всю мою жизнь и была ее содержанием и целью… Прошу пересмотреть мое дело и снять с меня тяжелые обвинения, в которых я совершенно не виноват. Прошу Вас дать мне возможность снова продолжить мои работы над ракетными самолетами для укрепления обороноспособности СССР». В сентябре 1940 года Королева переводят в систему спецслужб НКВД, где он, находясь в заключении, может продолжать свою любимую работу. До 1946 года он работает вместе с авиаконструктором Туполевым в закрытом, а точнее, тюремном конструкторском бюро. Эти тяжелейшие годы испытаний не сломили дух и волю Королева, не заставили его идти на компромисс со своими убеждениями. Ничего не проходит бесследно. Необоснованные обвинения и годы тюрьмы конечно же наложили отпечаток и на характер Королева, и на его взаимоотношения с окружающими. Да и откуда быть ему веселеньким, добреньким и приветливым, если еще в 1957 году, когда Сергей Павлович был уже назначен Главным конструктором ракетной техники, он все еще был подследственным и нереабилитированным! Из воспоминаний Анатолия Семеновича Кириллова, ветерана Байконура: «Он был неоднозначной фигурой, очень противоречивой, но именно это и создавало какой-то своеобразный ореол вокруг его имени. Во всяком случае, как бы он себя ни вел, какие бы ни были столкновения, никто и никогда не оставлял у себя в сердце обиды на него, потому что знали, что сегодня он взбешен, а завтра ты будешь его лучшим другом. Это относилось только к тем, естественно, кто отдавал себя целиком делу, которому отдавал себя сам Королев». Это слова человека, который на себе не единожды испытал и гнев, и милость Сергея Павловича за годы совместной работы на полигоне.
Действительно, полигон — это сплошной цикл испытаний, другой работы здесь нет. И поэтому и Королев, и Пилюгин, и другие главные конструкторы находятся здесь же, среди испытателей. Это и дало мне возможность понаблюдать за Сергеем Павловичем. Конечно, со стороны, ибо мы с ним находились на различных ступеньках иерархической лестницы. Лейтенант и грозный Главный конструктор! О чем разговор! Конечно же, это был умный, талантливый ученый-организатор. Хотя, по моим наблюдениям, где-то к концу 60-х годов Сергей Павлович был уже больше организатор, чем ученый. Это естественно, полстраны работало над созданием «ракетного щита», кто-то должен был этим процессом технически грамотно и квалифицированно управлять. Мы все, и особенно молодежь, неважно — гражданская или военная, все его боялись и старались как можно реже попадаться ему на глаза. Зная его крутой нрав, мы прекрасно понимали, что в случае чего (непростительные ошибки или разгильдяйство в ходе испытаний, например) у тебя есть шанс в ближайшие пять-шесть часов покинуть полигон даже в том случае, если это место твоей постоянной работы или службы. Это еще большой вопрос: кто командовал военным полигоном, — его начальник-генерал или Сергей Павлович. «Разгоны», которые он устраивал, стали уже легендой. Делал он это мастерски: глаза метали молнии, слова уничтожали, он грозил отправить домой пешком по шпалам, советовал перейти в артель, где делают керогазы, или на стружкодробилку. Но это были только слова. Никого он не уволил, никого не обидел. Конечно, все его побаивались, но больше уважали. Был момент, когда я сам чуть не отправился в далекое путешествие по шпалам. Как-то возились мы с Дымовым в нашей пультовой, налаживали какие-то приборы и не заметили, как в пультовую вошли Королев и генерал Семенов — заместитель председателя госкомиссии по пуску нашего изделия. Я продолжаю работать и делать вид, что никого не вижу, но от страха душа ушла в пятки, а Дымову все равно — он человек гражданский. Большие начальники молча постояли пару минут, а затем Сергей Павлович говорит: «Ну как же так! Вошли академик и генерал, а этим двум даже дела нет до них. Разве это порядок!» Здесь, конечно, мы с Дымовым встали по стойке «смирно», извинились и стали ждать решения нашей дальнейшей судьбы. Нам повезло, видно, у большого начальства было хорошее настроение. Сергей Павлович нас пожурил немножко, и они покинули пультовую.
