для Содоруй-Да сейчас есть более важные дела, чем гордость какого-то первогодка… Выждав, когда последний «ра» перепрыгнет его, Куэнкэй-Ну, донельзя разозленный, поспешно отправился следом.
Вождь действительно выбрал верное направление – он устремился к месту расположения полустаи, отколовшейся от громолетающего гнезда, там все-таки чужаков было побольше.
Недолгий бег, и вождь со свитой прибыли на место.
Воины куарай очень осторожно, стараясь не спугнуть пищу, рассредоточились вокруг территории, занятой непонятной деятельностью чужаков. Для укрытия были использовано все, что подходило для этой цели – кусты, стволы деревьев, складки местности, камни. Приказав всем замереть, вождь лично подкрался к границе обратившегося в прах леса, подкрался ближе всех, присев за густым островком куарай-кустов. Мгновением раньше последовавшего веления Куэнкэй-Ну, ловко перебирая лапами, успел взлететь по шершавому стволу старого семенного дерева почти к самой макушке, на высоту нескольких прыжков, и затаился на наклонных ветвях. Вождь на земле оказался почти под ним. Что ж, пусть Вождь все поймет сам, если он так мудр и тороплив, раз добытые Куэнкэй-Ну сведения его не заинтересовали. Пусть узнает сам, чего стоят чужаки. А свои выводы о природе чужаков Куэнкэй-Ну придержит при себе.
А еще он подумал, что будущее куарай не должно находиться в лапах тех, чей возраст вошел в стадию бесполезного увядания. Дерзкая мысль. Дерзкая, но хорошо спрятанная, замаскированная чхой под простые, ничего не значащие побуждения.
С высоты дерева отлично просматривалось все, что происходило внизу.
Пока Куэнкэй-Ну отсутствовал, с мертвоживущим гигантом произошли заметные изменения, и теперь, после этих изменений, было похоже, что тот окончательно умер. А чужаки по-прежнему были целиком поглощены своими странными делами рядом с умершим гигантом. Куэнкэй-Ну воспользовался тем же приемом, который придумал и опробовал возле гнезда чужаков – коготь – кулак, и поочередно, очень осторожно, коснулся сознания каждого из них. После чего окончательно утвердился во мнении, что эти существа малочувствительны к истинному чутью, хотя двое из них, обладавшие панцирем, определенно казались опаснее прочих – вот этот йнвук с толстой лапой, и другой йнвук возле гнезда. Куэнкэй-Ну постоянно чувствовал их осаша, направленное на лес, и все же чужаки оставались слепы, не видели куарай, их чутья не хватало, чтобы обнаружить затаившихся охотников. Зато Куэнкэй-Ну отлично помнил, что они каким-то загадочным способом умеют разрушать лес. Превращать в ничто. И ему совсем не хотелось опробовать их способности на себе первым. Пусть для вождя стараются охотники из «ра». Куэнкэй-Ну не торопится, он подождет удобного момента, чтобы возвыситься.
Когда наблюдаешь и не действуешь, разум занимают всевозможные мысли. В том числе и о том, что теперь, после того как Куэнкэй-Ну привел племя к чужакам, он непременно будет прощен. Вождь вернет ему прежний статус. Даст самку. И Куэнкэй-Ну будет иметь свое потомство. Дух мятежа не умер, но притих… До поры, до времени, и Куэнкэй-Ну должен использовать отпущенное ему время с умом, чтобы затаить этот дух как можно глубже в своем сознании. Куэнкэй-Ну даже начал думать, что положение безголосого имеет определенное преимущество перед полноценными – его никто упорно не замечал. Никто не пытался понять, о чем он думает, никто не касался его сознания мысленными посылами, не интересовался его мнением. Куэнкэй-Ну сейчас просто не существовал для остальных – так же, как все куарай сейчас не существовали для ничего не подозревавших гацу.
Впрочем, сам он тоже не имел права касаться мыслью других охотников, и не знал, о чем сейчас думают они, увидевшие чужаков впервые. Зато Куэнкэй-Ну мог безбоязненно, не нарушая обычая, оглядывать соплеменников прямым зрением, и ясно видел ошеломление, проступавшее в их позах, особенно у молодых «ра».
