можно будет смотреть. Ее ладонь все еще дрожит, а глаза она зажмурила так сильно, что у нее даже лицо малость перекосилось. Я медленно подвожу ее вплотную к Зеркалу, и наши расплывчатые отражения останавливаются у нас перед самым носом. Собираюсь с мыслями, напоминаю себе, что я, в общем-то — вполне счастливый и здоровый человек и что у меня есть приличная работа и веселые друзья, а в последнее время еще и Елена мне начала глазки строить… Короче, думаю о том, что все у меня хорошо, и я просто хочу ненадолго заглянуть за Зеркало — всего на несколько минут. И делаю еще один шаг. Сколько раз я уже это проделывал, и все равно в первый момент не могу удержаться от того, чтобы не вскрикнуть от восхищения. Мир по ту сторону Зеркала поражает все чувства сразу: яркие цвета, завораживающая мелодичная музыка, потрясающе приятные запахи… Что есть силы трясу головой и, на всякий случай, шлепаю себя свободной рукой по щеке. Хотя это, на самом деле, лишнее — это в первые разы мне сложно было, а сейчас я почти сразу в себя прихожу. Привычка.
— Открывай, — говорю своей клиентке, еще крепче сжимая ее руку. Она широко распахивает глаза, охает, ахает и от избытка впечатлений приседает на корточки и начинает гладить густую ярко-зеленую траву под ногами. Вокруг нее из этой травы тут же начинают лезть цветы — красные, синие, желтые… Облегченно вздыхаю. Цветы — это не страшно, было бы хуже, если бы она улететь попыталась, как один из моих прошлых клиентов! Дергаю ее вверх, разворачиваю лицом к себе и резко встряхиваю:
— Очнись, ты сюда пришла, чтобы забрать домой своего парня. Ну же! В глазах никакого понимания — вообще ни одной мысли, сплошная эйфория. То самое счастье, ради которого якобы создан человек. И ради которого он готов бросить всех и все, что этому счастью мешает. Сдать стариков-родителей в дом престарелых, а детей — в детский дом, бросить надоевшего мужа или жену, послать к черту друзей и коллег по работе, которые на него рассчитывают. Или просто, никому ни слова не говоря, медленно пройти сквозь Зеркало, мечтая о том, чтобы остаться за ним навсегда — и войти в этот странный мир, где каждый человек живет именно так, как ему хочется, и никто ему в этом не мешает. Размахиваюсь и от души залепляю клиентке оплеуху. Джентльменству здесь не место — если сразу не привести девчонку в чувство, за Зеркалом станет на одного жителя больше. Хотя и рискую при этом, конечно: она запросто может разозлиться и пожелать, чтобы меня за эту пощечину растерзали кровожадные монстры, которые тут же здесь появятся. Впрочем, мы стоим совсем рядом с поверхностью Зеркала, так что, в крайнем случае, я, пожалуй, успею убежать в реальный мир.
— Ты что?! — возмущается девушка, но расправляться со мной, похоже, не спешит, потому что пейзаж вокруг нас не меняется — кругом все те же цветущие деревья и порхающие среди них огромные бабочки.
— Зови своего Алика и побыстрее, — напоминаю я ей. — И старайся поменьше смотреть по сторонам. По сторонам она, конечно, все равно глазеет, но, кажется, чувства реальности больше не утрачивает.
— Прямо так и позвать? — спрашивает.
— Ну естественно! Ты же хочешь его увидеть? Значит, здесь он обязательно тебя услышит. Другое дело, что он может и не захотеть откликнуться, но если ты постараешься…
— Ясно, — перебивает она меня и, набрав в грудь побольше воздуха, громко выкрикивает. — Алик! Александр!!! Я чуть не оглох от этого вопля — она действительно хочет, чтобы он вернулся. Ее крик несколько раз отозвался эхом где-то вдали, за деревьями, вокруг нас неожиданно поднялся ветер, и даже солнечный свет, до этого очень яркий, заметно померк. Впрочем, я по-прежнему старался смотреть, в основном, в землю или на девушку — хоть я и бывал здесь уже много раз и умею себя контролировать, осторожность все же не помешает. Вон Димка, Нинкин брат, девять лет из-за Зеркала людей вытаскивал, а в прошлом году едва сам здесь не остался: увидел вдалеке своего умершего отца и побежал к нему. Хорошо, что клиента, которого он сюда привел, Димка так и не выпустил — тот его «затормозил», а потом вытащил обратно, на нашу сторону…
— А-а-алик!!! — теперь я знаю, что такое «вопль, переходящий в ультразвук». И, кажется, начинаю завидовать этому Алику. Ради меня вот еще ни одна дамочка так не верещала!