В какой уж раз вспоминаю фильм «Укрощение огня»! Смотрю с огромным удовольствием. Он вызывает во мне волну воспоминаний, на эти два часа я как бы возвращаюсь в те далекие времена, незримо участвую в событиях, которые разворачиваются на экране, знаю и когда-то общался практически со всеми реальными героями, которых очень хорошо играют наши известные артисты. В сценах на полигоне Кирилл Лавров — это настоящий Сергей Павлович — такой, каким я его видел в жизни. Думаю, что фильм получился очень близким к реальной жизни потому, что у него были хорошие консультанты — старожилы полигона и мои коллеги по космическому ведомству. Например, слова за кадром: «…Протяжка 1… Протяжка 2… Есть зажигание!.. Есть контакт подъема!.. Подъем!» — это осипший от волнения голос моего коллеги по работе в центральном аппарате Министерства обороны Вилена Егорова. А сотрудницу Королева, влюбленную в него и единственную, кого он допускал на старт (факт реальный — среди командированных была представительница фирмы Королева — Инна, фамилию не помню, и была ли она в него влюблена — не знаю, но ей одной разрешалось быть на старте до самого момента пуска ракеты), играет в этом фильме очаровательная Светлана Коркошко, сегодняшняя моя соседка по дому.
О Королеве можно говорить много, красиво и долго. Это действительно выдающаяся личность. Можно смело сегодня утверждать, что не будь его, никто не знает, по какому пути и как двигалась бы отечественная ракетная техника и космонавтика. Этот ученый и выдающийся организатор, целеустремленный, несгибаемой воли человек в полной мере и до дна испил ту горькую чашу, которую определила ему его судьба и наша советская действительность. Были времена, когда 12 апреля — День космонавтики отмечался помпезно и во всем мире. Апогей этого праздника — торжественное собрание в Кремлевском Дворце съездов. Мне приходилось бывать на таких мероприятиях. В президиуме — члены Политбюро, правительства, два-три слетавших космонавта, министры, передовики промышленности и сельского хозяйства — в общем, все те, чьим умом, трудом, неимоверными человеческими усилиями наша страна превращена в великую космическую державу. Половина зала — чиновники — «космические труженики» рангом пониже. С трибуны — хвалебные оды партии и правительству, мудро ведущих нас по неизведанным космическим трассам, да две-три фразы в адрес таинственного, какого-то мифического, напрочь засекреченного Главного конструктора. Где он? А какой он? А есть ли он на самом деле? А где-то в пятом-шестом ряду партера сидит человек с суровым, тяжелым взором, который с тоской и обидой слушает красивые слова и лозунги, направленные явно не в те адреса. Ну разве это справедливо! Вот уж парадоксы нашей российской действительности: чем быстрее ты умрешь, тем скорее народ узнает о тебе и тех хороших делах и великих свершениях, организатором и вдохновителем которых ты был. Вот хорошо здесь подметил Анатолий Семенович Кириллов: «После полета Ю. А. Гагарина и других нам приходилось бывать на приеме в Кремле. Там собиралась масса народу, около двух тясяч человек, а нас, участников этих событий, были единицы, остальные были люди, просто празднующие это достижение науки и техники. Мы, как правило, стояли в сторонке отдельной кучкой, и, конечно, здесь главным действующим лицом был очередной космонавт, проявивший исключительное геройство, которого награждали, которого славили и прочее. И я наблюдал за С. П. Королевым. Он был спокоен, принимал все, как должное, но в глазах у него была вполне понятная и объяснимая тоска. Он был в какой-то мере обижен и оскорблен тем, что мы все — создатели этого вида техники, которые обеспечили запуск этого человека на орбиту, который выполнил очень ограниченную задачу, которую может выполнить любой другой летчик, — мы оставались в тени, как будто мы здесь совершенно ни при чем, наравне со всей этой многотысячной толпой участников банкета. И эта тоска в глазах, эта боль всегда просматривались, но он ни разу не обмолвился ни одним словом на этот счет».
Приятный для меня факт: в испытаниях нашей ракеты принимают участие испытатели полигона — мои старинные (как-никак, а три года прошло!) знакомые и бывшие учителя: Поцелуев, что мне особо приятно, Патрушев, Соколов, Кабачинов, Караваев. Но только мы чуть поменялись местами. Теперь я уже в части системы управления выступаю в качестве знающего специалиста и с удовольствием помогаю им освоить новую для них технику.
Военные испытатели полигона! Это особая, уникальная когорта испытателей, которая готовится не за партой высшего учебного заведения, а рождается, как говорится, «в окопах» — в пультовой, на старте и закаляется в жарких спорах как с представителями разработчиков и промышленности, так и со своим братом, военным, если заказчики и военпреды почему-либо отступают от своих требований, занимают соглашательскую позицию. Королев доверительно относился к испытателям со стороны полигона, всегда прислушивался к их мнению и зачастую принимал их сторону в жарких спорах между промышленностью и военными на технических и стартовых позициях. Сергей Павлович строго придерживался правила: за своевременно признанную ошибку испытателей не наказывать. Как вспоминает Виталий Соколов, однажды на стартовой позиции он допустил грубейшую ошибку: при сборке электрической схемы неправильно подключил один из штепсельных разъемов, в результате — короткое замыкание, выход из строя кабельной
