Вам еще один повод обвинять меня в недостатке расположения к Вам!
Когда, когда, наконец, Вы побываете у меня? 15-16-го авг<уста> я уезжаю на юг, в сентябре буду дома, а сентябрь будет чудесный. Вот бы Вы приехали! Я отдал бы в Ваше распоряжение целый флигель. Вы сидели бы в нем и писали бы водевили. В доказательство того, что и нас коснулась цивилизация (что и мы не левой ногой сморкаемся, как сказал бы Лейкин), посылаю Вам афишу*.
Напишите, что Вы согласны приехать ко мне. Обнимаю Вас и крепко жму руку. Наши Вам шлют привет.
На обороте:
Меньшикову М. О., 11 августа 1896*
1731. М. О. МЕНЬШИКОВУ
11 августа 1896 г. Мелихово.
Многоуважаемый Михаил Осипович, был бы весьма и весьма рад видеть Вас у себя. Во-первых, давно уже я не видел Вас и хочется поговорить, и, во-вторых, у меня теперь всё в цвету, погода хорошая — и Вам не было бы скучно прожить у меня дня 3–4. Я собираюсь на юг и был намерен выехать после 15 авг<уста> и уеду, вероятно, не ранее 20-го. Стало быть, Вы меня еще застанете в Мелихове. Когда бы Вы ни проезжали через Лопасню, хотя бы после 20-го, справьтесь у жандарма или у начальника станции, дома ли я. Итак, буду Вас ждать*. Надеюсь, что Яша уже на пути к выздоровлению*. Какой тиф? Если брюшной, то он еще долго проваляется в постели.
Ну-с, нового у меня нет ничего. Написал пьесу, в которую одним когтем вцепилась цензура*; написал для «Нивы» повесть* — пенязей ради. Повесть большая, утомительная, надоела адски.
Завидую Вам, что Вы едете в Ясную Поляну*. Я стремлюсь туда всем существом своим, и, должно быть, в сентябре мне удастся побывать там. Я собирался в июне — в июле, но не было уверенности, что я не стесню. Судя по газетным известиям, Ясная Поляна запружена гостями — французами и американцами*. Не так давно я встретил на железной дороге доктора*, который хвалился мне, что он гостил у Льва Николаевича вместе со своими малолетними детьми и что одновременно с ним гостил там и Тищенко*, нудный хохол, читавший вслух свою повесть. Вот приехать, когда там этакая компания, было бы не совсем кстати. Когда у нас бывает очень много гостей и решается вопрос, где кого положить, то все бывают раздражены.
Я стал архитектором. Построил школу, построил колокольню. Приедете, посмотрите.
Желаю Вам всяких благ. Жду.
Мой адрес стал теперь короче:
Лопасня, Моск. губ.
Этого достаточно.
Вот устройте так, чтобы 15-го быть у меня. В этот день у нас бывает интересно*.
На конверте:
Потапенко И. Н., 11 августа 1896*
1732. И. Н. ПОТАПЕНКО
11 августа 1896 г. Мелихово.
Милый Игнациус, пьеса посылается*. Цензор наметил синим карандашом места, которые ему не нравятся* по той причине, что брат и сын равнодушно относятся к любовной связи актрисы с беллетристом. На странице 4-й я выбросил фразу «открыто живет с этим беллетристом» и на 5-й «может любить только молодых». Если изменения, которые я сделал на листках, будут признаны, то приклей их крепко на оных местах — и да будешь благословен во веки веков и да узриши сыны сынов твоих! Если же изменения сии будут отвергнуты, то наплюй на пьесу: больше нянчиться с ней я не желаю и тебе не советую.
На странице 5-й в словах Сорина: «Кстати, скажи, пожалуйста, что за человек ее беллетрист?» можно зачеркнуть слово
Что сын против любовной связи, видно прекрасно по его тону. На опальной 37 странице он говорит же матери: «Зачем, зачем между мной и тобой стал этот человек?» На этой 37 странице можно вычеркнуть слова Аркадиной: «Наша близость, конечно, не может тебе нравиться, но». Вот и всё. Подчеркнутые места зри в синем экземпляре.
Когда же в Мелихово?
Значит, то, что можно, зачеркни, буде Литвинов скажет предварительно, что этого достаточно.
Благодарю за шоколад mignon. Я ел его.
16-17 уезжаю на юг, буду в Феодосии*, поухаживаю за твоей женой. Во всяком разе пиши мне. После 20-го мой адрес такой: Феодосия, дом Суворина.
Ведь еще комитет!!
Если зимой отыщешь мне квартиру, то всю зиму проживу в Петербурге. Достаточно одной комнаты и ватерклозета.
Не проехаться ли нам вместе куда-нибудь?* Времени ведь еще много. В Батум или в Боржом? Здорово попили бы винца.
Крепко сжимаю тебя в своих объятиях.
Наклеить придется по одному листку в каждом экземпляре на 4-й стр. На 5-й же и на 37-й только зачеркивай. Впрочем, поступай, как знаешь. Прости, что я так нагло утомляю тебя.
С своей стороны я подчеркнул зеленым карандашом то, что можно зачеркнуть и что, если стать на точку зрения цензора, наиболее зловредно.
* или слова: «В ее годы! Ах, ах, как не стыдно!»
Суворину А. С., 13 августа 1896*