Осторожно поднимаю глаза. За деревьями мелькают какие-то тени. Кто-то из тех, кого родные не захотели или не смогли отсюда вытащить? Скорее всего. А один из этих силуэтов вдруг направляется в нашу сторону и начинает приближаться.
— Алик!.. — девушка рвется ему навстречу, но я резко дергаю ее назад:
— Стой на месте. Если она сейчас у меня вырвется — будут они с Аликом вечно гулять под этими деревьями, и я ничем не смогу им помочь.
— Алик, иди ко мне! — она машет ему свободной рукой, подпрыгивая на месте. — Иди же! Он и так идет, причем все быстрее и быстрее, и тоже размахивает руками. Значит, узнал свою подружку. И вроде как рад ее видеть. Уже неплохо — возможно, ей и правда еще удастся забрать его отсюда.
— Аня? — последние несколько метров он уже бежит и останавливается совсем рядом с нами. — Аня, ты тоже здесь? Молодец, здорово! Тут он замечает меня, холодно кивает и с удивлением обнаруживает, что мы с его Аней держимся за руки. Вновь смотрит на нее — уже не так радостно и даже слегка подозрительно:
— Аня, ты ведь ко мне пришла? Клиентка бросает на меня растерянный взгляд. Ну да, я сказал ей, что она должна убедить своего парня вернуться, но тому, как это сделать, ее никто не мог научить. Она может только сама догадаться, какие именно слова на него подействуют.
— Не к тебе, а за тобой, — твердо произносит она. — Погулял немного и хватит. Пошли домой. Выражение его лица плавно, но быстро меняется: от счастливого к изумленному, от изумленного к недовольному.
— Зачем? Оставайся здесь, со мной! Тут так здорово…
Интересно, кем он здесь стал? Крутым начальником, которого боятся подчиненные и за которым толпами бегают длинноногие блондинки? Правителем, сделавшим всех своих подданных счастливыми? Одиноким бродягой, который живет, как хочет, и до которого никому нет дела? Ребенком, которого все любят и который никогда не вырастет? Те, кого нам удалось отсюда забрать и кто потом согласился рассказать о своей «зазеркальной» жизни, почти всегда описывали один из этих вариантов, разве что с небольшими различиями. У людей, не любящих реальную жизнь, на самом деле просто безумно бедная фантазия! Голос стоящей рядом девушки отвлекает меня от этих размышлений.
— Нет, Алик, — говорит она. — Мы должны вернуться. Все, что находится за Зеркалом — это обман. Ничего этого на самом деле нет.
— Да брось, Анька! Именно это и есть настоящая жизнь! А не то, что у нас раньше было… Неужели тебе здесь не нравится?
— Нет. Даже я понимаю, что она врет. Ей здесь очень нравится, потому что не нравиться это место не может в принципе. Здесь всем хорошо. Здесь не надо ни работать, ни подстраиваться под других людей, здесь никто ничего от тебя не требует, и ты можешь делать все, что захочешь. Она не может этого не чувствовать. А потому ее парень ей не верит.
— Здесь хорошо, — говорит он ей. — Здесь тебя никто не будет пилить, никто не станет капать тебе на мозги, никто не будет говорить, что ты должна делать! Здесь мы с тобой будем свободны…
— …и никому не нужны, — заканчивает она его фразу. Я проникаюсь к ней все большим уважением: с виду была этакая глупышка, а на самом деле вон она, оказывается, какие выводы делает! Алик выглядит озадаченным — по всей видимости, такая трактовка слова «свобода» ему в голову никогда не приходила.
— Почему же не нужны? — мямлит он. — Мы с тобой будем нужны друг другу…
— Ты еще нужен твоим родителям. И твоему другу, Мише. И твоей собаке, — перечисляет она, и при каждом ее слове он болезненно морщится.
— Не говори мне про родителей! Я от них сюда и ушел! А Мишка — вообще кретин…
— Но они тебя любят. Ты даже не представляешь, как им всем без тебя плохо!
Опять врешь, девочка, было бы им по-настоящему без него плохо — они бы сейчас тоже здесь в ряд выстроились и звали бы его назад. И если он об этом догадается…
— Если я им и нужен, то только, чтобы я им зарплату приносил и все их просьбы выполнял! — кричит Алик. В голосе — жуткая обида, но это как раз хорошо. Это значит, что предки ему не безразличны. Вот только Аня не знает, что ему на это возразить и снова растерянно поворачивается ко мне. А я понятия не имею, как теперь лучше действовать. Некоторых людей вмешательство постороннего только злит, и они
