— Нет… Я был всего лишь одним из офицеров в довольно многочисленной группе.
— Кто возглавлял эту группу?
— Полковник Кунгель.
— Где он теперь?
— Не знаю. Он был арестован некоторое время назад.
— За что?
— Ваши самолеты каждый день топили уходившие транспорты. Кто-то должен был за это ответить.
— Почему пострадал именно Кунгель?
— Он отвечал за эвакуацию.
— И вам удалось доказать, что Кунгель был связан с нашей авиацией?
— Нет, не удалось… — Крамергоф никак не реагировал на слова “вам удалось”. Он просто не заметил этого подвоха в вопросе русского полковника и продолжал: — Виноват, конечно, был кто-то другой. Когда Кунгель был арестован и предан суду, здесь был разоблачен некий капитан Рюкерт. Он был взят вместе с советской радиостанцией.
Довгалеву стоило огромных усилий не выдать своего волнения.
— Этот разоблаченный капитан Рюкерт во всем сознался? — небрежно спросил Довгалев.
Гестаповец помолчал и ответил:
— Он бежал.
— Бежал, будучи арестован? Невероятно! И совсем не похоже на гестапо.
— Он был ранен. Найдены следы крови. Можно полагать, что он забился куда-нибудь и умер от раны.
— Откуда вам известны все эти подробности? — Довгалев в упор смотрел Крамергофу в глаза.
— Я… — Крамергоф на мгновение замолчал.
— Да, вы… Откуда вы все это узнали? Вы же занимались эвакуацией, а не ловлей диверсантов! Надеюсь, вы не будете утверждать, что о поимке Рюкерта сообщалось в печати?
— Видите ли… — начал выпутываться Крамергоф, — мой друг работал в гестапо, и он рассказал мне.
— Фамилия друга? — мгновенно спросил Довгалев. Крамергоф сразу не ответил.
— Придумав друга, — заметил Довгалев, — надо было сразу придумать ему и фамилию. Для работника гестапо такая оплошность непростительна.
— Почему — гестапо?
— Потому… Мы с вами взрослые люди. Пора нам заговорить серьезно, — сказал Довгалев спокойно и уверенно. — Вы участвовали в операции против капитана Рюкерта?
— Нет.
Довгалев улыбнулся:
— Тогда вам ничего не остается, как сослаться на печать.
— Я же сказал вам о моем друге-майоре Фальберге.
— Поздно. Майору Фальбергу уже совсем не к чему появляться на белый свет, тем более из небытия.
В это время дверь открылась, и в комнату вошел мужчина в штатском, явно не по росту костюме.
Довгалев смотрел на вошедшего и верил и не верил тому, что видел. Да, это был Дементьев! Только он был с усиками и с нелепой шкиперской бородкой золотистого цвета.
— Очень хорошо, товарищ Дементьев, что вы зашли, — спокойно сказал Довгалев, так спокойно, будто Дементьев вышел из его комнаты полчаса назад. — А то вот моему собеседнику приходится выдумывать всякую всячину. Проходите, садитесь.
Дементьев сразу все понял, прошел к столу и сел напротив Крамергофа. Тот мельком посмотрел на Дементьева и невольно отшатнулся.
— Надеюсь, больше не будете заниматься сочинительством? — обратился к гестаповцу Довгалев и нажал кнопку звонка. (В комнату вошел конвойный.) — Идите подумайте. Через час мы поговорим с вами начистоту. Согласны?
— Согласен… — Крамергоф не сводил глаз с Дементьева.
Гестаповца увели.
Довгалев напряженно ждал, пока закрылась дверь, а потом вскочил, опрокинув кресло, и бросился к Дементьеву:
— Жив!
Больше Довгалев не смог сказать ни слова. Он обнял Дементьева, прижал его к себе, как отец сына, вернувшегося домой после долгой и опасной разлуки. Вот так они и стояли молча, крепко обнявшись, два солдата, для которых высшее счастье — исполненный воинский долг.
ОТВЕТНАЯ
ОПЕРАЦИЯ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
С высоты сегодняшнего времени полезно оглядываться назад, в прошлое: это помогает лучше видеть и понимать результаты борьбы миролюбивых сил планеты против сторонников войны, как “горячей”, так и “холодной”.
Наша память — тоже оружие в этой борьбе…
Война — позади.
Берлин пережил три тяжелых послевоенных зимы и готовится к четвертой. Но выглядит он почти так же, как в мае сорок пятого года — сильно разбит и весь обуглен. Обрушившееся на него пламя гнева народов было яростным и беспощадным…
Кроме того, Берлин живет такой жизнью, какой не было ни у одного города нашей планеты за всю историю человечества. Он рассечен на четыре части, и в каждой — своя военно-оккупационная власть и свои порядки. Хотя считалось, что жизнь города объединяет Межсоюзническая комендатура из военных представителей СССР, Америки, Англии и Франции, на самом деле уже давно комендатура превратилась в место бесконечных и безрезультатных споров между представителями советского командования и представителями Запада, которые, все меньше стараясь это скрыть, добивались окончательного раскола Германии на две части.
Разъединение страны уже проявлялось и в самой жизни немцев. В советской оккупационной зоне делалось все для того, чтобы немецкий народ прочно вступил на путь мирной демократической жизни. В то же время три западные оккупирующие державы делали все, чтобы превратить Западную Германию в свою военно-политическую базу для авантюр против миролюбивой политики Советского Союза и против демократической жизни Восточной Германии.
Осень сорок восьмого года, когда начинаются события нашего рассказа, была особенно напряженной…
