мужики волокут добро, как гонят лошадей и коров на выход, как распотрошили какой-то дальний сарай и уже примеряют найденные теплые новые полушубки. Возврат отобранного имущества превращался в банальный ответный грабеж. От светлого и доброго дела защиты обиженных и обездоленных начинало смердеть еще не пролитой кровью.
Заглянув в опустевший хлев, командир наемников подозвал пьяненького Трашу и с усмешкой спросил:
— Все забрали, ничего не забыли?
— Все, господин, все свое забрали!
— Молодцы… Так зачем тогда сарай оставили? Хочешь, чтобы эти мерзавцы снова скот отобрали и сюда вернули?
— Нет… Кто же хочет, господин! — замотал головою старик, вытирая грязные руки о добытую где-то плотную шубейку.
Похоже, бывший хозяин разжился новой одеждой, а старик с радостью подобрал брошенную в снег ношеную вещь.
— Ну, раз не хочешь, так и не надо оставлять… — Убийца взял чадящий факел, размахнулся и зашвырнул огненный комок в груду сена у стены. — Ничего врагу не оставим. Как он с нами, так и мы с ним…
Траша удивленно посмотрел на разгорающийся пожар, затем схватил доску, валявшуюся под ногами, и затрусил поближе к огню. Через несколько тапп он уже бежал по двору, разгоняя народ ярко горящей на ветру деревяшкой:
— Ничего ублюдку не оставим! Ничего! Жги, ребята, жги! Пусть умоется слезами, проклятый! Как он с нами!..
Короткий зимний день сменился серыми сумерками. Наступающая ночь тихо окружала яркие пятна пожаров, злыми всполохами дырявившими небо. Пьяная толпа громила поместье, разрушая то, что нельзя было увезти с собою.
Седовласый всадник остановился на утоптанной площади перед закрытым домом и закричал, повернувшись к мечущимся крестьянам:
— А дрова сюда, дрова! Под стены! Пусть порадуются! Пусть вспомнят, каково это, простых людей обижать!
В подпертую бревном дверь суматошно заколотили, но на это уже не обращали внимание. Сотни мужиков тащили разбитый забор, бревна, остатки дров и валили все у стен дома. Треснула разбитая слюда, и в дыру стали пихать пуки сена, весело гогоча и подбадривая друг друга. Еще кто-то пыхтел, волоча очередное бревно, а пьяный Траша уже тащил горящий факел. Еще тыкали жердью в испуганное лицо, мелькающее в разбитом окне, а огонь уже начал плясать на сваленном дереве у присыпанных снегом стен…
Хейдер медленно оторвал взгляд от пылающего дома, посмотрел на мрачного Форкомма, сгорбившегося рядом.
— Вчера утром мы могли требовать правды и забирать обратно наше, бесчестно украденное. Сейчас мы ничем не лучше их. Сейчас мы перешагнули черту, за которой король прикажет карать без пощады.
— Вам легко говорить, милорд, — раздраженно ответил крестьянин. — Вас тут не было, когда детишки с голода пухли и траву в пыльную муку добавляли, лишь бы брюхо набить…
— Надо было к королю идти, сразу… — тоскливо ответил бастард.
Но толстяк лишь вздохнул в ответ:
— Король далеко. И дела ему до нас нет… Вот и приходится самим…
— Самим кровь проливать и без закона заживо людей сжигать?!
Форкомма не ответил. Лишь когда Хейдер тронул коня и поехал назад, старик крикнул в спину:
— Не все лорды добрые! И не все о нас, своих людях, заботятся! Вам ли не знать, милорд!.. А что закон, так вы подождите, ведь нас не один Ранар обижал. И другие эггендомы ничуть не лучше… Теперь лишь молитесь, чтобы их живыми отпустили… А то люди кровь попробовали, теперь до конца пойдут… До самого конца…
Через четыре дня три соседних хозяйства также пустили по ветру. Озверевшие крестьяне, щедро накачанные выпивкой, громили богатые поместья, гнали скот, вывозили припасы. Хозяев вешали в сараях, отдав женщин наемникам. Хаваскатт виртуозно разжигал пожар бунта, не давая возможности кому-либо остановиться и задуматься над происходящим. Когда Хейдер попытался заступиться за очередного эггендома, толпа его просто смяла. Людей интересовала только кровь. Опьянев от безнаказанности, они грабили и убивали, вымещая голод и безысходность на своих врагах.
— Свершим правосудие! — кричали вооруженные наемники, врываясь в дома.
— Отомстим! — ревели в ответ сотни разгоряченных глоток, громя все вокруг.
— Смерть всем! — откликался на безумие жаркий огонь, пожирая очередной дом…
Поздним вечером командир отряда подсел к бастарду, сгорбленно застывшему у края стола.
— Что косишься на нас, словно диких зверей увидел? — зло улыбнулся Хаваскатт. — Или думаешь, что с богатенькими любимчиками лорда по-другому можно?
— Можно, — тихо ответил Хейдер. — Можно. По закону. Как и сказано нашим королем, что стребует с этих пьяных бедолаг по полной.
— Не волнуйся за них, — рассмеялся седой убийца, разглядывая молодого человека как неведомую зверушку. — Как закончим, они по большей части в леса уйдут, переждут немного, а потом покаются. Не они первые начали, а у Кайлока сердце отходчивое. Хорошенько наподдаст лорду, что разрешил грабить людей и голодом морить, да простит.
— Ты ошибаешься… Убийц не прощают. Убийц вешают и четвертуют… Мы теперь все кровью залиты. И твои люди, которые в домах шарили и насиловали, и крестьяне, которые соседей на стропилах вешали. Все…
Наемник поднялся, повел плечами:
— Должен с тобою согласиться. Мы теперь все одинаковые. И ты, белоручка, и мои ребята, которые за тебя всю грязную работу сделали. Если расслабимся и к латникам в руки попадем, висеть на одном дереве, рядком… Иди спать, нам завтра к последнему мерзавцу заглянуть осталось, и работа сделана.
Хейдер поднял воспаленные глаза и ответил, с трудом сдерживая бешенство:
— Я не поеду, хватит с меня. Я шел защищать и спасать, а не грабить и убивать. У нас теперь разные дороги…
— Тебе так кажется, мальчишка… Дорога теперь у нас одна. Или в лес до осени с местными, или на прорыв на север, пока тропы не перекрыли… Но дело твое. Мы завтра заканчиваем и через ночь уходим.
— Бросив крестьян на откуп дружинникам? Их же перережут как баранов!
— Не успеют. Можешь не волноваться, мы больше потов прольем, удирая отсюда, чем эти хитрые пройдохи. Они не только с соседями поквитались, да чужое имущество к рукам прибрали. Они еще успеют часть дружины в болотах оставить, если кто в лес сунется. Так что больше о своей голове заботься…
Посмотрев за окно, где плясали во тьме холодные снежинки, бастард лишь покачал головой:
— В лесу? В болотах? Кто же сможет по морозу в лес бежать, бросив дома и все нажитое? Верная смерть… Или от чужих мечей, или от холодных объятий Фриддэфа…[36]
Последнее семейство попыталось бежать, но неудачно. Столкнувшись на дороге с вооруженной вилами и кольями толпой, эггендом выставил охрану и повернул сани с домочадцами обратно. Потеряв при обстреле шестерых, крестьяне замерли на краткий миг, сбившись в кучу. Наемники сдвинулись по бокам орущей массы людей и навесным ответным огнем погнали слабо вооруженных защитников назад. Вслед за побежавшими рванули разъяренные нападающие. Пока жаждущие крови мужики штурмовали забор, валили
