(Берет книгу, перо и бумагу.)
Займусь! (Кладет.)
Нет, что-то я не в духе! Кто бы поверил, что в мои лета Хорошенькой девчонки ожиданье Могло смущать, тревожить, беспокоить? Я всё не понимаю, для чего Мне не годится женщину любить; Как будто бы монах не человек? (Смотрит на часы.)
Часы бегут — и с ними время; вечность, Коль есть она, всё ближе к нам, и жизнь, Как дерево, от путника уходит. Я жил! — Зачем я жил? — ужели нужен Я богу, чтоб пренебрегать его закон? Ужели без меня другой бы не нашелся?.. Я жил, чтоб наслаждаться, наслаждался, Чтоб умереть… умру… а после смерти? — Исчезну! — как же?.. да, совсем исчезну… Но если есть другая жизнь?.. нет! нет! — О наслажденье! я твой раб, твой господин!.. (Звонит.) (Слуга входит.)
Не позабудь, что я тебе сказал. Когда подъедут близко удальцы Мои, то киньтесь вы с оружием толпой, И будто бы освободивши силой, Ее сюда скорее приведите… Да чур не забывать, что вы без языков, А то… меня ты знаешь коротко! Возьми ж себе заранее награду (дает кошелек)
И раздели другим… ступай же. (Слуга берет кошелек и целует руку.)
Слуга
Всё исполню. (Соррини подходит к окну.)
Соррини
Да, кажется, я вижу пыль, ужели Они спроворили всё дело? Донна Мария лакома на жемчуг, Как видно; впрочем ей мешала Моя красавица, как лишнее бревно В строеньи дома; сам его не дашь, А как попросят, так легко расстаться! (Глядит в окно.)
Они! так точно!.. ближе подъезжают; Вот и мои спасители бегут… сраженье! Железо о железо бьется и стучит Безвредно… искры сыплются кругом. Так в споре двух глупцов хоть много шуму, Да толку нет… как кровь моя кипит В полузасохшем сердце!.. ну, (смотрит)
схватили Эмилию и тащат… торжество! Victoria!..[3] теперь я говорю Отважно: veni, vici[4] — потому Что я еще девицу не видал!.. (Отходит от окна.) (Слуга входит.)
