Я в этом сильно сомневаюсь, но — поглядим. Время покажет, кто из нас прав.
— Кстати, а Скотт вообще знает, что мы с ним теперь вроде как соперники? — подал голос Стубберуд.
— Конечно, Леон должен завтра, после нашего отплытия, разослать телеграммы во все порты, где Скотт намерен останавливаться, — кивнул Амундсен и после небольшой паузы добавил. — Соперничать с таким человеком, как Скотт — что-то в этом есть… Ведь он уже побывал ближе всех к Южному полюсу!
— А победить такого соперника — это просто потрясающе! — продолжил его мысль Вистинг, и все вновь одобрительно загудели.
Глава XIV
Австралия, Мельбурн, 1911 г.
В капитанской каюте 'Терра-Новы' было совсем темно, сквозь задраенный иллюминатор не проникало ни единого лучика света, а само судно впервые за долгие месяцы не раскачивалось на волнах, и лежавшему на койке Роберту Скотту казалось, что он находится в какой-то безграничной черной пустоте. Словно вокруг него не было ни переборок любимого корабля, ни порта, куда 'Терра-Нова' прибыла несколько часов назад, ни океана, по которому они еще недавно плыли в Австралию и скоро поплывут дальше, в Антарктиду — вообще ничего. Он только что отстоял свою вахту и здорово устал, но заснуть капитану, как он ни старался, не удавалось. Скотт говорил себе, что все дело в отсутствии убаюкивающей качки, к которой он вновь успел привыкнуть и без которой ощущал себя немного неуютно, но в глубине души понимал, что его беспокоит что-то еще, какое-то смутное предчувствие беды. Предчувствие, от которого он никак не мог избавиться. А еще — воспоминания о только что завершившемся первом этапе путешествия, и о последних неделях подготовки к нему, и о прощании с родными, с матерью и сестрами. И об отправившейся вместе с ним в Австралию Кэтлин…
Вспомнив жену, капитан вздрогнул, и его лицо скривилось в болезненной и слегка презрительной гримасе. Ну как он мог так ошибиться в этой женщине? Почему не сумел вовремя понять, какая она на самом деле? Почему не догадался об ее истинной сущности?..
После рождения маленького Питера Маркхема Скотта Кэтлин как будто подменили. От возвышенной, творческой, все понимающей и любящей его молодой жены не осталось и следа. Ее место заняла другая, почти совсем не знакомая Роберту женщина — все время из-за чего-то беспокоившаяся, нервная, сюсюкавшая с ребенком и умилявшаяся им, упрекавшая Роберта за то, что сам он не хотел возиться с сыном… А еще — ни в какую не желавшая отпускать его в путешествие. Кэтлин, которая всегда поддерживала Роберта во всех его делах, которая не давала ему отчаяться в самые тяжелые моменты, когда он думал, что у него не получится снарядить экспедицию, и готов был все бросить — та же самая Кэтлин теперь плакала и укоряла его за то, что он бросает их с сыном! И когда он, вернувшись под вечер домой, принимался рассказывать жене о трудностях подготовки к путешествию, она, даже не пытаясь его слушать, начинала в ответ жаловаться, что им пора платить по счетам, а денег на это не хватает и что малыш Питер опять весь день капризничал и, может быть, теперь снова заболеет.
Малыш Питер, получивший свое первое имя в честь Питера Пэна — Кэтлин очень настаивала на этом, желая сделать приятное их другу Джеймсу Барри — а второе, уже по настоянию Роберта — в честь Клемента Маркхема, вскоре стал чуть ли не главной причиной, по которой Скотт спешил поскорее отправиться в Антарктиду. Если кто и раздражал Скотта-старшего больше, чем жена, то это был его первенец. Маленькое, сморщенное, краснолицее, постоянно истошно кричащее существо, которое было его сыном и которое он почему-то должен был беззаветно любить. Которому он вообще постоянно был что-то должен…
Роберт взял его на руки всего один раз, под строгим присмотром Кэтлин, кормилицы и сиделки — все они почему-то считали, что он обязан это сделать, и в то же время ужасно не хотели доверять ему ребенка. В первый момент, прижав к себе почти невесомый белый сверток, он не ощутил вообще ничего. А потом ребенок, обнаружив, что оказался в руках кого-то незнакомого, начал шевелиться, и растерявшийся отец едва не уронил малыша — его передернуло, словно он держал не собственного сына, а какое-то странное, неприятное и опасное животное. Служанки снисходительно захихикали над непутевым папашей, но Кэтлин, как показалось Роберту, догадалась о том, что он почувствовал. Побледнев, она забрала у него ребенка и с тех пор больше не предлагала ему ни подержать Скотта-младшего, ни даже просто полюбоваться на то, как он спит в своей уютной колыбельке. Поначалу Роберта это только обрадовало, но вскоре он понял: чем меньше супруга обсуждает Питера с ним, тем больше она занимается самим Питером без его, Роберта, в этом участия и тем меньше уделяет внимания самому Роберту. При этом все то, что занимало и беспокоило его, Кэтлин отодвинула даже не на второй, а в лучшем случае на десятый план. И чем дальше, тем менее важными для нее становились его исследования и мечты о Южном полюсе.