Чего-чего, а ждать куарай умеют – предельно понизив в себе чутье и слившись с мефа. В таком состоянии они становятся частью природы, их невозможно отличить от растений и кустарников, от камней. Необходимое умение, которое оттачивается каждой удачной охотой до совершенства. Самые опытные охотники удерживают себя в таком состоянии при необходимости очень и очень долго, например, поджидая жертву в засаде, и наблюдая лишь внешними глазами, свернув чутье до предела, в кулак. Но для молодых, не очень опытных «ра», долгий отрыв от мефа выносить довольно трудно, почти мучительно. А ошеломление, которое они испытывали при виде чужаков и их действий, нарастало и грозило их рано или поздно выдать. Поэтому старшие воины, Мэлукай-Са и Бодоруй-Ша, время от времени касались их встревоженного сознания, успокаивая, напоминая о долге и выдержке, и не позволяя на это отвлекаться вождю.
Куэнкэй-Ну же просто думал. Он уже пережил новизну встречи с гацу, и его ум был занят иными мыслями. Его остро интересовало, откуда пришли гацу. И почему они пришли. Что заставило их уйти из своих охотничьих территорий и появиться здесь – нехватка пищи? Получается, они еще более прожорливы, чем сами куарай? А может, они более неразумны, и не умеют выжидать, когда запас пищи восполнится сам собой? Неужели где-то есть места, где этих гацу больше, чем самих куарай? А этот способ появления гнезда – с неба… Очень опасный способ. Они могут появляться и исчезать, безнаказанно истребляя пищу куарай на их территории. И на территориях других племен. Имея такой способ перемещения… да… мысль была важной, и Куэнкэй-Ну сосредоточился на ней полностью… имея такой способ перемещения, нет необходимости выжидать восполнения пищи … Можно просто отправиться в другое место… и снова, еще и еще… нет необходимости иметь охотничью территорию, если территорией является вся мефа …
Куэнкэй-Ну почувствовал усталость. Мысли о месте чужаков в мефа были слишком новыми для него, слишком важными и всеобъемлющими, он почувствовал себя так, словно вдруг оказался на незнакомой охотничьей территории, полной снующей вокруг незнакомой живности. Причем оказался без самки, без помощи охотников племени, и охота потеряла смысл, так как обездвиженная пища не может ждать вечно. Эти мысли нужно было разделить с вождем, с другими куарай, иначе его голова просто лопнет от раздумий…
Но сейчас не тот момент, чтобы нарушать раздумья вождя. Подобный поступок для безголосого будет означать лишь – собственную смерть.
Воины наблюдали. Вождь выжидал, время шло. А решения все не было. Куэнкэй-Ну догадывался, почему вождь медлит. Для куарай действия, которые происходят на мертвом пятне леса, кажутся совершенно бессмысленными, и они не понимают, как истолковывать увиденное. И вроде бы по всем признакам чужаки неразумны, безмозглая пища, но пища и сама должна питаться, а эта творит что-то совершенно непонятное, и вся ее суета похожа на глупую суету червотоков в норах водяных деревьев.
В отличие от чужаков, оставшихся у гнезда, у этих мысленный фон не был заглушен, и непрерывно множился. Куэнкэй-Ну уже начал привыкать, что мозг у этих существ парный, и маленький мозг рядом с большим мыслит самостоятельно. Именно он сейчас мысленными сигналами будоражил всех куарай без исключения. Призывал их, как раньше Куэнкэй-Ну, призывал убить пищу. А большой мозг гацу переполняли странные обрывочные образы, непонятно связанные друг с другом.
Было и кое-что новое. В какой-то момент неожиданно для себя Куэнкэй-Ну вдруг обнаружил, что из общего мысленного фона чужаков выделяется отдельный мыслепоток, принадлежавший не живым гацу, а мертвоживущему гиганту, глубоко вцепившемуся в землю всеми могучими лапами. И до Куэнкэй-Ну дошло, что тот все-таки еще не умер, а лишь изменился, как меняется прорастающее яйцо внутри пищи. Что же способна вырастить такая тварь? Эта мысль насторожила охотника.
