаружив, кто посетил их 'сумасшедший дом'.
Ожидание затянулось, но никто поддерживать разговор не пытался. Молчал и Стеймацкий, сосредоточившийся на своей папиросе и пытавшийся понять, откуда взялось это неприятное чувство, что все происходящее как-то дурно пахнет. Ответа он, разумеется, не нашел, однако интуиция, как ни странно только обострившаяся от усталости и нервного напряжения, его не обманула. Как показали дальнейшие события, все так и обстояло, как примерещилось ему во время тех длинных минут, в течение которых они в молчании ожидали возвращения Синицыной.
Наконец, дверь с шумом распахнулась, и в ординаторскую быстро вошла сильно запыхавшаяся и раскрасневшаяся Вера Анатольевна.
– Ну? – резко обернувшись от окна, спросил полковник Шуг. Спросил, как плетью огрел.
– Э… – опешила женщина.
– Я… – начал, было, полковник, но его опередил штатский.
– Подождите, полковник, – сказал он своим тихим ровным голосом. – Позвольте мне.
Полковник метнул на него быстрый взгляд, но смолчал, только весь как бы подобрался и подался вперед. А штатский встал со своего стула, сделал несколько быстрых, но без поспешности шагов к Синицыной, и, подойдя почти вплотную, улыбнулся и неожиданно спросил:
– Вас как зовут, величают, сударыня?
– Вера Анатольевна Синицына, – совсем растерявшись, ответила женщина.
– Вы что-то узнали, Вера Анатольевна? – так же мягко спросил мужчина.
– Д-да, – напуганная казачьим полковником женщина, по-видимому, еще не вовсе пришла в себя.
– Итак, что же вам удалось выяснить?
– Войсковой старшина, – пролепетала Синицына.
– Да, – терпеливо кивнул мужчина. – Войсковой старшина.
– Я хотела спросить, – Синицына перевела дух и попыталась сформулировать свой вопрос. – Войсковой старшина… Это значит, погоны как у него? – она испуганно кивнула в сторону полковника и снова посмотрела на штатского. – Да?
– Да, – подтвердил тот. – Такие же только с тремя большими звездами. Вы его нашли?
– Николай Евграфович, – вместо ответа сказала Синицына и обернулась к Стеймацкому. – Это тот безымянный полковник, которого ночью вертолетчики принесли.
– Какой полковник? – удивился Николай Евграфович, ничего такого не помнивший.
– Что значит, безымянный? – быстро спросил штатский.
– При нем не было документов, – объяснила Вера Анатольевна, беспомощно разводя руками. – Три звезды… Я подумала, полковник.
– Он казак, – коротко ответил на ее недоумение Шуг.
– По армейской табели майор, – кивнул генерал. – Ну, или подполковник, если желаете.
– Дальше, – мягко вернул всех к теме разговора штатский. – Почему без документов?
– Они в городе оперировали, – сразу же объяснил Шуг. – Документов мы в таком разе с собой не носим.
– А сопроводительная? – спросил в свою очередь генерал и удивленно поднял бровь.
– Так в том-то все и дело, – раздраженно бросил Стеймацкий, уже сообразивший, в чем тут дело. – Он же без документов был. Перевязали его, я думаю на месте. Ведь так?