А полюс в это же самое время, казалось, специально дразнил Скотта: то дела по подготовке экспедиции шли нормально, и казалось, что ей уже ничто не помешает состояться, то вдруг перед Робертом и его единомышленниками вырастали совершенно неожиданные препятствия, и Антарктика вновь становилась страшно далекой или даже вообще недостижимой. Вновь, как и десять лет назад, когда готовилась экспедиция на 'Дискавери', все упиралось в деньги. И вновь желающих поддержать английскую науку было слишком мало, а суммы, которыми они могли пожертвовать ради этого дела, казались мизерными, по сравнению с расходами на снаряжение. Только теперь поиском этих желающих и уговорами их помочь экспедиции занимался сам Роберт. Как и набором подходящих для такого важного путешествия людей.
Это было невероятно сложно: многим желающим отправиться на полюс Скотт отказывал, потому что считал их недостаточно опытными и плохо представлявшими себе, что их ждет в путешествии, еще больше людей оказывались недостаточно образованными и воспитанными, чтобы с ними можно было провести год или два на одном корабле и в одном зимовочном доме. Некоторые кандидаты, одобренные Робертом, позже отказывались плыть с ним сами. И лишь с очень немногими ему удавалось найти общий язык. Очень медленно в списке состава экспедиции появлялись окончательно утвержденные имена. Лейтенант Эдгар Эванс, лейтенант Берди Боуэрс, капитан Лоуренс Отс, лейтенант Виктор Кэмпбелл… Доктор Эдаврд Аткинсон, фотограф Герберт Понтинг, биолог Эпсли Черри-Гаррард… Каюр Йенс Гран, которого чуть ли не силой навязал Роберту Фритьоф Нансен. И — единственный человек, с кем Скотт прошел через все трудности первой экспедиции, Эдвард Уилсон. Приятные люди, хорошие специалисты, но их было так мало, а искать недостающих членов команды с каждым днем становилось все труднее.
Теперь Роберт с тоской вспоминал прошлые 'сборы в дорогу', когда организацией плавания заведовал Маркхем, а ему нужно было просто добросовестно работать и ждать завершения всех этих хлопот. В новом статусе начальника экспедиции просто правильно делать свою работу было уже не достаточно. Он мог сочинять самые убедительные письма, мог сколько угодно уговаривать состоятельных людей поучаствовать в экспедиции своими финансами, мог подробно и понятно объяснять им, почему изучение Антарктиды так важно для страны и для каждого из них в отдельности, но чаще всего от всех этих усилий не было никакого толку. Его внимательно выслушивали, его письма читали и отвечали на них, с ним во всем соглашались и сочувствовали, что он не может найти средства на такое действительно важное для всех дело, но денег все равно не давали. Если же некоторые и соглашались помочь экспедиции, то суммы, которые они предлагали, были просто крошечными — собирать деньги такими темпами Роберт мог бы еще лет десять. Но приходилось с огромным усилием скрывать свои изумление и досаду и с вежливой улыбкой благодарить 'щедрых' жертвователей. А потом долго и безуспешно пытаться понять, поиздевался ли очередной довольно улыбавшийся миллионер над исследователями или он действительно уверен, что оказал им 'неоценимую помощь'.
'И ведь это умные, образованные люди, ведь они выросли в уважаемых семьях! — удивлялся Скотт про себя, получив очередное письмо с вежливым отказом. — Как они могут не понимать, что от науки нельзя требовать немедленной прибыли! Да еще большой! Она может вообще никаких денег не принести, в нее не для этого средства вкладывают. Им что, совсем не хочется сделать что-то не только для себя, но еще и для